«Ребята, я останусь живой?» Франчайзи «Додо Пиццы» Владимир Горецкий — о том, как похитители продержали его пять дней на вилле в Юрмале, а он переводил им деньги и обсуждал блогеров

Год назад один из крупнейших франчайзи сети «Додо Пицца» Владимир Горецкий стал жертвой похитителей. Его пригласили в Латвию якобы для встречи с инвестором, но на вилле в Юрмале прыснули в лицо перцовым баллончиком, связали и удерживали с мешком на голове пять дней, заставляя переводить деньги на счета преступников. Основатель сети «Додо Пицца» Федор Овчинников рассказал об этом только почти год спустя, 25 августа, когда одного из преступников задержали. Спецкоры «Медузы» Анастасия Якорева и Светлана Рейтер поговорили с Горецким о том, почему все пять дней никто ничего не заподозрил, каково было вести рабочие совещания с завязанными глазами и как удалось задержать подозреваемого.

— Как на вас вышли люди, которые представились инвесторами?

— Я начал привлекать деньги на развитие «Додо Пиццы» в Польше, опубликовал инвестиционное предложение в соцсетях, Федор [Овчинников] его перепостил, и ко мне стали обращаться разные люди. Два миллиона евро мне было нужно на тот момент. Мне позвонил человек, представился Михаилом, сказал, что он управляет семейным офисом одного очень состоятельного человека. Сказал, что они могут сразу вообще все потребности в деньгах закрыть. Мы начали вести переговоры. Этот Михаил сказал, что нужно будет встретиться с доверенным лицом семьи в Москве. Я встретился. Договорились, что мы встретимся еще раз в Риге, либо в Барселоне, потому что у них там бизнес. Потом я долго размышлял и в итоге принял решение им отказать.

— Почему?

— Я нашел другие инвестиции от людей, которые уже со мной работают, от моих партнеров. Но поскольку время было проинвестировано в общение… Он [человек, представлявшийся Михаилом] мне предложил просто еще раз встретиться, познакомиться. Мол, мало ли, может, мы друг другу еще пригодимся. Когда ты в бизнесе, ты ведь нарабатываешь связи. Я подумал: «Почему нет? Вдруг действительно будет дальнейшее общение». И я поехал на встречу.

— Федор Овчинников упоминал, что доверенным лицом семьи, по легенде преступников, был племянник Олег. Когда вы с ним виделись в Москве, он не вызвал у вас никаких вопросов? 

— Он мне показался каким-то недалеким товарищем, но вопросов не вызвал. Я подумал — ну всякое бывает в семье. 

— А вы пытались выяснить, чью семью он представляет?

— Я пытался, но ничего не нашел. Знаете, у нас компания такая открытая и мы сами такие открытые, что мы вообще в этом плане как одуванчики немножко. Бдительность, наверное, усыпилась как-то. Я подумал: почему не встретиться, не познакомиться? Когда я эту историю рассказывал полицейским, они мне не верили. Говорили: «Ты чего, дурак? Ты поехал в дом, ты поехал один?» То есть когда начинаешь это все перечислять, начинаешь понимать — ну да, ты, наверное, повелся, как идиот. Но я привык к такому: ты ищешь инвестиции, встречаешься с разными людьми и это нормально. Сейчас, я надеюсь, этой историей мы покажем, что, ребята, не надо бросаться сломя голову, нужно проверять людей. Когда не совсем понимаешь происхождение денег, это должно вызывать подозрение. Но, знаете, ты умный задним умом.

— Вы прилетели на встречу в рижский аэропорт. Дальше как все было? Вас встречали с табличкой?

— Да, меня встретил человек с табличкой. Проводил к машине, BMW Х3, и в машине уже сидит вот этот племянник, который тогда Олегом представлялся. Говорит: «Сейчас поедем на виллу, и там быстро все вопросы решите, чтобы время зря не терять». Там, грубо говоря, налево Юрмала, а направо Рига, примерно одинаковое расстояние. Приехали к дому. Бежевый дом, довольно большой, двухэтажный.

— Солидно выглядящий, грубо говоря?

— Да. У меня вообще никаких вопросов не возникло. Мы на вилле, в Юрмале. Не первая линия, но море недалеко. С другой стороны кладбище. Тихое место, очень большие деревья. В общем, все нормально. Меня встретил молодой человек в белой рубашке и провел в дом. Там меня встретил другой человек, в спортивном костюме, протянул мне руку и в это время выхватил баллончик и прыснул в глаза. С криками «работает ФСБ» налетел тот, который меня провожал, еще один выскочил из комнаты. Мне связали руки, надели на голову маску для сна «Аэрофлот» и сверху балаклаву, повернутую наоборот, темной стороной без отверстия. Единственное, такой момент интересный: я отправил геометку, когда мы ехали к этому дому, своему сотруднику, с которым я переписывался в телеграме. Написал: «Слушай, мы поменяли маршрут, и я вот так вот еду. Через два часа, если все окей, я тебе напишу». То есть я чего-то заподозрил, но правильно оформить это не смог. Потом, когда меня схватили, они взяли мой телефон, увидели это и спрашивали: «А что это у тебя? Почему ты отправил?»

— Вы свои ощущения в этот момент помните?

— Вы знаете, когда стали кричать «ФСБ», я подумал: «Ну, это правоохранительные органы, значит, все нормально. Я ни в чем не виноват. Разберутся, и все будет нормально». Меня потащили наверх, кинули на диван, я начал задыхаться, потому что у меня аллергия, пыльцовая астма, и из-за газа мне стало тяжело дышать. В это время они уже взяли ноутбук, телефон, потребовали пароли, стали читать мои сообщения. И все, через какое-то время начали снимать деньги с моих счетов.

— В какой момент вы поняли, что это не ФСБ? Вы пытались их спросить, в чем вы обвиняетесь?

— Нет. Они потом стали говорить, что их попросил помочь какой-то человек, мол, ты ему отказал, а они уже деньги для твоего проекта вывели. И теперь за это я им должен денег. В общем, стали рассказывать какую-то чушь. Хотя двое из них продолжали эту линию до конца, что они, типа, из ФСБ.

— Они агрессивно себя вели или скорее истерично?

— Вы знаете, такое было ощущение, что это уже было отработано. Они вели себя не агрессивно, не истерично, вообще абсолютно спокойно, как будто на работе. В самом начале один из них сел рядом и руку на меня положил, панибратски так, на расслабоне абсолютно: «Ну давай, Володя, будем сейчас деньги переводить». 

— Как они с вами обращались? В каких условиях вас держали?

— Я первый день, видимо, от адреналина, вообще очень дерзко себя вел, разговаривал в приказном порядке. Это мне вообще не свойственно. Я довольно интеллигентный человек, а тут я такой: так, мне надо в туалет, отведи меня быстро. Потом у меня это прошло. Они при этом что делали? «В туалет? Окей, пойдем. Маску тебе подпустить, чтобы ты дышать мог? Хочешь есть?» А я есть вообще не хотел. Я думал, что я не выберусь. Аппетит пропал, хотя на самом деле я очень люблю поесть. В общем, они мне бутерброды приносят, я говорю: «Я не буду».

Потом, на второй или на третий день, я понял, что чтобы выжить, я должен верить в то, что я останусь живой. Я себе сказал: если ты хочешь выжить, то тебе нужна энергия, значит, надо есть. Поставил себе такую цель долгосрочную и говорю: «Давайте, я буду есть». Они: «Окей, чего тебе принести?» Принесли бутерброд с салом. Я говорю: «Я сало не ем». Они: «Ну ладно. Котлеты будешь?» — «С чем котлеты?» — «Со свининой». — «Не, я не буду, я свинину не ем». Ладно. «Салат будешь?» — «Да». Приносят салат. Салат с майонезом. Я говорю: «Ребята, я салат с майонезом не ем». Они реально поехали и купили мне с креветками салат на масле. Смешная, короче, история. Как можно понять, нормально ко мне относились. Надо в туалет? Иди. Я пару раз душ принимал. Очень страшно было первые два дня, когда я у них спрашивал: «Ребята, я останусь живой?» — и получал разные ответы. Один мне говорил: «Да конечно. Разве мы похожи на тех, кто людей убивает?» А второй говорил: «Ну я не знаю». Сидишь и думаешь, пытаешься в голосе уловить нотки какие-то — он тебе врет или он тебе не врет. Ну и когда стали угрожать семье, что привезут туда мою семью и вообще мы всемогущие и так далее. Это было страшно.

И последний день самый страшный был, когда мне сказали: «Все. Мы тебя сегодня отпускаем, купим тебе билеты, и ты улетишь домой». А в моей логике это вообще неправильно — надо [меня] убивать, потому что я их видел. Когда они ушли из дома, я сидел там еще два часа или около того. Они сказали: «Жди, приедет машина и тебя отвезет в аэропорт». Вот это было самое страшное, потому что я ожидал чего угодно — например, я буду выходить, и меня пристрелят. Я сидел просто, смотрел на стрелку на часах. Это было очень долго, короче. Долгая пара часов.

— У вас сложилось какое-то впечатление о тех, кто вас охранял? Что это были за люди? 

— Во-первых, я сначала думал, что это реально ФСБ. Я их спрашивал: «А зачем вы пошли на эту работу? Почему? Какая у вас миссия?» Пытался их разговорить, собрать больше информации на случай, если я живой останусь. Одного парня я спросил: «Слушай, зачем ты это делаешь? Какая у тебя мотивация?» Он говорит: «Ну это легкие деньги». Я слышал, что у них южный говор. У меня бабушка с дедушкой живут на Украине, и я этот говор южный хорошо знаю. Я говорю: «Ребят, а вы откуда, с юга?» Они: «Ну да, с юга». А потом я с этим парнем общался и понял, что он не знает практически наших блогеров, но знает блогеров каких-то других, которых я не знаю. Я понял, что он точно не из России. 

— Вы с ним блогеров обсуждали?

— Да. Он смотрел ютьюб. Я спросил его: «Что ты смотришь?» И он стал мне рассказывать, что он что-то про тачки смотрит. Я говорю: «Слушай, ты знаешь [Юрия] Дудя?» Он: «Нет, я не знаю». Я: «В смысле? Как можно не знать Дудя?» Но я понял, что он явно не из России. Я, кстати, в этой квартире очень много своих следов оставил, насмотревшись криминальных сериалов. Отпечатки пальцев под диваном [оставил]. У меня был билет мой с моей фамилией, я его спрятал там за кроватью, чтобы оставить какие-то улики после себя. 

— Охраняли вас круглосуточно?

— Да, конечно. Постоянно рядом кто-то был. Дверь была открыта, ее не закрывали, и либо кто-то тут же на кровати лежал, либо в соседней смежной комнате кто-то находился. Всегда на первом этаже еще были люди. Но на второй день мне развязали руки. 

— И маску сняли тоже на второй день?

— Нет, маску нет. Я все пять дней был в маске, но попробуйте надеть шапку и чуть-чуть начать сдвигать ее — что-то вы все-таки видите, если голову определенным образом повернуть. Ну и ноги этих ребят я всегда видел, видел, кто и где находится. 

— Как вам удалось засунуть билет с вашей фамилией под кровать?

— Я ходил по комнате. Сначала спросил: «Я могу походить, чтобы как-то размяться?» — «Да, походи». Корешок от билета был у меня в заднем кармане. Я его достал и кинул за кровать, но мы его потом нашли, когда туда приехали уже с рижской полицией. Все, что я говорил, где и что я оставил, это потом все подтвердилось.

— То есть помогло все-таки?

— Да, я все подробно рассказал, где и что я там оставлял. А! Еще я с собой взял от бутерброда пластиковую упаковку, потому что они мне давали сэндвичи, и там остались их отпечатки. Балаклаву забрал, забрал маску.

— Вы очень много чего разумного сделали, конечно. 

— Я смотрел много фильмов просто. Когда я вернулся, я стал бояться, что мне не поверят, потому что мне все стали говорить, мол, ты с таким спокойствием про это рассказываешь… Мне адвокат посоветовал сходить к психотерапевту, зафиксировать психотравму. А я никогда не ходил к психотерапевту. Ну я пришел к психотерапевту, говорю: «Здрасте. Я, значит, вот. Вы только не пугайтесь. В общем, меня похитили». И рассказываю эту историю, что так и так, мне нужно зафиксировать психотравму. Она мне на второй прием говорит: «Вы знаете, я вам не поверила, и вам, наверное, люди не верят, потому что вы настолько спокойно это рассказываете и с такими подробностями». Это, наверное, какое-то свойство организма. У меня не было эмоций. Единственное, когда сейчас я это рассказываю, вспыхивает немножко внутри. 

— Сбежать вы не пытались?

— Я думал об этом постоянно, но потом понял, что я нахожусь на втором этаже. Спрыгивать, чтобы потом меня обратно затащили? Лежать в этом доме с переломанными ногами — так себе история, поэтому я решил, что я бежать не буду. Только если пойму, что либо я сейчас погибну, либо я должен что-то сделать.

— Что за история с пистолетом, на котором вас принудили оставить ваши отпечатки пальцев?

— Кажется, в последний день они пришли ко мне и протянули пистолет, сказали: «Положи руку на пистолет, нажми на курок, но не полностью, а прикоснись, чтобы остались отпечатки». Потом спрашивают: «Ты понял, что это было? На нем криминал, на этом пистолете. Мы его подкинем, он всплывет, и тебе не поздоровится». Наверное, когда я увидел пистолет, это было как кочергой между лопаток. Я не знаю, как это описать. Это резкий такой всплеск страха.

— Насколько мы поняли, вы даже рабочие совещания проводили оттуда. Как это все выглядело? Вы же наверняка должны были и с семьей общаться, чтобы дать понять, что с вами все нормально?

— Да, это самое интересное, что, когда ты занимаешься бизнесом, вся твоя жизнь в телефоне. Осознание этого для меня было, конечно, шоком. Я думал, что меня хватятся. Я думал: блин, я же только пишу, я вам не звоню, начните меня искать. А этого не происходит. Мне не пишут тревожные сообщения: «Где ты?» Я пишу: «Переговоры затягиваются, я останусь здесь подольше». И все.

— Ни у кого не кольнуло ничего?

— Нет. Потом уже постфактум мне говорили, что когда они моей маме писали [от моего лица], там были фразы, которыми я никогда не говорю. Они назвали моих дочерей «детишками»: «Как у детишек дела?» Я никогда своих детей «детишками» не называю. И потом мне сказали: «Слушай, ну да. Ты как-то странно написал». Но по факту никто вообще не заподозрил ничего. Я просто задержался на переговорах. И люди: «Ну да, окей, бывает».

— Вы не созванивались ни с кем по видеосвязи?

— По видеосвязи я не созванивался, но у меня были две рабочие встречи. Я сказал, что я буду без камеры. Мы иногда так делаем. Знаете, кто-то из дома работает и не успел голову помыть, и говорит: «Я буду без камеры». Люди не поняли вообще, что что-то не так. Что-то заподозрил только мой сотрудник и друг, Азиз его зовут. Я ему звоню, говорю: «Слушай, надо забрать деньги у моей мамы, передать тому-то». Он спрашивает: «Володь, у тебя все в порядке?» Я говорю: «Да». Он говорит: «Слушай, у тебя какой-то голос не такой». Я говорю: «Да не-не, все нормально».

— Это все по громкой связи, очевидно, происходило?

— Они рядом сидели, держали меня за руку, чтобы в случае чего выхватить телефон. Это я уже логику домысливаю. 

— Но вы еще и деньги переводили, крупными суммами. Как это могло не вызвать никаких вопросов?

— Ну, смотрите — круто сработал «Тинькофф Банк».

— Реклама.

— Да, реклама. Но действительно я был удивлен, когда я с мешком на голове сижу связанный и мне служба безопасности [банка] говорит: «Покажите, что вокруг вас». Я сказал: «Слушайте, да здесь темно». И [сотрудник службы безопасности] стал меня убеждать: «Да нет, все равно, давайте выйдем на связь, включите». Я говорю: «Я не могу». Он говорит: «Тогда мы заблокируем вашу карту». И все, заблокировали карту. И это, конечно, очень круто.

Сбербанк: миллион — пожалуйста. И по миллиону они [похитители] выводили. Просто назовите кодовое слово — и все.

— У вас ведь переводы шли не только с карт? 

— Они у меня спросили: «Сколько ты можешь вытащить денег [из бизнеса], чтобы не вызвать подозрений?» Я назвал сумму, по-моему, три миллиона рублей или три с половиной. Мне говорят: «Пиши бухгалтеру». Я написал в телеграме бухгалтеру: «Юля, переведи мне на мою карту денег». Самое интересное, мой финансист мне написал: «Владимир, а почему ты деньги переводишь? Что это такое?» Он заподозрил, что что-то не то. Я говорю: «Ну мне надо, я верну». Сейчас уже, конечно, в компании выстроена такая система, что я так не смогу сделать.

— Организатор похищения давал людям на вилле указания по телефону? Что это были за указания? Вам объясняли, что это за человек?

— Мы с ним подолгу разговаривали по телефону. Он спрашивал: «А вот отсюда деньги можно перевести? А отсюда? А пускай бухгалтер объедет все пиццерии соберет деньги и передаст кому-то в Москве». Он очень интеллигентно разговаривал. Очень спокойно, уверенно. Понятно было, что он примерно понимает, как в бизнесе все устроено, что нужно написать бухгалтеру, что это не так легко — вывести деньги. То есть довольно подкованный товарищ. 

— У вас есть предположения, почему они решили вас отпустить?

— Они рассчитывали на какие-то ежемесячные выплаты. Я же подписал договоров займа на 32 миллиона с графиком погашения. Они рассчитывали, что я им буду платить. Знаете, это же другой тип преступников, я думаю. Зачем убивать? Какой смысл? Очень сложные международные отношения между полицией [России и Латвии], видимо, они эти нюансы знали. Это хорошо, что мы дожали эту тему, и наша полиция, и рижская полиция нормально и круто сработали. Если бы нам так не повезло, то и дело бы развалилось, потому что все это очень сложно. Мы же очень быстро вернулись в Ригу, очень быстро написали заявление, и они очень быстро по камерам нашли этих ребят.

— У кого по договорам вы эти займы якобы брали?

— Когда я подписывал, там лист А4 был согнут. Я не видел вторую сторону. Все продумано было. То есть это было похоже на какую-то отработанную схему, которая не первый раз применялась. Они и сами говорили мне: «Слушай, да тебе повезло еще, бывало и хуже». Точно я был не первый, сто процентов.

— Есть теория, что малый и средний бизнес — самая большая группа риска, уязвимая для таких мошенников, потому что нет таких ресурсов, как служба безопасности, чтобы с этим бороться.

— Да, это действительно так. Бизнес, тем более общепит — это не самый высокорентабельный бизнес, но стабильный, если ты умеешь этим управлять, поэтому, конечно, у нас просто нет денег на службу безопасности.

Вы знаете, когда я приехал оттуда, я действительно был напуган, и у меня даже не возникло мысли в аэропорту в полицию обратиться. У меня первое впечатление было — никуда не идти. Я боялся. Я был в полной прострации. Я приехал домой, потом я поехал в офис, рассказал все Федору Овчинникову и нескольким людям внутри компании. И мне компания вызвалась помочь, мне сказали, что будем точно добиваться [возбуждения дела]. Причем будем добиваться по букве закона, чтобы идти до конца. Короче, как в гражданском обществе. Мне помогали еще двое человек из моей команды: Александр Зиганшин, Азиз Абасов. Вот как раз они трезво мыслили, и пока я был первые полтора-два дня просто со стеклянными глазами и не понимал, что происходит, они между собой решали, как действовать. И когда мы получили первый успех в рижской полиции, мы поняли, что шансы велики.

— Рижская полиция наверняка первым делом проверила владельца виллы в Юрмале?

— Да, мы встречались с владельцем. Он просто сдал ее в аренду, и все. Он сказал: «Приехали ребята, сказали, „мы айтишники, будем здесь стартап пилить“». Он подумал: «Окей, молодые ребята с компьютерами». 

— Расскажите про взаимодействие с нашими российскими правоохранительными органами? Насколько оно было сложным? 

— Там обычные ребята, которые выполняют свою работу. У них очень много работы. По крайней мере, я говорю про того следователя, с кем мы общаемся. Когда у нас была очная ставка, мы приехали туда к шести вечера, а ушли оттуда в одиннадцать, и он еще там оставался писать какие-то бумаги. А до этого он тоже провел бессонную ночь. Конкретно в нашем случае они много делают. Тем, кто с полицией сталкивается, я бы посоветовал отстаивать свою позицию. Ты в бизнесе привык действовать быстро. А с органами нужно действовать по протоколу, скажем так. Адвокаты знают этот протокол. Соответственно, если ты будешь довольно упорен и будешь готов действовать по протоколу, писать бумаги, заявления и если ты не будешь это бросать, то все получится. Но это очень много времени и очень много денег на адвокатов. Когда мы пришли к следователям, у нас была часть информации. «Инфосекьюрити» нашла очень много цифровых следов, они на этом специализируются. И рижская полиция быстро нашла этих людей и опознала. 

— Как у вас проходила очная ставка с «племянником Олегом»? Он говорил что-то?

— Нет, он ничего не говорил. Я смотрел на него, хотел, чтобы он на меня посмотрел, но он не смотрел. Он был в шоке в полном. Потерянный. Глаза в пол, и все.

— Он был испуган? Как вам показалось?

— У него были стеклянные глаза, то есть он явно не ожидал такого поворота. 

— Не боитесь ли вы мести?

— Вы знаете, я не боюсь мести, потому что месть — это очень нелогично. Мне кажется, эти люди — прагматики. Они зарабатывают деньги. Это работа, это бизнес. Зачем мстить, если ты не заработаешь на этом? Это не итальянская мафия. Это не коза ностра, которая должна держать всех в страхе. У нас уже немножко другое общество, как мне кажется. И для того, чтобы мстить, нужны ресурсы, нужна энергия и время. И ты при этом никаких бонусов за это не получишь. Зачем мстить? В этом нет смысла. Легче найти новых ребят и продолжить заниматься этим дальше.

— Что бы вы посоветовали другим бизнесменам, которые могут попасть в такую ситуацию? Какие меры безопасности?

— Не ездить на встречу одному. Идеально, если про второго человека знать не будут. Четко договариваться со всеми, что нужна видеосвязь, а не просто по телефону, по СМС. Придумать секретное слово какое-то. Пробивать вообще, к кому ты едешь, если ты что-то подозреваешь, то не общаться. Сейчас мир онлайна. Зачем вообще ехать встречаться? Те инвесторы, у которых я находил деньги, я не со всеми из них встречался лично. Вообще после такого просто начинаешь внимательнее ко всему относиться. Не смотришь в телефон, когда идешь к машине, оглядываешься, начинаешь зондировать местность. Начинаешь обращать внимание на все, что вокруг тебя происходит. Отправляешь геометки, делаешь скриншот «Яндекс.Такси», присылаешь кому-то близкому, например.