«Жизнь А.Г.» об испанском диктаторе и фантастика «Четверо» от Александра Пелевина Галина Юзефович — о двух русских романах-фантасмагориях

Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о двух романах-фантасмагориях: «Жизнь А.Г.» Вячеслава Ставецкого и «Четверо» Александра Пелевина.

Вячеслав Ставецкий. Жизнь А. Г. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019 

Как и все великие диктаторы своего времени, Аугусто Гофредо Авельянеда-де ла Гарда (известный миру и подданным под энергичными инициалами А. Г.) мечтал о могуществе одновременно земном и небесном. Покуда страна под его мудрым водительством строила дороги и фабрики, осушала болота и крепила боевую мощь, попутно искореняя заразу инакомыслия, сам А. Г. припадал к окуляру телескопа, мечтая о небесной Испании, перешагнувшей границы земного притяжения и смело устремившейся в космос. Однако необдуманный союз с двумя другими европейскими диктаторами — немецким и итальянским — привел Авельянеду к быстрому и трагическому краху: испанская армия потерпела поражение в первой же битве, а сам диктатор, не сумев вовремя застрелиться, обратился в беспомощного пленника нового режима. 

С этой точки (если не считать сравнительно небольшого флешбэка, описывающего триумф и падение диктатора А. Г.) стартует сюжет дебютного романа молодого ростовчанина Вячеслава Ставецкого. Вместо того, чтобы милосердно казнить Авельянеду, пришедшие к власти республиканцы приговаривают его к пожизненному публичному заточению в клетке, которую отныне будут возить по всем испанским городам, чтобы граждане могли излить на бывшего диктатора ненависть и презрение. Следующие 25 лет — до нового глобального поворота в своей судьбе — бывшему диктатору предстоит провести на глазах рязъяренной черни, понемногу эволюционируя и радикально меняясь внутренне.

Собственно, именно эта глубинная внутренняя трансформация, определенно не сводимая к категориям «исправление» или «раскаяние», на самом деле является предметом романа Ставецкого. Если немного спрямить и упростить, это роман о том, что в одну человеческую жизнь укладывается несколько жизней. Человек в молодости не тождественен самому себе в зрелости, а потому взыскивать со старика за поступки, совершенные мужчиной в расцвете лет, не то чтобы негуманно — просто бессмысленно: грешил один, наказывают другого, и связь между этими двумя едва ли не случайна. 

При всей очевидности назвать подобную идею совсем уж избитой будет несправедливо, и представить себе глубокий и неординарный роман, выстроенный вокруг нее, в общем, несложно. Однако проблема «Жизни А. Г.» состоит в том, что для решения сравнительно простой задачи автор зачем-то пускает в ход самую тяжелую художественную артиллерию. Барочная пышность текста (каждое существительное у Ставецкого сгибается под грузом сразу нескольких прилагательных, глагол обязательно тащит за собой целую связку наречий) усугубляется заведомо избыточным антуражем. Фактически, для того, чтобы рассказать негромкую историю о преображении человеческой души, автор задействует могучую машинерию альтернативной истории, выстраивая целый мир, в котором вектор европейской истории ХХ века качнулся влево, и судьба человечества сложилась немного иначе. 

В целом упрекать Ставецкого за то, что созданная им вселенная избыточно детальна и многолюдна, было бы странно. Вопросы вызывает не сама идея, и даже не ее реализация (хотя зачем в сегодняшней России писать роман, словно сбежавший с полки испанской литературы ХХ века, не вполне очевидно), но скорее драматическое несоответствие одного другому. «Жизнь А. Г.» более всего напоминает камерный моноспектакль, на постановку которого зачем-то была брошена вся мощь Голливуда, и нельзя сказать, чтобы этот союз выглядел гармонично.

Александр Пелевин. Четверо. М.: Пятый Рим, 2018

Роман Александра Пелевина начинается как прекрасный, едва ли не музейный образец жанровой прозы — вернее, сразу три таких образца. В 2154 году экипаж космического корабля «Рассвет» во главе с капитаном Владимиром Лазаревым выходит из многолетнего стазиса, чтобы вскоре совершить первую в истории человечества высадку на планете Проксима Центавра b, где, по данным ученых, есть условия для существования жизни. В 1938 году молодой следователь Николай Введенский прибывает в прибрежный крымский городок Белый Маяк, чтобы расследовать загадочное убийство профессора астрономии: кто-то заколол пожилого ученого ножом, а после вскрыл несчастной жертве грудь, вложив в нее вместо сердца красную пятиконечную звезду. И, наконец, в 2017 году петербургский психиатр Павел Хромов пытается вылечить странного молодого пациента, убежденного, что во сне с ним разговаривает прекрасная женщина с далекой гибнущей планеты. 

Поначалу три линии — фантастическая, детективная и, скажем так, психиатрическая — развиваются независимо друг от друга. Однако понемногу между ними начинает возникать нечто вроде внутренних рифм — Крым, море, до которого почему-то никому из героев так и не удается добраться, странное стихотворение… Вслед за этим начинаются непосредственные сюжетные переклички. Не с той ли самой планеты, куда летит капитан Лазарев со своими отважными товарищами, исходит сигнал бедствия, раздающийся в голове у пациента психиатрической клиники? Не ту ли звезду, которую советские сыщики обнаружили в груди убитого профессора, в отчаянии рисуют на стенах своих домов представители неведомой расы, переживающей апокалипсис? А следователь Колесов, обсуждающий с психиатром Хромовым поведение его пациента, — не родственник ли он старшине Колесову, полубезумному сновидцу, помогающему Введенскому расследовать убийство в Крыму? 

И, наконец, в тот момент, когда роман выходит на коду, во всех трех историях явственно проступает и набухает темным ужасом общая, но скрытая до поры оккультная изнанка, а все события трех разных эпох оказываются связаны между собой круговоротом древнего инопланетного зла, рвущегося за пределы собственной вселенной.

Сказать, что Александр Пелевин одинаково чисто прорабатывает все сюжетные швы, пожалуй, будет некоторым преувеличением: многие нити обрываются и повисают в воздухе, кое-какие кусочки пазла остаются лишними, и в целом тексту не помешала бы вдумчивая редактура. Однако — и это, безусловно, очень серьезное достижение, — вся эта хитро устроенная, перенасыщенная цитатами химерическая конструкция не просто равномерно движется вперед, но уверенно вовлекает в свое движение читателя. Сложная система культурных отсылок (среди источников «Четверых» считывается или угадывается едва ли не весь канон мировой фантастики — от «Соляриса» Лема до «Интерстеллара», от «Туманности Андромеды» Ефремова до «Космической одиссеи», а фамилии героев неслучайным образом перекликаются с фамилиями поэтов, чьи стихи звучат в романе) не только не вступает в конфликт с сюжетной динамикой, но, напротив, органично ее подпитывает. Более чем достойная книга, и веский повод выучить фамилию «Пелевин» в новом значении.