«Лабутены помогли, не то слово» Режиссер самых известных клипов «Ленинграда» Анна Пармас — о своем первом полнометражном фильме «Давай разведемся!»

12 июня на «Кинотавре» состоится премьера дебютного фильма Анны Пармас «Давай разведемся!», главную роль в котором сыграла Анна Михалкова. До своей первой полнометражной картины Пармас написала сценарии для нескольких телешоу («Осторожно, модерн!») и фильмов («Кококо», «История одного назначения») — и сняла самые вирусные клипы группе «Ленинград»: «Экспонат», «Экстаз», «ЗОЖ», «В Питере — пить». «Медуза» обсудила с режиссером работу с Сергеем Шнуровым и Авдотьей Смирновой, а также героинь средних лет и реалистичные хеппи-энды.

— С чего началось ваше сотрудничество с Сергеем Шнуровым?

— Это произошло абсолютно случайно. Наш общий с Сережей приятель, продюсер Митя Муравьев, который продюсировал клипы Шнурова, сказал мне однажды: «А не снять ли тебе Сереже клип? Сережа хотел». А я: «Почему бы и не снять?» Так, в 2015 году мы сняли первый клип на песню «ВИП». С этого момента все и понеслось. Но такого, что Сергей сидел в раздумьях и думал, кому бы ему дать еще поснимать, и вспомнил мою фамилию, не было. 

— Вы ведь с Сергеем познакомились еще в 90-х?

— Мы знакомы с года 95-го или 96-го — мы с ним вместе работали на радиостанции «Модерн»: он занимался пиаром, а я делала телепередачу «Осторожно, модерн!» Мы друг друга видели, знали, но каких-то рабочих контактов у нас никогда не было. А потом, спустя восемь или десять лет, мы встретились в гостях у Авдотьи Смирновой — она дружит с Сережей.

— И там вы поняли, что вы на одной волне?

— Нет, мы поняли, что мы любим вместе выпивать и болтать. В принципе только это мы тогда и поняли — больше ничего.

— В конце мая вышел новый клип «Ленинграда» — «Кабриолет». Расскажите, пожалуйста, на этом свежем примере, как обычно устроена работа над видео к песне Шнурова?

— Обычно Сережа дает мне песню и говорит: «Вот на, послушай! Как тебе?» В 90% случаев песня мне нравится, и спустя какое-то время у меня рождается история, которую я и предлагаю Сереже. В 90% случаев ему история заходит и он говорит: «Давай, ***** [делай]!» — Ну мы и ****** [делаем].

С «Кабриолетом» все примерно так и было. Он дал мне песню и спросил: «Ну, как ты там, со своим фильмом?» Я: «Заканчиваю». Он: «Что, денег нет?» Я: «Ну, естественно, это же кино». Он: «Давай, хватит ерундой заниматься, вот тебе песня, давай уже что-нибудь снимем». И выслал песню «Кабриолет», мне она понравилась, и у меня родилась история про безбашенную девушку, у которой все идет по плану, которая несется куда-то. Куда именно она несется было непонятно, а потом пришла в голову идея, что она несется на собственную свадьбу.

— А чья была идея позвать Аллу Михееву?

— Я подумала: «А кто эта девушка?» Стала перебирать в голове актрис, я понимала, что, с одной стороны, она должна быть эффектной, симпатичной, а с другой — смешной, такой взрыв мозга. И тут мой друг и коллега, режиссер Борис Хлебников говорит мне: «А не хочешь попробовать Аллу Михееву?» Я сказала: «Гениально!» В общем, это был такой дружеский подгон. Я позвонила Сереге, он сказал, что идея отличная. Оставалось только позвонить Алле, что мы и сделали.

— Предполагаю, что Алла, как и, наверное, Светлана Ходченкова, согласились с удовольствием?

— Алла согласилась с удовольствием, она расхохоталась и сказала: «Он же совершенно не собирался меня снимать, сказал, что у меня маленькие сиськи». Я ответила: «А теперь он передумал, нормальные у тебя сиськи, давай сниматься». И она согласилась без вопросов.

С Ходченковой была другая история. Когда я искала актрису в клип «Экстаз», было совершенно понятно, что там нужна какая-то абсолютная красавица, звезда, про которую ничего не надо объяснять, чтобы, когда она появилась в воротах шиномонтажки, сразу было понятно, что это человек из совершенно другого мира. Так и появилась Светлана Ходченкова, но никто из нас не верил, что она согласится. Тогда я пустила в ход свои знакомства: в тот момент Света работала на сериале вместе с Юлей Топольницкой — актрисой из клипа «Экспонат», — и вроде как они приятельствовали. Я попросила Юлю зайти с вопросом: «А не хочет ли Светлана немножко похулиганить?» Выяснилось, что Светлана похулиганить не против.

— А почему никто не верил, что Светлана Ходченкова согласится сниматься в клипе «Ленинграда»? Ведь обычно это очень популярные видео. Или вы исходите из логики режиссера независимого кино, которое снимается с ограниченным бюджетом? 

— Именно из этой логики я и исхожу. У нас не было денег на Светлану Ходченкову, поэтому и формулировка была — похулиганить с учетом того, что гонорар будет совершенно мизерный. Я ведь не знаю, что в голове у Светланы Ходченковой, но я понимаю, что работа артиста должна быть оплачена. А вдруг артист принципиально не понижает ставку, поэтому я и не была уверена, что Светлана согласится. Но, как выяснилось, у Светланы не было никаких предубеждений по поводу гонорара, и это было очень нам на руку.

— Сергей Шнуров дает вам карт-бланш или он все же контролирует процесс на каком-то этапе?

— Если Сергей выбирает людей для совместной работы, то он им доверяет — это его стиль работы, который мне кажется очень верным. Серега четкий, умный и проницательный человек. Однажды он попросил меня внести какие-то не кардинальные правки в монтаж, это был единственный раз, когда он что-то менял в моей работе.

 — Кроме узнаваемого музыкального звучания, у «Ленинграда» сформировался и свой очень яркий визуальный стиль: сочная картинка, объемные узнаваемые герои, неожиданный и смешной поворот сюжета. Можно ли сказать, что вы участвовали в формировании этого стиля?

— Это стиль качественного и интересного продукта, который разрабатывал сам Сергей Владимирович. Ведь кроме меня с ним работают и другие режиссеры, например, Илья Найшуллер. Илья снимает совсем не юмористические, а вполне брутальные, мальчиковые истории. Мне вот очень нравится клип «Вояж» — считаю его лучшим. В нем разыгрывается такая драма, в нем Паль шикарный — как Бельмондо в «На последнем дыхании». Еще я знаю, что если Сереже что-то не нравится или что-то не соответствует той планке, которую он для себя поставил, то он это просто не выпускает — есть клипы, которые лежат на полочках у него до сих пор.

— Вы упомянули пацанский подход Ильи Найшуллера, а я хотела бы отметить некий феминистский вайб, который идет от ваших клипов на песни Шнурова. Насколько осознанно вы его создаете? 

— Этот феминистский вайб или флер, о котором вы сказали, появляется в наших клипах не специально — он из обычной жизни попадает сначала в песни Шнурова, а из них в видео, которое мы снимаем. Мне ничего не надо ни придумывать, ни заострять, ни выпячивать. Градус феминизма я сознательно не повышаю — делаю то, что мне музыкой навеяло.

— Благодаря вам песни «Ленинграда», в которых откровенно поется о надуманных комплексах современных женщин (например, связанных с маленьким размером груди), получают очень яркий визуальный образ. Никто не говорил об этом так громко (клип «Сиськи» посмотрели на ютьюбе более 85 миллионов раз). Это Сергей так умело разглядел в вас способность понимать и снимать о том, что волнует женщин?

— Я думаю, что он во мне открыл эту способность. Я и не думала быть певцом женской души и женских проблем — вовсе нет. Я даже не задумывалась об этом, но выяснилось, что это то, что я знаю и в чем разбираюсь лучше всего. Благодаря этому открытию я вышла и на тему своего дебютного фильма. 

— Прежде чем мы начнем говорить о вашем фильме, расскажите, как отразилось на вашей профессиональной жизни то, что вы сняли один из самых популярных клипов российского музыкального пространства — клип на песню «Экспонат»?

— В день выхода «Экспоната» ко мне добавились в фейсбуке около 500 человек. И я стала узнавать о себе массу интересного. Самую смешную историю мне рассказал Боря Хлебников. Он был по каким-то делам в Союзе кинематографистов и встретился там с Федором Сергеевичем Бондарчуком. Когда они вышли покурить, Бондарчук, толкнув в бок Хлебникова, сказал: «Ты видел вообще, Аркус-то что выкинула?» Боря: «Какая Аркус? Что выкинула?» Бондарчук: «Ну как? Клип сняла!» Боря: «Так не Аркус, а Пармас». Бондарчук: «Да, блин, Пармас, точно!» Так ко мне пришла всероссийская слава. 

И, конечно, посыпалась масса предложений снимать клипы. Это тоже очень смешно, потому что я не считала и не считаю себя клипмейкером, я — автор некого видео на музыку и песни Сергея Шнурова. А клипмейкерство — это какая-то особая область создания видеоконтента, что-то близкое к видеоарту. То, что наше развеселое видео вдруг стало популярным клипом, целым направлением — это смешно. Смешно, потому что это случилось не из чего, не из замысла, а просто — бац, на ровном месте.

 — Но все ваши восемь видеороликов ведь и клипами даже не назовешь — это же фактически полноценные короткометражки.

— Да, получилось что-то вроде музыкальных короткометражных фильмов. Никакому клиповому закону они не подчиняются: там нет синхронов повторяющихся, танцев нет, ничего такого, что бы напоминало клип в том виде, как мы его обычно себе представляем. 

— Клип «Экспонат» на ютьюбе посмотрели уже 144 миллиона раз — это число жителей Российской Федерации. Сомневаюсь, что какой-то отечественный фильм смотрели или в ближайшее время посмотрят такое гигантское количество людей. Вы испытываете режиссерскую гордость?

 — Трудно сказать. Вроде бы нельзя назвать это гордостью. 140 миллионов просмотров, конечно, достижение, просто я не думаю, что это мое достижение — это стечение обстоятельств, вдруг произошло какое-то всеобщее помешательство на тему конкретного видео. Работая над ним, мы очень старались, прилагали максимум усилий, но я не очень понимаю — и никто этого не понимает — почему 144 миллиона раз посмотрели именно «Экспонат». Думаю, что здесь есть какое-то метафизическое объяснение, но за ним — к Сереже Шнурову, он все может объяснить.

 — Как он вам это объяснил?

 — Он что-то говорил про историю Золушки, но мне кажется, что он лукавит, — он знает какую-то тайну, где-то он с кем-то договорился там на небе и получил свои 144 миллиона просмотров, больше никаких объяснений у меня нет. (Смеется.) 

— После «Экспоната» вам стало легче находить деньги для ваших проектов? 

— Конечно! В одно время я называла их «Лабутены-животворящие», потому что после них мне стали поступать всякие разные заказы, у меня появилась возможность выбирать, что делать, что не делать. Это работа, по которой видно, что человек — то есть я — умеет складывать картинки в смешную историю, и благодаря ей мне стало легче общаться с продюсерами, у меня появилась возможность настаивать на своем в каких-то вещах. А сейчас «на склоне дней» у меня появилась возможность снять дебютный фильм.

«Лабутены» помогли, не то слово. И не только они, если бы это была единичная история, можно было бы сказать, что мне просто повезло, но мы ведь сделали еще несколько не таких популярных, но все же успешных клипов, после которых стало понятно, что Пармас вроде как может.

— Закрепили успех!

— Закрепила успех и немедленно им воспользовалась.

— Вы все это время шли к своему первому полному метру или решили его снимать, потому что вдруг представилась возможность?

— Я очень хотела, хотела, хотела снять кино, только я не знала про что. Мне нужна была какая-то идея и тема на целый полный метр. Пока ее не было, я не рыскала в поисках продюсеров. А как только поняла, что знаю, про что хочу снять фильм, в этот момент подоспели «Лабутены» — и все сложилось наилучшим образом. Просто всему свое время — так получилось, что это время для меня наступило несколько лет назад.

— То есть идея фильма в каком-то смысле выстраданная?

— В какой-то момент я вдруг подумала: «А что же это я хожу вокруг да около?» Ведь все женщины в мире проходили или проходят через развод или предательство, или расставание, или через фиксацию на каком-то одном объекте чувств. И тогда в моей голове сложилась концепция под названием «комедия про развод». А потом помог Сергей Владимирович [Шнуров] — у него в альбоме «Рыба» есть песня «Просто»: «Просто светят звезды, просто во Вселенной». И у меня родилась концепция финала фильма, в котором должна звучать эта песня и должно возникнуть ощущение, что все «как-нибудь да будет». Имея в голове эти две высокие точки, я начала метаться в процессе написания сценария. Я писала его около года вместе с двумя чудесными девушками, Машей Шульгиной и Лизой Тихоновой — моими соавторами.

Было нервно, как всегда, наверное, в дебюте. Мне все не хватало чего-то, я чувствовала, что все не так, все не эдак. В какой-то момент Маша с Лизой даже сказали мне: «Анна Яковлевна, а можно великой будет вторая ваша картина? Можно, эта будет просто хорошей?» Но в итоге мы как-то этот сценарий закончили.

— Правильно ли я понимаю, что хеппи-энд по версии Анны Пармас звучит так: «Все как-нибудь да будет»?

 — Понимаете, какая штука. Мы все хотим гарантировать себе счастливый финал, хотим так все спланировать, чтобы в финале был хэппи-энд. То есть вполне понятно, что никому не хочется, чтобы финал был несчастный. Но мы так отчаянно к этому идем, что отрицаем возможность другого финала, отличающегося от того, что мы себе в голове вообразили. Должно быть так — и все, а когда не так, случается в худшем случае трагедия, в лучшем — нервный срыв. Мне хотелось показать, что в любом финале можно найти и хорошее, и плохое, но главное — не искать в нем то, что запланировано.

— «Давай разведемся» показался мне в каком-то смысле революционным ромкомом — в финале там нет уходящей в закат пары, а ведь большинство современных зрителей и зрительниц выросли на совершенно других историях. Золушка обязательно должна выйти замуж за принца — и никак иначе. Вы сознательно решили уйти от жанровых клише?

— Не все решаются перенести эту мысль на экран, но все прекрасно понимают, что счастье не может зависеть от одного конкретного человека: есть человек — есть счастье, нет человека — капец, счастья больше в жизни нет. В финале у моей героини все прекрасно: у нее есть дети, она беременна — единственный негатив, который ее, возможно, ждет, это энное количество бытовых проблем, но в остальном-то все офигенно. Она стоит на небоскребе посреди какого-то бурлящего невероятного азиатского города, а завтра она окажется снова дома — и дом у нее тоже есть. У нее на данный момент, в эту секунду, все, извините, ******* [хорошо]. Это ли не счастье? Есть Миша где-то, нет Миши где-то, у нее наконец исчезла та пуповина, которая связывала ее с мужем.

В любой сложной ситуации наступает момент, когда ты чувствуешь, что тебе стало легче. Проходит время, ты устаешь страдать. И однажды надо — щелк, и идти дальше.

— А как вам кажется, откуда взялось это: есть мужчина — хорошо, нет — капец? Из тех же самых ромкомов или они только отражают реальность?

— Конечно. Ромком отражает мировую историю — столетиями счастье женщины напрямую зависело от мужчины и от семьи. Ромком, как и любая книга на эту тему, «Унесенные ветром», «Джен Эйр», — просто зеркало. Есть мужчина мечты, цель вижу, к цели иду. Сам по себе ромком ничего не навязывает, это жанр, который просто удовлетворяет все наши ожидания. А ожидания формируются культурным и социальным контекстом нашей жизни.

— Женщина в разводе, беременная третьим ребенком, появляется в ваших работах не в первый раз — мы уже видели ее в новелле «Девочки» в альманахе «Петербург. Только по любви». Я знаю, что у вас трое детей, у Анны Михалковой — тоже трое. Это ведь не простое совпадение?

— Наверное, это и правда моя личная история. Не знаю, так ли у Анны Никитичны Михалковой. Вообще у меня появление и первых-то двух детей было не особенно запланированным, а третьего — прям уж совсем. У меня на этот счет даже родилась такая шутка: «Если рожаешь двух детей, третий тебе достается в подарок». Поскольку у меня возникла теория этого подарка, я всюду ее и впихиваю теперь.

— В последние годы Анна Михалкова переходит из одного хорошего фильма в другой хороший сериал — и везде очень талантливо воплощает на экране образ обычной русской женщины. При этом саму Анну вряд ли можно назвать обычной, учитывая из какой она семьи. 

— Вы знаете, в этой как бы непростой семье Никите Сергеевичу удалось воспитать детей, которые никому и никогда не дают понять, что они из какой-то необычной семьи. Ни малейшего ощущения не возникает, когда ты с ними общаешься, что ты разговариваешь с человеком из какой-то особой семьи.

— В чем секрет конкретно Анны Никитичны?

— Во-первых, у Анны удивительная внешность. Обратите внимание на ее лицо: ты же на него смотришь, смотришь и не насмотришься никак. Как сказал однажды оператор фильма «Кококо» Максим Осадчий: «Она каким-то образом светится изнутри — на нее свет можно не ставить».

Но главное, я пока не встретила другой русской актрисы, которая бы так невероятно тонко и точно играла смешное. Она не просто играет, она существует — она это смешное чувствует. Она даже драму умеет так сыграть, что люди, глядя на нее, улыбаются. Я ее очень люблю и очень уважаю как артистку. Другой такой, кто умеет это делать, я не знаю.

— Актрисам возраста 40-50 лет есть, что сегодня играть, кроме вторых ролей? Нет ли у вас ощущения, что кино про людей среднего возраста сегодня в России снимают редко? 

— Если эта проблема есть — отлично, тогда я займу эту нишу, потому что мне гораздо интереснее писать про людей среднего возраста, нежели про людей молодых. Не ходите туда никто, я там буду. (Смеется.)

— Ваши продюсеры как-то оценивали зрительский потенциал «Давай разведемся!» или он стал для них имиджевой историей? 

— Мне страшно повезло, потому что в продюсерах у меня Сергей Сельянов и Наталья Дрозд. Они одни из немногих в России, кто может запустить фильм, потому что он им интересен. Они, конечно, надеются получить какую-то кассу, покрыть расходы, но личная заинтересованность в проекте, как мне кажется, для них важнее. 

— Расскажите, пожалуйста, про актера Антона Филипенко. Я правильно понимаю, что вы познакомились с ним на клипе «Экстаз» и решили позвать в свой большой фильм?

— Да, его я разглядела в клипе и поняла, что у Антона есть невероятный комедийный талант. Но дело было в том, что Антону Филипенко 33 года, и я боялась, что их с Аней разница в возрасте будет очень видна на экране, но все же решила позвать его на пробы. 

Когда Анна Никитична впервые увидела Антона — он ее на 11 лет младше — то спросила у меня: «Девушка, у тебя все в порядке с головой?» Но на пробах Антон был очень забавным, да и вообще — он выдержал пробы с Анной Никитичной, а Анна Никитична очень строгая артистка.

В итоге я спросила у Антона, согласится ли он набрать для роли килограммов 10 и отрастить усы. Он сказал: «Да конечно! Безусловно!» И я подумала, что это может быть очень интересно, и мы заключили с ним сделку. И что вы думаете? Он поправился на 12 килограммов, а когда уже под конец мы снимали начальную сцену в бассейне, я увидела на скамейке рядом с детьми эту фигуру — с грудью, с животом и ляжками, — то была абсолютно счастлива. Все удалось.

Антон совершил актерский и человеческий подвиг — он жрал постоянно, не переставая что-то точил. Но и по профессии он тоже очень крепко отработал, ведь его персонаж Миша — это совершенно не Антон, от себя он отталкиваться вообще не мог, поэтому он произвел все необходимые наблюдения. Он этот характер увидел, закрепил, почувствовал и сделал совершенно другого человека. Поэтому я и могу сказать, что Антона, я надеюсь, ждет большое будущее.

— Актеры в России не часто идут на такие манипуляции с собственным телом, тем более для авторского кино. Что, как вам кажется, заставило его это сделать?

 — Мне кажется, он очень хотел главную роль. Я не скажу, что он хотел ее сыграть именно в этом фильме, но он был готов на многое, чтобы ее получить.

 — Вы его как-то специально «старили» на гриме?

 — Совсем чуть-чуть. При такой пачке, которая у него получилась, и усах, в общем, ничего делать уже было не нужно. Это правда было очень смешно, он на съемках завтракал, а через 45 минут ему уже подтаскивали бутерброды, он ел, ел, ел и ел между дублями. Он за месяц набрал 10 килограммов. При этом он параллельно снимался еще в каком-то сериале, в котором играл героя-мачо. Мало того, что он там всех уговорил, чтобы его персонаж был с усами, так с ним там еще и костюмеры проекта намучились: когда Антон начал поправляться и перестал влезать в одежду, которую ему купили, они просто взвыли.

— Помогли ли вы потом ему обратно вернуться в форму?

— Конечно. Он и толстел с диетологом, и худел с диетологом — не просто так это все происходило. Врач говорил Антону, что ему есть, когда ему есть. Сейчас Антон уже в своей обычной форме.

— Можно ли сказать, что вы специально ищете для своих проектов новые лица, или обычно это актеры из вашего ближайшего окружения? 

— Все началось с производства первого клипа для Сергея. Мы всегда были ограничены бюджетом, который никогда не подразумевал гонорара для больших артистов — первого или второго эшелона, а подразумевал, что мы будем искать в Петербурге кого-то, кто мог бы воплотить наш замысел. Так были найдены Аня Деконская и Паша Гончаров для клипа «ВИП», Юля Топольницкая для клипа «Экспонат». А в «ЗОЖе», помимо Севыча и Пуза (Всеволод Антонов и Александр Попов — участники группы «Ленинград» — прим. «Медузы»), снимались непрофессиональные актеры: эффектного мужчину из спортзала мы нашли, когда осматривали спортзал перед съемками, и уговорили его сняться, полицейский, который тянет рулетку и долго идет к жопе, застрявшей в афише, — это наш водитель Макс. Это люди, которые типажно нам подошли.

В итоге поиск актеров стал уже охотой, оказалось, что в Питере — огромное количество актеров, которые не охвачены, не снимаются, и они прекрасны. То, что было вызвано бюджетной необходимостью, потом стало нашей фишкой. 

— В начале июня начались съемки сериала «Вертинский» режиссера Авдотьи Смирновой по вашему сценарию. Это ваша с ней уже пятая совместная работа. Как вы познакомились и поняли, что должны работать вместе?

 — Авдотья Смирнова — человек, который бесконечно в меня верит, даже когда я сама начинаю терять веру в себя. Наше знакомство началось с того, что через общих знакомых я узнала, что Авдотья Смирнова хочет написать сценарий со мной в соавторстве. Я от такого просто обалдела. Дуне Смирновой-то я зачем?! Но мне очень хотелось познакомиться, и мы познакомились.

Я так и спросила у нее: «Авдотья, зачем вам я?» Стоит сказать, что практически в первый же вечер мы перешли на «ты», потому что ели плов и выпивали водку, и она мне так ответила: «Понимаешь, я хочу снять комедию. Я за тобой давно наблюдаю, и мне все это время было ужасно интересно, что это за баба такая делает мой любимый „Осторожно, модерн!“ Вот я и подумала: „А не попробовать ли нам совместно написать комедию?“» С этого момента началась наша совместная работа и дружба. Это была комедийная мелодрама «Ты меня любишь?», которая пока лежит на полке.

— Вам работа сценариста ближе? Или вам просто с Авдотьей Смирновой нравится работать?

 — Работать с ней удовольствие, традиция и очень выгодное занятие. Ты изначально находишься в выгодном положении, потому что ее кино на 100% будет офигенным, в этом смысле ты защищен. Кроме того, мы очень подходим друг другу в плане работы. Писать сценарий отдельно от Дуни мне было очень трудно.

Сценарист — это профессия, которая требует невероятной усидчивости. Трудно очень. Процентов на 80 — это все-таки работа жопой, вдохновения там не так много. Мелькнет где-то — в остальное время его не дозовешься. Сидишь и пытаешься писать.

У Дуни есть гениальное высказывание: «Сценарист — это трусливый режиссер». Вот я расхрабрилась и решила стать режиссером. А там — работа на свежем воздухе, оплачиваемое питание, рот закрыл — рабочее место свободно. Быть режиссером, конечно, гораздо легче и интереснее.

 — Вы сказали, что работать с Авдотьей вам легче, чем одной. А как устроена ваша совместная работа?

 — Это постоянные обсуждения и мозговые штурмы — или совместное синхронное молчание, когда наступает тупняк. Это всегда очень живой процесс поиска верных решений, вдвоем делать это гораздо проще, чем если ты один на один со стенкой что-то ищешь. Когда соавтор, которому ты доверяешь, говорит тебе: «Нет, что-то не очень», важно не упираться, а прислушаться. Как мне кажется, мы с Авдотьей умеем это делать, и нам повезло, что и она, и я можем отступить от собственного замысла, если почувствуем, что замысел другого лучше.

— Вам как режиссеру сериалы интересны?

— У меня как раз есть предложение заняться одним сериалом. Мне это очень интересно. Мне кажется, что за сериалами и видеосервисами, на которых сейчас все чаще их можно смотреть — будущее, для них можно создавать что-то революционное, тот контент, который никогда не выйдет на телеке. Мне кажется, что скоро туда утечет все интересное.

— А как бы вы охарактеризовали ваш собственный контент — тот, который вам хотелось бы делать?

— Мне интересны женщины среднего возраста. Помню, как в пятнадцать лет я поставила для себя что-то вроде рубежа: я родилась в 1970 году, и в 2000-м мне должно было быть 30 лет. И вот я думала: «Ну, все, кабзда. Там дальше уже неинтересно. 30 лет, и все». И ведь до сих пор есть такое мнение, что в сорок лет женская жизнь уже заканчивается. А она там с такой силой начинается — там так интересно. Саша, я вам прямо обещаю.

— Я рада это слышать.

— Потому что ты уже осознаешь те вещи, осознать которые раньше не было либо времени, либо ума. У тебя присутствует какой-то элемент анализа и мудрости, необходимый для ощущения себя, своего тела, своей личности. В этот момент ты понимаешь, что можешь все. Но почему-то крайне мало про этих женщин и снимается, и пишется. Поэтому мне и дальше хотелось бы продолжать эту тему с женским самоопределением — и делать это, скорее всего, в комедийном ключе.