Перейти к материалам
истории

Адвокат: родители девочки, с рождения живущей в больнице, готовы забрать дочь — если врачи дадут полную информацию о ее здоровье Врачи говорят, что документы переданы

Источник: Meduza
Иван Клейменов для «Медузы»

14 января в Пресненском суде Москвы в закрытом режиме прошла досудебная беседа по иску об ограничении прав прав матери и отца девочки С., которая с рождения живет в медицинском центре «Мать и дитя». Адвокат матери девочки Ольга Лукманова заявила «Коммерсанту», что родители готовы забрать ребенка из больницы — но только после получения полной выписки о здоровье С. за пять лет. Рассмотрение иска по существу назначено на 28 января. «Медуза» задала несколько вопросов Ольге Лукмановой.

Адвокат Ольга Лукманова рассказала «Коммерсанту», что подавшие иск к родителям С. органы опеки добиваются закрытого процесса (они объяснили это защитой прав ребенка), а родители ребенка — открытого, «так как вся информация должна быть достоверной в прессе».

Лукманова также заявила «Коммерсанту», что врачи центра «Мать и дитя» до марта 2019 года говорили родителям, что девочка серьезно больна, но не предоставляли документов о диагнозе. Адвокат дала понять, что врачи не сообщали о нем и устно. Глава центра, врач Марк Курцер рассказывал «Медузе», что копии всех томов документов С. были переданы ее родителям в марте 2019 года. Он также говорил, что сначала ребенок оставался в центре по медицинским показаниям, но потом родители не захотели забирать С. домой. Они платили за содержание и лечение девочки в центре почти миллион рублей в месяц начиная с 2014-го года.

В марте 2019-го центр в одностороннем порядке расторг договор об указании услуг девочке и она была выписана из стационара. Однако родители так и не забрали ребенка.

Ольга Лукманова

— «Коммерсант» написал, что родители девочки готовы забрать ее из больницы, после того как получат полную выписку со всей историей болезней и диагнозов за пять лет. 

— Да. Совершенно верно. Более того, 14 января органы опеки и попечительства [во время досудебной подготовки в Пресненском районном суде Москвы] предварительно заявили о том, что 28 января будут ходатайствовать о проведении девочке судебно-медицинской экспертизы с ее физическим обследованием. У них имеются определенные сомнения по ее состоянию здоровья, как я предполагаю. 

— В смысле они думают, что девочка здорова?

— Нет, органы опеки 28 января будут заявлять ходатайство о проведении девочке судебно-медицинской экспертизы с ее физическим обследованием, то есть у них есть сомнение в том, так я понимаю, эпикризе, который клиника предоставляет. И они решили таким образом через судебно-медицинскую экспертизу проверить всю ситуацию.

— По вашей версии, эти пять лет клиника говорила родителям, что девочка больна? 

— Я не знаю, что было на протяжении пяти лет. Но исходя из сложившейся ситуации это выглядит совершенно так. Между прочим, счета выставлялись не за проживание, а за лечение. Счета выставлялись за лечение девочки. 

— Получается, что клиника все это время не предоставляла никаких документов?

— Мы с 31 января [2019 года] писали постоянно в клинику — есть документальное подтверждение — чтобы нам дали полный выписной эпикриз. Полную выписку. До сих пор мы не получили ответа на наши письменные уведомления (Профессор Марк Курцер заявлял «Медузе», что копии всех томов медицинских документов С. выданы по запросу родителей в начале 2019 года — прим. «Медузы»). 

— Я правильно понимаю, что пока родители не получат полную выписку, они не готовы забрать дочь?

— Да, мы готовы забрать ребенка, но отдайте нам полностью выписной эпикриз. И органы опеки в курсе этой ситуации. Они же тоже визуально видят девочку и понимают, что что-то не то. Поэтому и планируют выйти с ходатайством о проведении судебно-медицинской экспертизы с ее полным обследованием физическим. 

— Почему родители не готовы забрать девочку из больницы до получения полного эпикриза?

— Вы знаете, мы вообще-то год уже пытаемся этот эпикриз получить. Если ребенка заберут, то, мне кажется, эпикриза вообще не получишь. Мое мнение. 

— Я не очень понимаю, как это связано. Можете объяснить?

— Я говорю: мы год пытаемся выписной эпикриз получить. 

— Да, я не понимаю, как присутствие ребенка дома будет препятствовать получению эпикриза.

— Я же говорю, мы год его просим, нам никто не дал. От чего лечить ребенка дальше? К каким специалистам идти? Мы должны понимать, от чего лечили, какими препаратами. Сейчас ребенка возьмем, как мы дальше будем продолжать лечение? Куда мы будем ходить? У кого наблюдаться? Клиника же говорит: нужно амбулаторное наблюдение (Персонал клиники говорил «Медузе», что сотрудники центра и лично профессор Курцер неоднократно предлагали родителям помочь с медицинским оборудованием на дому и даже организовать дежурство реанимобиля под окнами квартиры, но мама девочки отказывалась — прим. «Медузы»). У кого амбулаторное наблюдение? Распишите нам. От чего вы лечили, какими препаратами, что вы вылечили, какое заболевание, какое заболевание не вылечили?

— Врачи говорят, что на самом деле они предоставляли все документы, девочка здорова, и они ее выписали уже. Это неправда?

— Они предоставили усеченную выписку на момент [марта 2019 года] с имеющимися диагнозами, которые есть сегодня, грубо говоря. 

— А на протяжении лечения они не предоставляли документы? 

— Ничего не предоставляли, ни одного письменного… То есть они должны были, по-моему, раз в 10 дней — у них есть внутренний регламент — сообщать о том, какие диагнозы у девочки есть, собирать консилиумы, какое лечение проводится. Ни один из этих документов мы не получали. Единственный документ — выписной эпикриз 20 марта 2019 года. И то усеченный. Это за пять лет. 

— И все же, простите, я не очень понимаю, если целый год ушел на то, чтобы получить выписку, и все это время ребенок в больнице. Стоит ли дальше продолжать держать ее там? Почему родители не возьмут ее и не попытаются дальше получить выписку? Как присутствие ребенка дома, а не в больницы мешает…

— Если действительно все было бы хорошо, органы опеки не озвучили бы, что будут проводить судебно-медицинскую экспертизу девочки. 

С. в центре «Мать и дитя»
Meduza

— Я не возражаю, я просто не понимаю ваши слова. 

— Вот я вам объясняю. 

— Вы имеете в виду, если бы все было хорошо с чем? Со здоровьем?

— По здоровью и по медицинским документам — если бы у органов опеки не было вопросов, то они бы не заявляли ходатайство о проведении судебно-медицинской экспертизы. И именно с физическим обследованием ребенка) (Департамент труда и социальной защиты населения Москвы прислал в редакцию «Медузы» сообщение, в котором говорится следующее: «Органы опеки не компетентны в определении состояния здоровья и установке диагнозов. Для этого необходимо экспертное заключение, в связи с чем было подано ходатайство. Заключение необходимо для полной объективности картины состояния здоровья ребенка». — Прим. «Медузы»). 

— Я правильно понимаю, что родители обеспокоены здоровьем ребенка, поэтому до получения полной выписки, боятся забирать ребенка из больницы?

— Вы знаете, тут немножко другая ситуация. Папа девочки брал документы имеющиеся и летал во Францию для консультации с врачами, где ему сказали, что по данному выпускному эпикризу ваш ребенок совершенно здоров, однако ребенок, рожденный на 23-й неделе, как у вас, не может быть совершенно здоров. (Ольга Лукманова ранее говорила «Медузе», что по подсчетам мамы — ребенок родился на 23-й неделе, а по документам центра на 25-26-й — прим. «Медузы») И папе говорят: как мы будем лечить вашего ребенка, если вы нам дали выписку совершенно здорового ребенка? Априори это не может быть, так как он у вас родился на 23-й неделе. 

— Если ходатайство опеки удовлетворят, будет назначена экспертиза, придут ее результаты, какие шаги родители планируют предпринять после?

— Не знаю, надо смотреть, какое будет заключение. 

— Давайте два варианта рассмотрим: девочка здорова и девочка больна.

— Не могу предполагать, потому что очень много может быть вопросов, которые перейдут в другую плоскость.

Ольга Корелина, Кристина Сафонова