«Я веду жесткую политику, у меня нет времени на разбирательства» Вице-премьер Марат Хуснуллин рассказал «Медузе», как и почему его позвали в правительство

Назначенный вице-премьером бывший заместитель мэра Москвы по градостроительной политике Марат Хуснуллин в своем первом интервью рассказал специальному корреспонденту «Медузы» Анастасии Якоревой, как и почему Михаил Мишустин позвал его в правительство и чем он теперь займется. По его словам, до «всероссийской реновации» пока далеко.

— Расскажите, как произошло ваше назначение в правительство вице-премьером?

— Назначение было совершенно неожиданным. В среду [Михаила] Мишустина назначили премьер-министром, а в понедельник он мне позвонил, попросил приехать, я приехал, он мне предложил [должность в правительстве]. Я посоветовался с Сергеем Семеновичем [Собяниным], согласился и приступил к работе. 

— Долго раздумывали?

— Пять минут. 

— Вы были с Мишустиным раньше знакомы?

— Я его знал. В свое время, в 2008 году, Мишустин был руководителем программы особых экономических зон. Я тогда был министром строительства Татарстана. На территории Алабуги мы с ним построили зону, которая из 2000 мировых ОЭЗ занимает 54-е место по эффективности. Мы за короткое время приняли все решения, построили 27 заводов, общий объем инвестиций — 4–5 миллиардов долларов. Тогда мы с ним плотно работали. Когда он работал в налоговой, мы с ним тоже плотно общались, он со мной консультировался по вопросам налогообложения строительных организаций, по стройкам, и он всегда ко мне хорошо относился как к строителю. Он мне сказал: «Ты достаточно профессиональный человек, поэтому предлагаю тебе работать в правительстве».

— Не жалко оставлять Москву?

— На моем месте будет Андрей Бочкарев, который работал руководителем департамента строительства. Девять лет мы с ним вместе проработали, буквально с первых дней. Он очень профессиональный и подготовленный. То есть команда практически не сменилась. Сегодня я встречался с коллективом, попрощался с ними, растрогался чуть не до слез, потому что с людьми девять лет проработали, метро, ночи, планерки. Мы же работали практически в круглосуточном режиме. Пуск станций — это круглосуточная работа, а станций мы построили 81 [с учетом МЦК]. Потрачено около 600 миллиардов рублей. По соотношению «цена — качество» мы строим быстрее и дешевле китайцев. У нас же работает китайский подрядчик [компания CRCC], они нам [«Мосинжпроекту»] официально сделали предложение строить метро по миру, включая Китай. Мы вообще сегодня абсолютно конкурентоспособны по метростроению.

— Вы сказали, что начнете работу в правительстве со всероссийской реновации. Так ли это?

— Я сразу хочу поправить — я о том, что точно буду переносить московский опыт реновации на всю страну, не сказал. Мне корреспондент задал вопрос: «Будете ли вы заниматься реновацией?» Я сказал, что этот вопрос нужно оценить. Я пока точно не знаю. То, что я буду заниматься жильем и городской средой, — это точно, это отдельный нацпроект. Буквально сегодня [27 января] подготовили распоряжение, я буду руководителем проектного офиса по всей программе «Жилье и комфортная городская среда». Этой программой я точно буду заниматься, что касается реновации — я не говорил что мы начнем ее по всей стране, я говорил, что такую возможность необходимо рассмотреть.

Я прекрасно знаю, что такое реновация, в Москве ею занимались последние 20 лет, и вот так взять и начать заниматься реновацией в стране невозможно. Поэтому мы будем заниматься жильем и комфортной средой, будем заниматься аварийным жильем. Этим в первую очередь, а все остальное — время покажет. 

— Ваша карьера в основном связана с Москвой и Казанью, это богатые города. А вся остальная Россия — она победнее, у нее другие проблемы. Нужна ли ей такая реновация, как в Москве?

— Я буду погружаться в тему, потому что последние девять лет я работал в Москве, это особенный регион, с особенными возможностями. Но 18 лет назад я пришел в правительство Татарстана — там тоже есть разные муниципалитеты. Есть богатые муниципалитеты, где есть нефтянка, есть абсолютно дотационные. Например, где моя родина — город Чистополь, — где проживают 67 тысяч человек населения, годовой бюджет 1,5 миллиарда. Это все — зарплата врачей, учителей, полицейских, благоустройство, ремонт. Это очень мало. Поэтому я достаточно хорошо понимаю, что происходит в регионах. Может, где-то у меня информация отстала, но я быстро пообщаюсь с губернаторами. Я уже начал приглашать, начал разговаривать с ними. Я быстро вникну, где что происходит.

— Часто бываете в Чистополе?

— В год один-два раза.

— Если это не реновация, то с чего вы начнете работу, вы наверняка уже понимаете?

— Я буду заниматься тем, что мешает организовывать стройку. Во-первых, огромные деньги выделены по нацпроектам. Деньги есть, и надо, чтобы люди почувствовали реальную пользу от этих денег. Буду заниматься крупными проектами, например, сейчас мы рассматриваем проект [магистрали] «Западный Китай — Европа». То есть я буду в обычной своей манере, в штабном режиме работать.

Когда мне задают вопрос «как вам удалось достигнуть таких результатов в Москве», я говорю: во-первых, мэр очень серьезно занимался градостроительной политикой, а во-вторых, я сам жил этим. У меня девять лет каждый день минимум один штаб. В понедельник — общеорганизационный со всеми органами власти правительства Москвы, вторник — реновация, среда — метро, четверг — железная дорога, потом автомобильные дороги, в пятницу — общий штаб по вводу всей недвижимости в Москве, а в субботу — объезд объектов и префектур. Я шесть дней в неделю жил в штабном режиме и каждую стройку знал наизусть, бывал на всех стройках.

В масштабах страны я побывать на каждой стройке не смогу, но я 33 года занимаюсь стройкой, из них 19 лет занимаюсь госуправлением, я понимаю, как настроить механизмы, чтобы все заказчики строили. И я, конечно, настроен помогать всем заказчикам в стране, особенно кто работает с бюджетными деньгами, чтобы облегчить им стройку. Это одна из моих целей.

— Будете ли вы менять законодательство в том, что касается стройки? Я слышала от строителей, что оно как раз часто их тормозит.

— Я очень хорошо понимаю, что мешает строить, у меня подготовлен целый ряд законодательных инициатив, я уже разговаривал с председателем [правительства], договорились, как мы будем работать по законодательству. Я провел сегодня [27 января] большое совещание, разбирал все программы, разбирал, что нужно по законодательству. Мне эта тема абсолютно понятна, что мешает строить в стране, я четко понимаю.

— Так что, на ваш взгляд, мешает строить?

— Большие проблемы с ценообразованием, потому что та цена, которая определяется, она не объективная. Ее нужно приводить к объективной. Она везде ниже, чем должна быть. Когда в регионах на огромное количество конкурсов никто не выходит, это говорит о том, что цена определена неправильно. Я хочу понять, какие есть административные барьеры — иногда перебросить одну строчку в бюджете занимает месяцы. Есть вопросы, связанные с подключением к инженерным сетям. Есть вопрос с низким качеством проектирования. На самом деле мне все понятно, что делать. Может, есть какая-то специфика регионов. Но так как я стройкой жил в каждодневном режиме, я хорошо понимаю, что мешает строить.

— Сколько у вас времени уйдет, чтобы все препоны убрать?

— Зависит от того, насколько слаженно будет работать правительство. Если слаженно — то один-два года. 

— Москвичи упрекали вас в том числе за закрытость некоторых процедур. Например, градостроительно-земельных комиссий, на которые не зовут никого, кроме чиновников.

— На ГЗК присутствуют 25 человек, это все люди, которые в правительстве Москвы принимают решения. И у каждого человека есть право вето. Никогда не было практики приглашать экспертов на ГЗК, их зовут на архитектурный совет. У нас в среднем на ГЗК решается 40–50 вопросов. Какой сторонний эксперт тут может что-то проэкспертировать?

— На комиссии в том числе принимают решения о сносе исторических зданий.

— Вообще, решение по сносу принимает департамент культурного наследия, он не имеет отношения к строительному комплексу. Что касается закрытости — это тоже ерунда: протокол печатается после каждого заседания ГЗК. Он не должен быть публичным, потому что он рабочий, но к нему имеют доступ тысячи адресов сотрудников мэрии. Это орган не политический, это орган рабочий. Вообще, любая активность возникает в электоральный цикл. Как только выборы — сразу всем надо и здания защищать, и градостроительную политику критиковать. Это чисто электоральная вещь. Все вспышки градостроительных конфликтов — это прямая пропорциональная зависимость с электоральным циклом.

— Не могу не спросить вас про расследование Transparency, в котором несколько лет назад говорилось, что ваша мама Роза Хуснуллина возглавляла британскую компанию, чьи дочерние фирмы получали крупнейшие господряды в Татарстане. 

— Все заявления о том, что моя мама имеет гражданство Великобритании, — это вымысел и бред. Она никогда не была гражданкой Англии, ни разу в Англии не была. Спросите у телеканала «Дождь» — они послали съемочную группу, и когда увидели, в каких [простых] условиях живет моя мама, что-то они это не опубликовали. Я когда был на телеканале «Дождь», я спросил: «Что же вы дом не показали?» У моей мамы, правда, потом сердечный приступ случился, когда она узнала, что это провокационные журналисты пришли, ее в больницу отвезли на скорой. Она никогда никакими капиталами не владела. Это домысел и вымысел.

— Там не говорилось о владении. Согласно документам она была директором. 

— Я долго пытался разобраться. Она никогда директором не была. Тут какая-то странная вещь. Она не была директором никакой компании, это все выдумки и придумки.

— На ваш взгляд, это ошибка в документах?

— Даже не знаю что. Они никогда не была директором компании, не выезжала в Англию.

Вообще в Татарстане было акционировано несколько сотен предприятий. Когда мы начинали заниматься ЖКХ, все предприятия были убыточными, сбор платежей был на уровне 80%, когда я уезжал, все предприятия были прибыльными и сбор был 98%. Я действительно проводил большую реформу, проводил оздоровление.

Были сотни разных операций, я не знаю, почему их мне приписывают. Дело в том, что я веду жесткую политику, у меня нет времени на разбирательства, я всегда иду коротким путем достижения целей, и поэтому не всем моя политика нравится. Но нормальные люди, которые за то, чтобы был достигнут результат, в конечном итоге относятся ко мне нормально. Даже те, кому я не нравлюсь. Любую поставленную цель я стараюсь достигнуть за самый короткий срок, поэтому я специалист по быстрому строительству, по быстрому запуску проектов. Я считаю себя в этом профессионалом, потому что я умею быстро строить. Я всегда стараюсь уложиться в сроки.

Я когда соцсети завел, мне люди начали писать, оскорблять, говорят «да ты сидишь на откатах, да все вы воруете». Я могу сказать, что при том объеме средств, который есть в московском бюджете, коррупционных скандалов нет. Я не говорю, что нет нарушений. Везде есть нарушения. Но глобальной коррупции у нас нет, потому что цена на стройку очень близка к себестоимости. Когда у тебя рентабельность 5–7%, о какой коррупции вообще может быть речь? Поэтому я первое, что сделал, — цену стройки максимально приблизил к реальной. И тем самым минимизировал все коррупционные риски.

Сам я никакими коррупционными делами не занимаюсь. Поэтому когда меня оскорбляют, я хочу ответить, но потом думаю — пусть будет на их совести. Я одному ответил: «Ну если ты давал откаты, напиши мне в соцсети, кому ты давал».