В июне 2013 года 17-летний волгоградец Игорь Смольянов (имена и фамилии всех героев текста изменены, — прим. «Медузы») успешно сдал школьные экзамены и отнес документы в академию МВД. Он очень хотел пройти отбор, поэтому каждое утро подтягивался и прыгал через скакалку на площадке возле дома. Игорь никогда не видел отца, но знал от мамы, что тот работал следователем и умер, когда она была беременна. Еще в восьмом классе Смольянов решил, что тоже пойдет на юридический, а потом будет распутывать сложные преступления и бороться с преступностью, как отец.

В середине июля мама, Полина, рассказала сыну, что звонили из академии, сообщили, что он — в первой пятерке среди рекомендованных к зачислению, завтра об этом торжественно объявят в актовом зале. На столе его уже ждали курица гриль и торт медовик — мать и сын сели отмечать победу.

В конце августа Игоря пригласили в учебную часть академии. Когда он пришел, один из сотрудников с ходу огорошил парня: «Не знаю, в курсе ты или нет, но твоя мать путана. Я пробивал на досуге всех [поступающих в академию], за ней несколько штрафов по 6.11». Статья 6.11 Кодекса об административных нарушениях — «Занятие проституцией».

Тот же сотрудник сообщил Игорю, что это, конечно, не может быть поводом для отказа в зачислении в академию МВД. «Но если ты парень с амбициями, должен понимать на берегу: с таким фактом в биографии родительницы мечты о серьезном продвижении по карьерной лестнице лучше оставить», — рассказывает Игорь.

Полина вспоминает, как в тот день вернулась домой, Игорь вышел навстречу и, неуверенно улыбаясь, спросил: «Мам, а че это за прикол, откуда у тебя штрафы за проституцию?» Говорит, что ноги вдруг сделались ватными, а в голове «маленько зашумело». Только спросила в ответ: «Сынок, а как ты узнал?» Игорь молча собрал вещи и ушел, хлопнув дверью.

У меня же, кроме сына, вообще ни хрена хорошего

Полина Смольянова родилась в маленьком городе Калач-на-Дону в Волгоградской области. Мать работала няней и уборщицей в детском саду, отец — рыбаком. Отец часто напивался и гонял их с матерью по дому — бил, обзывал бездельницами и шалавами. Они прятались у соседей или закрывались в бане. Когда Полине было восемь, родители развелись: мать узнала, что муж ей изменяет.

Полина вспоминает, что у матери всегда было несколько официальных работ и «вагон подработок», она всегда была вымотанной и раздраженной. Мать кричала на нее матом практически за любой проступок: «получила четверку за диктант, прожгла юбку, потеряла рубль из сдачи». Часто говорила Полине, что та «не дочь, а наказание господне» или «говно, насратое давно». Самое ласковое, когда у матери было нормальное настроение, — «горе ты мое луковое».

Особенно строго мать относилась к отношениям Полины с мальчиками. «Если узнаю, что ты с кем-то путаешься, — на тряпки [тебя] порву», «в подоле принесешь — вместе со шмотьем тебя из дома выброшу и не посмотрю, что ты моя дочь», «на одну ногу наступлю, за другую потяну и разорву пополам» — Полина говорит, что мать ей начала это говорить с тех пор, как она пошла в школу.

Полина пользовалась популярностью у одноклассников: узкая талия, длинные русые волосы, серые глаза на пол-лица. Но всегда отказывалась даже дружить с мальчиками, опасаясь, что узнает мать. После школы она поступила на педагогический и уехала в Волгоград.

На втором курсе Полина забеременела от своего парня — студента четвертого курса юрфака Юрия. Когда рассказала ему об этом, Юрий разозлился, велел сделать аборт и пропал. Аборт Полина делать не стала: родила ребенка и бросила институт. На птичьих правах осталась жить в общежитии в комнате для инвентаря.

Когда сыну исполнилось пять месяцев, Полина испугалась, что ее с ребенком выбросят из общаги на улицу, и она решила откликнуться на объявление «требуются девушки с приятной внешностью». Было страшно, вспоминает она, но почти не было метаний между «плохо это или хорошо». Возвращаться к матери «с поджатым хвостом» и тем более везти к ней сына Полина не хотела, «да и не приняла бы она».

На первые заработанные деньги Полина купила замороженную курицу и вафельный торт в шоколаде. Говорит, что заработанного за час ей хватило на еду примерно на неделю. Потом она стала ездить к клиентам почти каждый день.

Матери о рождении ребенка и уходе из института Полина не сообщила — сказала, что устроилась работать официанткой в дорогой ресторан и там ей оставляют хорошие чаевые. Часть денег она маме даже отправляла — та все равно злилась, что дочь работает не по специальности. Через четыре года Полина смогла купить квартиру на окраине Волгограда, но решила поработать еще несколько месяцев — «запасти денег впрок и иметь возможность перейти на нормальную работу».

Однажды в квартиру, где она работала с другими женщинами, на контрольную закупку пришли милиционеры. Это был самый конец 1990-х, как раз ввели административные штрафы за занятие проституцией, и, как рассказывает Полина, «менты упивались новыми возможностями, которые по факту были безграничными». Полину и других женщин заставили подписать протоколы (позже мировой судья признал их виновными и выписал штрафы по той самой статье 6.11 КоАП), отобрали у них деньги и украшения, потом выбрали тех, кто понравился, и изнасиловали.

Примерно в это же время у матери Полины обнаружили рак. Перед смертью она часто повторяла: «Я растила тебя в ежовых рукавицах и была права. Смотри, как у тебя все хорошо сложилось: мальчонка растет, есть свой угол, работа». Слышать это было невыносимо, вспоминает Полина: «Хотелось закричать: „Мама, господи, да не была ты права! Посмотри на меня: да у меня же, кроме сына, вообще ни хрена хорошего“».

Спустя более четырех лет такой работы Полина приняла предложение от своего самого первого клиента и устроилась продавцом в открытый им магазин ювелирных украшений.

* * *

Полина говорит, что сын ее рос «увлеченным всем на свете, ходил одновременно и на футбол, и на бокс, и на плавание, и на гитару [в музыкальную школу], любил историю, читал фантастов». Мы разговариваем по скайпу — Полина показывает в монитор толстую папку с грамотами сына, листает ее, подробно рассказывая, в каком году сын получил ту или иную награду и как они вдвоем отмечали победы походами в парк аттракционов и кафе.

Все хорошее в сыне — от отца, считает Полина. Она с гордостью говорит, что сын много лет подряд был старостой класса, а одноклассницы обрывали им все телефоны; как в старших классах он стал капитаном футбольной команды, а от музыкальной школы выступал на Дне города и Дне Победы. В спальне Полины висит рисунок в золотистой рамке. На нем она — стройная шатенка с волосами до плеч в голубом платье — обнимает за плечи сына, высокого сероглазого молодого человека. Картину нарисовал сын и подарил ей на 35-летие.

«Мысли рассказать ему, что я работала проституткой, не возникало, — говорит Полина. — Это эгоизм. Это ж насколько нужно не любить своего ребенка, чтобы вывалить на него такое?» Полина боялась, что сын может узнать от кого-то еще, но старалась даже не думать об этом, так было страшно. Надеялась, что никто и рассказать не сможет — «это же было давно и неправда».

Игорь после того короткого разговора в 2013-м уехал жить к другу. Он вспоминает, что тогда у него в голове «сами собой возникали идиотские кадры из порнухи, где в главной роли была мать, как она с разными мужчинами, ну, это…». Иногда картинки крутились в голове непрерывным потоком. «Хотелось выдавить себе глаза, чтоб все развидеть», — говорит Игорь. Он часто плакал.

Игорь жил у друга неделю, все это время Полина собиралась ему позвонить или написать, но не представляла, что и как говорить. Хотела написать: «Сынок, я волнуюсь, когда ты придешь домой?» Потом думала: «Какая же я теперь мать в его глазах? Проститутка. Грязь». Казалось, что теперь вся их прежняя жизнь «обнулилась».

Игорь избегал общения не только с мамой, но и со своей девушкой Катей — не отвечал на звонки и сообщения. Когда Катя узнала от их общего друга, что Игорь живет у него, пришла и вынудила говорить. Игорь рассказал ей о матери.

Катя была знакома с Полиной, приходила к ним домой, они вместе пили чай и ели приготовленные Полиной пироги или блины. Помолчав, Катя сказала: «Слушай, это же ужасно опасно. Твою маму вообще-то могли убить. Ты об этом подумал?» Они проговорили всю ночь.

По словам Игоря, он «реально очень испугался», обдумав сказанное его девушкой. «Когда я слышал от сверстников о конфликтах с родителями, я часто ловил себя на мысли, что у меня крутая мамка, она бы так не сделала, она бы меня сто пудов поддержала, — говорит он. — Мама в меня всегда верила такой пуленепробиваемой верой. Это была даже не вера, а знание какое-то: она знала, что я все могу, поэтому я и сам в себя верил».

Сложившуюся ситуацию Игорь тогда не смог сразу осмыслить. «Я реально охреневал, в голове не укладывалось: камон, как мама могла заниматься проституцией? Я просто ходил и думал: „Что происходит? Покажите наконец [скрытую] камеру: куда улыбаться?“»

Винить мать Игорь перестал довольно быстро, но начал злиться на тех, кто не помог ей в трудное время, и на мужчин, которые этим воспользовались: «Ей было страшно, она была молодая, ее никто не поддержал. У нее просто не было такого человека, как она для меня. Это страшно, наверное».

Через неделю Игорь вернулся домой и сказал: «Мама, о чем ты думала? Тебя же могли убить». По его словам, первое время его «триггерило» от некоторых вещей, на которые раньше он даже не обращал внимания. Например, когда слышал чью-то шутку про «твою мамку» во время онлайн-игры с друзьями. «Раньше для меня эти фразы были привычным фоном, я к ним относился никак. А потом стал на автомате беситься», — говорит Игорь.

В 2015-м он сам отвел свою мать к психологу. Полина вспоминает, как в конце первого сеанса психолог сказала ей: «Ну какое же вы горе луковое? Вы же воспитали такого честного, мудрого мальчика».

Психолог помогла Полине понять, что подсознательно она всю жизнь смотрела на себя критическим взглядом своей матери, поэтому все плохое в свой адрес принимала как то, что само собой разумеется. У Полины диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство.

«Мне, в общем-то, с детства мать внушила, что я — говно, и я с этим знанием дожила до своих сорока, — признается Полина. — Даже сейчас, когда я говорю „внушила“, где-то из глубины мать недовольно смотрит на меня и говорит: „Ата-та, скотина ты эдакая. Не внушила, а так и есть!“ То, что сын смог принять меня, изменило меня».

Полина говорит, что до конца не может поверить, что сын ее любит так же, как раньше: «Мне иногда кажется, что так не бывает, что завтра он отойдет от шока, все осознает и отвернется от меня».

Документы из академии МВД Игорь в 2013 году забрал. Поступать в другие вузы в том году было уж поздно, поэтому он устроился консультантом в магазин электроники. Летом 2014-го Смольянов поступил в санкт-петербургский университет. Полина продала квартиру в Волгограде и через год перебралась к сыну.

Полгода назад Полина узнала, что у нее рак. Сейчас ее поддерживают сын и тот самый первый клиент, который помог ей устроиться в ювелирный магазин, — ее единственный друг.

Я как могла, так и прожила — не тебе судить

У 53-летней Надежды из Самары хриплый прокуренный голос. О своей жизни она рассказывает очень откровенно и местами по-детски наивно.

В 1986 году Надежда приехала из деревни в Самару, с отличием окончила торговое училище, устроилась в магазин в центре города. Хотелось красиво выглядеть, а зарплаты продавца не хватало. Поэтому иногда Надежда устраивала бартер: мимо кассы продавала парикмахерам водку — во времена тогдашней антиалкогольной кампании она была дефицитным товаром — те в ответ «наводили красоту» с ее длинными белокурыми волосами.

Однажды постоялец гостиницы, который отоваривался у Надежды в магазине, пригласил ее в номер. Они выпили и переспали, утром он оставил ей деньги «в благодарность, потому что ему все понравилось». Надежда задумалась: «А почему бы и нет?» После того случая она познакомилась с девушками из сферы секс-услуг и «как-то незаметно перетекла в эту сферу».

Рядом с магазином была гостиница, куда часто приезжали деловые иногородние мужчины, иногда — иностранцы, а Надежда была «девушка такая, прямо в глаза бросалась — прическа, макияж, все дела». Как в анекдоте, говорит Надежда: «Журналист спрашивает у девушки: „Как вы стали валютной проституткой?“ Она отвечает: „Не знаю, наверное, просто повезло“».

Заработок позволял Надежде выглядеть «на уровне», каким она его представляла: покупала на рынке мутоновые шубы, енотовые шапки, модные спортивные костюмы Finn Flare и Adidas. 

Когда Надежде исполнилось 33 года, она решила родить ребенка. Забеременела от друга, ему об этом говорить не стала: замуж не хотела, в помощниках не нуждалась. Когда родился сын, Надежда решила «потихоньку завязывать» и устроилась работать официанткой в бар.

Но быстро поняла, что «снова, как в детстве, жить на копейки не готова», и вернулась к прежней работе — просто стала реже брать вызовы. Несколько клиентов в неделю, только состоятельных, «быдло не обслуживала». Много денег уходило на одежду, косметику и походы в салоны красоты, но на жизнь хватало. Однажды даже съездила с сыном в Ялту.

Страха, что сын узнает о ее работе, не было. Надежде тогда казалось, что, обслуживая только иногородних клиентов, она достаточно обезопасила себя. Но однажды, когда сыну уже было 16, он пришел домой и спросил: «Мама, это правда?»

«Я говорю: правда в чем?» — пересказывает диалог Надежда. «Мне сказали, что тебя видели». Видимо, кто-то из родителей его друзей, может, бывший клиент или «черт его знает кто», предполагает Надежда. «Есть слух про тебя, что ты работаешь проституткой», — добавил сын.

Надежда говорит, что была в шоке и просто молчала — не знала, что ответить. «Если бы кто-то другой спросил, я бы понимала, как себя вести. Но [вопрос] задает ребенок, а я его мама», — объясняет она. Сын требовал ответа. «Я сама все время его учила, что свои действия нужно признавать. Даже если ты куришь — признайся в этом. Если ты считаешь, что смелый, должен смело признаться, что делаешь что-то плохое, или не делать это», — объясняет Надежда.

«Думаю, ну, что делать? Пришло, видно, мое время. Покаялась. Говорю: да, было, есть такой грех за мной», — рассказывает она. Сын не мог простить ее примерно год, «фыркал», хлопал дверями, пререкался: «Ты — проститутка! Ты мне ничего не говори, не подходи, не лезь ко мне» Иногда демонстративно днями не разговаривал с ней, иногда «матом крыл», иногда плакал и просил его не трогать.

Надежда говорит, что понимает его реакцию: «Потому что мама же святое, а тут раз, и мама с грязью связана». Надежда начала осторожно говорить сыну: «Я так прожила, плохо ли, хорошо — не тебе судить, сынок. Мама как могла, так и жила. Создай свою жизнь, которая тебе понравится». Постепенно сын начал слушать ее без истерик.

«Естественно, трагически было все для меня. И вина, и стыд — все было, пережиты все эмоции», — вспоминает Надежда. В какой-то момент она решила, что сыну будет легче пережить ее историю, если она придумает «сказку» о том, как все произошло: «Зачем ему правда моя нужна?»

Надежда вместе с сыном сели пересматривать фильм «Красотка». На эпизоде, в котором Джулия Робертс лежит в постели с Ричардом Гиром и рассказывает о своей жизни, Надежда начала говорить о себе, «включив весь свой ум и обаяние». Как родители всю жизнь пахали в деревне, жили впроголодь и угробили все здоровье и как ей хотелось жить «по-человечески»; правду вперемешку с выдумкой.

«Шло детально, мозг активировался — я так хотела вложиться в эту красоту», — вспоминает Надежда. Она рассказывала, что хотела выйти замуж за красивого успешного мужчину, что нужно было снимать квартиру, одеваться и помогать больным родителям, что денег все время не хватало. «Я ему от своего лица рассказала, что со мной в России случилась та же история, что и с Красоткой за границей», — говорит Надежда.

После этого сын смягчился и даже стал меньше злиться на мать. Правда, прежние теплые отношения у них до сих пор не восстановились. «Естественно, я не обижаюсь на него. Может быть, когда-нибудь он дорастет и отпустит мне эти грехи», — говорит Надежда. И добавляет, что попросила прощения, а прощать или нет — выбор за сыном.

То, что в свои 53 года Надежда продолжает иногда выезжать к клиентам, она от сына утаила. Заверила его, что все было «по молодости», а сейчас она работает администратором в сауне.

Как бы мы жили, если бы я работала на обычной работе за три копейки?

София из Уфы рассказывает, что ей было восемь, когда она нашла мамин блокнот с именами мужчин, напротив которых были проставлены даты и суммы. Еще раньше она замечала в стиральной машинке короткие юбки, в обычной жизни мать их никогда не носила — только платья или брюки. Так София начала подозревать, что мама — «проститутка».

Ее мать Елена приехала в Уфу из деревни еще до рождения ребенка. Окончила энергетический колледж, работала лаборантом химического анализа на заводе при исследовательском нефтехимическом институте. Там платили очень мало и даже эту зарплату часто задерживали, но работа Елене нравилась.

Софии было пять, а Елена была на восьмом месяце беременности, когда умер ее муж — отравился алкоголем. В муниципальной однушке, где они в это время жили, был прописан муж, его бывшая жена и София, а Елена — нет. Два года Елена пыталась добиться, чтобы ее прописали в эту квартиру как законного представителя дочери, но в итоге проиграла спор за квартиру бывшей жене.

Елена вспоминает, как однажды утром в середине 2000-х в квартиру пришли судебные приставы и заявили, что она больше не может здесь оставаться: «Если вы оставите тут детей (к этому времени Елена родила второго ребенка, мальчика, — прим. „Медузы“), мы их заберем в приют».

Примерно за полгода до этого 27-летняя Елена зарегистрировалась на сайте знакомств «Мамба» — чтобы найти «твердое мужское плечо» и завязать серьезные отношения. «Но никому не нужна была женщина-бомж с двумя детьми», — говорит София. Тогда ее мать поставила в своей анкете галочку «интим-услуги».

За первый же час работы она получила две тысячи рублей. На них она купила микроволновку и немного еды. За полгода Елена накопила денег на первый взнос и купила квартиру в ипотеку. София вспоминает, что первое время мать принимала клиентов у себя дома, а ее с братом отводила к соседке.

В детстве Софии — сейчас ей 20 лет — не нравилось, что мать часто уезжала к мужчинам. Она просила ее бросить работу, даже загадывала такое желание два дня рождения подряд — в 10 и 11 лет. Страха, что о работе матери узнают одноклассники и перестанут дружить с ней, у Софии «почему-то не было». Но она сильно боялась за мать: та рассказывала, что иногда попадаются «жестокие клиенты».

Через несколько лет мать Софии познакомилась с мужчиной по имени Олег. Они начали встречаться, и вскоре Елена призналась, что она — проститутка. Мужчина воспринял это в штыки, они расстались. Но еще через полгода случайно встретились в кафе, и Олег переехал жить к Елене и детям. Работать она не перестала: нужно было выплачивать ипотеку, а Олег материально не помогал.

Когда Елена забеременела, Олег сказал: «Дети от проститутки мне не нужны». Но продолжил с ней жить и после рождения дочери, правда, через два года заявил, что воспитывать девочку должна его мать. Елена возражала, объясняла, что ее работа позволяет ей хорошо обеспечивать детей и уделять им достаточно времени.

Однажды, в 2016-м, Олег сказал, что хочет поехать с младшей дочерью в отпуск в Египет. Елена согласилась, но предложила ему взять с собой 11-летнего сына Андрея: «У него никогда не было отца, а за время совместной жизни он успел полюбить Олега и привязаться к нему».

В Египте Олег распечатал анкеты Елены с сайта объявлений секс-работниц: на фото она была с ярким макияжем, оголенной грудью и в сексуальных нарядах. В гостинице Олег показал анкеты Андрею со словами: «Смотри, Андрюша, твоя мама — проститутка. Ты уже знаешь, что это значит?»

По словам Софии, брат всегда был «впечатлительным мальчиком», но вопросов матери, вернувшись домой, задавать не стал, рассказал обо всем только старшей сестре — Софии тогда было 16. «У него был шок, отторжение всего этого», — говорит девушка. Тогда она выслушала брата, они «вместе помолчали» и больше к этому разговору не возвращались.

Вскоре после Египта Олег договорился со своими приятелями в полиции, и они устроили Елене контрольную закупку. Знакомый Олега пришел к Елене под видом клиента. Она разделась, он положил деньги на стол, и в этот момент в квартиру залетели оперативники и журналисты НТВ с камерами.

Этот репортаж показали в передаче «Чрезвычайное происшествие»: журналисты НТВ не заретушировали лицо Елены, указали ее настоящие имя и фамилию. Елена позвонила Софии и рассказала о передаче. «Понятно, спасибо, что предупредила», — ответила дочка. В то время 17-летняя София уже училась в колледже и жила в другом городе. У нее с матерью разные фамилии, поэтому однокурсники Софии ничего не узнали.

Анкеты с фотографиями Елены Олег отправил письмом в деревню ее родителям, а также позвонил и рассказал все классной руководительнице Андрея. Учительница решила, что это подлый поступок, и поддержала Елену, а вот бабушка, по словам Софии, до сих пор не «перешла в стадию принятия» и уверена, что дочь опозорила их семью.

Олег также подал в суд, чтобы Елену лишили родительских прав и отдали дочь ему. Но суд постановил, что работа Елены не является достаточным основанием для того, чтобы лишить ее родительских прав. Тогда Олег просто забрал дочь и запретил Елене с ней видеться.

Через год безрезультатной борьбы Елена отчаялась и отправилась на передачу одного из федеральных телеканалов, чтобы «доказать, почему оказалась в этой ситуации, и наказать [Олега] за то, что он так опозорил [ее] на всю страну». На съемки Олег принес распечатанные анкеты с фотографиями Елены и заявил, что она не должна воспитывать их общую дочь. На передачу пришла и София, чтобы поддержать маму.

Бабушка, мать Елены, до последнего отговаривала Софию: «Раз ты принимаешь мать, значит, и сама пойдешь по ее стопам!» София говорит, что продюсеры обещали ей дать парик и скрыть фамилию, но слова не сдержали. Когда София стояла за кулисами, ее трясло: «Страшно было выйти перед всей страной, чтобы все поняли, что моя мама сексом зарабатывает нам на жизнь». Но девушка вышла под своим настоящим именем.

После передачи София прочитала «много хейта» в интернете о себе и своей семье. Поэтому, зайдя в аудиторию в колледже, сразу сказала: «Если есть какие-то вопросы, лучше сразу в лицо, чем за спиной обсуждать». Но все промолчали. Смеяться и хуже относиться к ней никто, как ей кажется, не стал.

Жизнь с Олегом получилась, как в анекдоте, говорит Елена: «Такса за проститутку в центре — пятьдесят рублей. Мужчина предлагает сто рублей. Многие хотят с ним пойти, он выбирает самую хорошенькую. „Предупреждаю: буду тебя бить, терзать…“ — „И долго?“ — „Пока не отдашь сто рублей“».

* * *

Елена говорит, что никогда не устраивала специального разговора о своей работе с детьми. Она уверена, что дети относятся к ней нормально и разборок на этой почве у них нет. Когда у Андрея начались проблемы с учебой, Елена спросила, не обижает ли его кто-то в школе? Тот категорично ответил — нет.

Брат с сестрой тоже почти не обсуждают работу матери, но София считает, что брат принял образ жизни мамы гораздо тяжелее, «поэтому у него такой трудный характер, рассеянное внимание и он плохо учится». София знает, что периодически Андрея травят в школе из-за матери: «Бывает, он приходит очень поникшим, говорит: „Мне опять показывали фотки с мамой“». В классе у 14-летнего Андрея нет приятелей, только несколько друзей за пределами школы. Один из них знает о работе Елены, он же — единственный, кого Андрей не боится приглашать в гости.

Время от времени Елена спрашивает детей: «Как бы мы жили, если бы я работала на обычной работе за три копейки?» На это они «кивают» и, по ее мнению, «все прекрасно понимают». Или однажды она спросила сына: «Что лучше — родители-алкоголики или мама-проститутка?» Сын ответил: «Мама, ты лучше».

«Конечно, я их не балую, но все необходимое у детей есть, — говорит Елена. — Сын уже взрослый. Он видит, как живут другие мальчишки, как их родители пьют от нищеты, как им порой есть нечего, а у него мама хоть и проститутка, зато он сыт и в тепле». Она говорит, что работу с сыном никогда не обсуждает, «эта тема табуирована».

София считает, что брат не столько расстроен работой матери, сколько «ему просто ее не хватает», потому что мамы постоянно не бывает дома. Когда у Андрея в очередной раз начинаются проблемы с успеваемостью, мать говорит ему: «Мне что, с тобой за партой сидеть? А может, тогда ты пойдешь работать вместо меня на мою работу?» А если сын просит денег на что-то дорогое, Елена объясняет, что деньги достаются ей тяжелым трудом, не вдаваясь в подробности.

Сейчас София и Андрей живут с матерью в трехкомнатной квартире, которую Елена купила после 15 лет работы. А еще она недавно выплатила ипотеку за квартиру, которую купила для дочери, и планирует «обновить машину».

София окончила колледж, но на работу пока не устроилась. У нее «не так уж много друзей», но те, что есть, «верные». Они знают о работе ее матери и, по словам Софии, «поддерживают и понимают, почему мама пошла на этот шаг». Знакомясь с новыми приятелями, 20-летняя София всегда переживает, что они узнают правду о ее маме раньше, чем она сама решится им рассказать.

42-летняя Елена по-прежнему каждый вечер ходит на работу. София больше не устраивает матери истерик как в детстве: «Мама, ты никуда не поедешь, стой!» Но продолжает переживать, чтобы ее «никто не обидел».

Елена говорит, что даже если бы дети были резко против ее работы, она бы все равно не ушла: «Пока дети зависят от меня, будут жить по моим правилам». Уходить на «государственную работу» она не хочет. Средняя зарплата в Уфе — 15–20 тысяч, говорит Елена, а она зарабатывает в месяц 150–200 тысяч. Осенью ей и вовсе удается заработать 250 тысяч, потому что в этот период большой спрос. Первого января 2020 года Елена получила от одного клиента 38 тысяч за час — «он хотел хорошо отдохнуть».

Младшей дочери Елены сейчас 10 лет. Ее отец Олег запрещает им видеться, поэтому Елена каждый день тайно встречает дочь из школы и провожает домой. Сначала она боялась, что дочь ее разлюбит, будет ненавидеть или бояться, но дочь радуется каждой встрече. Елена мечтает, что дочка вырастет и захочет с ней жить.