«Говорящих лягушек более незачем превращать в прекрасных принцесс» Не можете решить, читать ли новый роман Пелевина «Непобедимое солнце»? Можно начать с фрагмента, вот он
Новый роман Виктора Пелевина «Непобедимое солнце» вышел 27 августа. Главная героиня книги, москвичка Саша Орлова, получает в подарок на тридцатилетие деньги на путешествие мечты — и отправляется «туда, не знаю куда», чтобы найти «то, не знаю что». С разрешения сервиса ЛитРес «Медуза» публикует фрагмент книги, в котором к героине приходит друг и дает ей прочитать сказку об Иване и лягушке-оборотне.
Повесть о принце Иване
Вечером ко мне заявился Антоша. Хорошо подкуренный и весь такой экзистенциальный. Он сообщил, что наконец создал нечто «вполне гениальное». Я приготовилась опять слушать его музло и умно кивать — но это, как оказалось, был текст. Новый «японский отрывок», как он сообщил с характерным тетрагидроканнабинольным подхихикиванием.
— Хорошо, — сказала я, — оставь почитать.
— Нет, — ответил Антоша, — ты сейчас прочти. Прямо сейчас.
— Что, целиком?
— Там две странички всего…
И он протянул мне эти самые две странички, уже прилично захватанные пальцами — видно, весь день делился с соратниками.
Я стала читать.
ИВАН МОНОГАТАРИ
Сказка острова Шикотан
Принц Иван, пожилой мастер лука, вышел на крыльцо и пустил стрелу с раздвоенным наконечником к горизонту.
Через несколько дней люди в зеленом остановили его паланкин в лесу. На поляне перед паланкином сидела известная в тех местах лягушка-оборотень по имени Кусука-тян.
Говорили, что когда-то она была супругой трех сегунов и двенадцати дайме, но в этой ли жизни или прежде, никто не знал.
Лягушка-оборотень держала пущенную принцем стрелу острыми зубами, растущими в три ряда — и успела уже перекусить ее в нескольких местах.
Увидев принца Ивана, лягушка сказала:
— Скорей неси меня в замок, принц Иван! Ты поцелуешь меня, и я стану прекрасной принцессой!
Принц Иван улыбнулся краем рта, посмотрел ввысь, слегка натянул лук и молвил:
— Что есть красота?
— Как же так? — поразилась лягушка. — Ты колеблешься?
— Видишь ли, милая, — ответил принц Иван, — когда постигаешь природу пути, говорящих лягушек более незачем превращать в прекрасных принцесс… Да и кто я такой, чтобы вмешиваться в поток трансформаций?
И сделал слугам знак идти дальше.
Однако думать о встрече не перестал — и, вернувшись в замок, так сложил:
ПРОЗРЕВАЯ УДЕРЖАННОЕ
Двадцать лет с говорящей лягушкой.
Вонь шанели. Измены. Печаль.
Рим и Капри. Собачки. Подружки.
Маски. Позы. Последний причал.
Я шепну ей на лунной подушке:
«Как бессильны пустые слова
Передать то, что чувствуют души…»
И лягушка ответит мне: «Ква…»
А потом захрапит. Станет скучно.
Я скажу ей: «Послушай, ну ты,
Хочешь знать, что бывает с лягушкой
При паденьи с большой высоты?
Ты холодная липкая сволочь,
Дремлет смерть в твоей черной звезде,
Я швырну тебя в форточку, в полночь,
Чтоб ты квакала там в темноте!»
И лягушка испуганно встанет,
Утирая растянутый рот,
И исполнит свой мертвенный танец,
Вопросительно глядя вперед.
Я скажу ей: «Ну ладно, паскуда,
В уголке за помойным ведром
Оставайся, пожалуй, покуда,
Мы еще разберемся потом.
А вообще-то прости меня, гада.
Я люблю, как ты смотришь в окно
На пурпурные тени заката.
Спи, пожалуйста. Мне все равно».
Но лягушка отпрыгнет под лавку,
Запылает кострами фейсбук,
И психолог напишет ей справку,
Что она настрадалась от мук.
И попросит юриста лягушка
Все мое на нее записать,
Потому что я мял ее брюшко,
Регулярно мешая ей спать.
А потом я умру. И лягушка
Похоронит меня при луне.
И останется лишь комнатушка,
Где все будет, как раньше при мне…
Бросив кисть, надолго ушел в созерцание сути. Затем велел переписать большими знаками и удалился совершенствоваться в стрельбе.
А Кусуку-тян вскоре поймали крестьяне, побили тяпками и мотыгами и сожгли на рисовом поле как ведьму.
Снизу был рисуночек — такие невинные цветочки-колокольчики, над ними бабочка, а под землей — поджавший лапки скелет лягушки со свалившейся короной и обломанной стрелой во рту.
Нет, мне даже понравилось. С абстрактной точки зрения совсем неплохо, некоторые тенденции и конкретные события нашего меркантильного века отражены точно. Более того, отдельные строки выдают дыхание пусть камерного, но таланта.
Но каким, прости господи, надо быть идиотом, чтобы принести такие вот колокольчики — вместо букета роз — своей девушке, которая в силу известных физиологических причин регулярно вынуждена принимать при интимном общении позу этой самой лягушки?
Он что, не понимает? Или понимает, и специально? Может, он себя принцем считает? Стрелком из небесного лука? И потом, что это за «все мое на нее записать»? Небольшой этот самый? Или у него что-то еще припрятано?
Я улыбнулась, чувствуя, как у меня внутри конденсируется холодная ярость. Я чувствовала себя большой умной змеей, которая готовится проглотить обнаглевшего кролика.
И мне, стыдно признаться, это нравилось.
— Ничего, — сказала я. — Нормально. Особенно цветочки хорошенькие. Такие милые. Прямо вижу, как ты вырисовывал, высунув язык.
— Я знал, что тебе понравится. У тебя пожрать есть?
— Нет, — ответила я. — Пойдем поужинаем?
— Угощаешь?
Я кивнула.
— Вот это здорово, — сказал Антоша и чмокнул меня в щеку. — Как раз на манчиз пробило. Ничего, что я по-английски с вами разговариваю?
— Ничего.
— Только давай сначала перепихнемся по-быстренькому, — сказал он и потерся о мою щеку своей. — Я где-то читал, полезно перед едой. Расслабляет гладкую мускулатуру.
Милый романтик.
— Ну давай, — согласилась я.
Мне не хотелось этим заниматься — но я, во-первых, уже знала, что мы делаем это в последний раз, а во-вторых, мне стало интересно, до каких объемов может разрастись во мне эта змеиная злоба и как долго я способна ее скрывать. Пришел, значит, к лягушке — перепихнуться и поесть… Зайчик. То есть нет, это вчера ты был зайчик. Сегодня, извини, ты уже кролик.