Серийные убийства в эпоху репрессий и секретных военных заводов — в увлекательном шпионском детективе «Уран» Ольги Погодиной-Кузминой

Ольга Погодина-Кузмина. Уран. М.: Флюид ФриФлай, 2019

Вынесенное в заглавие книги Ольги Погодиной-Кузминой слово «уран» в романе осмысляется двояко — одновременно и метафорически, и сугубо прагматически. Действие романа локализовано на излете самой «уранической» — то есть склонной к пожиранию собственных детей — эпохи в отечественной истории: за вычетом флешбэков большая часть событий в нем происходят весной и ранним летом 1953 года, незадолго до и сразу после смерти Сталина. Однако уран присутствует в тексте и вполне материально: жизнь всех героев так или иначе сконцентрирована вокруг секретного комбината по обогащению урана, расположенного в Эстонии, в закрытом поселке Силламяэ.

Время и место действия предсказуемым образом задают и основные смысловые векторы романа: тревожное ожидание перемен, лагерь (значительную часть работ на комбинате выполняют зэки и вольнонаемные), не затянувшиеся толком раны прошлой войны и медленно раскручивающийся маховик приготовлений к войне следующей — куда более страшной… В глухих чащах еще скрываются «лесные братья», еще сочится из-под эстонской земли тайная ненависть к захватчикам, но понемногу привычка к новому порядку (или просто усталость от бесплодной борьбы) берет верх, да и утопический советский город-сад, с поразительной скоростью растущий вокруг комбината, кажется, обещает всем своим обитателям покой и благополучие… 

В этой точке предсказуемая часть заканчивается и начинаются сюрпризы: внутрь всего этого ретроантуража, прозрачно намекающего на очередной роман о советской исторической травме, Погодина-Кузмина ухитряется встроить настоящую, качественную шпионско-детективную интригу. В нарождающемся городе одно за другим происходят зловещие убийства — сначала на болоте обнаруживают изуродованный труп комбинатского шофера и бывшего партизана. Потом дочь главного инженера, а по совместительству местную фам-фаталь находят задушенной с отрезанным языком. При странных обстоятельствах умирает эстонец-коммунист, приехавший расследовать убийства из Ленинграда. И, наконец, из Москвы поступает сигнал: на комбинате окопался иностранный шпион, и в скором времени следует ожидать диверсии.

В «Уране» нет одного главного героя — автор переключает фокус между десятком персонажей, как опытный режиссер — между десятком камер, с разных точек нацеленных на один и тот же объект. Молодой инженер Алексей Воронцов работает на износ, не щадя себя, а в душе баюкает какую-то темную тайну. Юный зэк из воров Ленечка Май, красавчик и любимец местного пахана, оказывается втянут в великую войну на зоне: умеренные «красные» воры, пошедшие на сделку с государством, здесь сошлись в смертельном противоборстве с ворами «черными», радикальными и непримиримыми хранителями криминального «закона». Всесильный директор комбината Арсений Гаков разрывается между страхом (присягнуть на верность Берии или выждать, рискуя в случае его возвышения впасть в немилость?) и надеждой на перемены, между тягостным чувством собственного несовершенства и искренней верой в возможность идеала. Разведенная мать двоих детей, уборщица Таисия Котемкина томится неловкой и неуместной влюбленностью в Воронцова. Пятнадцатилетняя Эльза Сепп всей душой сочувствует тайной борьбе старших братьев против советской власти, но на свою беду влюбляется в молодого и пылкого московского комсомольца Павлика, племянника директора комбината. И все эти истории завихряются, закольцовываются вокруг цепочки убийств и предполагаемой диверсии, обрастают едва ли не оккультной жутью. Тени сгущаются, а до пресловутого полудня, когда им полагается исчезнуть, еще жить и жить.

Выстраивая шпионскую интригу, Ольга Погодина-Кузмина вполне очевидно ориентируется на советские образцы жанра: при некотором желании в «Уране» можно различить влияние Льва Овалова (создателя легендарного контрразведчика майора Пронина), Юлиана Семенова и даже Владимира Богомолова с его «Моментом истины». Однако влияние это поверхностное, инструментальное, едва ли не игровое. Автор явно не стремится напугать читателя еще одной версией «социалистического ада», да и вообще фиксирует реалии начала 1950-х годов не без сочувствия, но все же вообразить такую меру правдивости в приключенческой литературе советской эпохи едва ли возможно. Холод, неустроенность, нищета, страх, вранье, мрак войны и репрессий за спиной, неизвестность впереди — мир «Урана» никак не спутаешь со светлым, надежным миром советского шпионского романа, лишь по краешку оттененным происками коварных империалистов. Более того, разоблаченный злодей в конце концов оказывается плотью от плоти советской системы — ее закономерным (и чудовищным) порождением.

Такой же условностью, фикцией оборачивается и заигрывание автора с жанром советского «производственного романа»: в отличие от, скажем, эталонного гладковского «Цемента», вся линия, связанная с обогащением урана и вообще работой комбината, у Погодиной-Кузминой остается предельно обобщенной, неконкретной. Замени она уран на бокситы или, допустим, золотоносные руды, для читателя мало что изменилось бы.

Словом, искать параллели «Урану» в прошлом очевидно не стоит. Куда больше сходства роман Ольги Погодиной-Кузминой демонстрирует, скажем, со сравнительно недавним «Дознавателем» Маргариты Хемлин. Так же, как и у Хемлин, любовно и точно прописанный советский сеттинг в «Уране» важен, но не самоценен, а внутренняя динамика повествования обеспечивается за счет детективной интриги. И так же, как и в случае с «Дознавателем», в романе Погодиной-Кузминой есть, к чему придраться с точки зрения конструкции и композиции. Бодро начавшись, ближе к середине «Уран» дает заметный крен в сторону нежанровой прозы, вязнет в избыточных подробностях и тонких психологических нюансах. В результате на развязку (впечатляющую и эффектную) остается разочаровывающе мало места, автор сбивается на торопливую скороговорку, а многие детали читателю приходится домысливать самостоятельно, восстанавливая сюжетную канву по косвенным и едва ли не случайным намекам. 

И тем не менее, «Уран» — важное и, хочется надеяться, симптоматичное событие для современной русской прозы. Готовность говорить о советском периоде с пониманием, но без надрыва и навязчивых политических аллюзий, в совокупности с желанием сделать читателю не только страшно, больно или неуютно, но еще и интересно — ровно то, чего не хватает подавляющему большинству современных русских авторов. Ольга Погодина-Кузмина в полной мере демонстрирует в своем романе и то, и другое.