Великий мечтатель и великий делатель Владислав Тетюхин создал титановую империю, продал ее, а на полученные деньги построил больницу на Урале

11 апреля на 87 году жизни умер Владислав Тетюхин — основатель титановой корпорации «ВСМПО-Ависма», ученый и меценат. Еще в молодости — ему было тогда 28 — Тетюхин стал лауреатом Ленинской премии за изобретение титанового сплава для подводных лодок. К 40 он стал автором полутора сотен изобретений (главным образом титановых сплавов, многие из которых позже оказались высоко конкурентны на мировом рынке). В 60 лет Владислав Тетюхин уехал из Москвы в Свердловскую область, чтобы поднять из руин советский завод и сделать из него мирового лидера в высокотехнологичной отрасли: «ВСМПО-Ависма» обеспечивает титаном крупнейшие авиастроительные компании, закрывая 35% потребностей Boeing, 60% — Airbus, 100% — Embraer. В 73 года Тетюхин продал (точнее, был вынужден продать) свой пакет акций государству, а вырученные деньги потратил на строительство единственной на Урале сверхсовременной больницы, которая не принесла ему ни копейки. «Медуза» попросила рассказать о Владиславе Тетюхине его друга и бывшего делового партнера Вячеслава Брешта.

Яркий человек с закрытого предприятия

Мы познакомились с Владиславом Валентиновичем в 1989 году, в московском офисе ВСМПО. Я тогда был генеральным директором российско-германского СП «Автолюкс Интернешнл» и помогал ВСМПО реализовывать проект по производству в Салде каких-то молочных бидонов и ведер из нержавейки. Салдинское предприятие раньше производило исключительно титан для оборонной и авиационной промышленности, а в перестройку там, как и везде, затеяли производство товаров народного потребления и конверсию. Тетюхин к этому времени был патриархом советских титановых сплавов — кажется, он все их изобрел. Москвич, но по распределению после института приехал в Салду и 20 лет проработал на ВСМПО. А в 1976-м уехал обратно в Москву — отец заболел. Он был очень обеспеченным человеком по тем временам — капали деньги за все его изобретения, лабораторию возглавлял в институте авиационных материалов. Но очень скромным при этом, и очень творческим.

Я хорошо помню первое впечатление от Владислава Валентиновича. Необыкновенная мощь, харизма такая, что никто не устоит. Люди с закрытых предприятий обычно неяркие, мягко говоря. А он — яркий. Сила убеждения потрясающая. Творческая энергия. Кругозор: например, я мало знаю людей, которые лучше него разбирались бы в искусстве. Воля. Если он решил что-то — это будет сделано, любой ценой. И удивительная наивность вместе с тем местами, почти детская.

Мне кажется что практически все годы нашего знакомства он ходил в одной и той же куртке-джинсовке, купленной на Рижском рынке в Москве. Знаете, такая коричневая, варенками их называли? Джинсы, ковбойка и вот эта куртка. Смартфона у него никогда не было. Когда мы первый раз оказались в Германии, я заставил его купить костюм — для него это была пытка. Но вот надеть смокинг мне его не удалось заставить ни разу. Я ему говорю, «Понимаете, Владислав Валентинович, если написано black tie на приглашении на прием Boeing — значит, нужен смокинг, тут двойная трактовка невозможна». А он — «Да нет, это необязательно». Нас охрана не пустила! Президент Boeing сказал — пустить под мою ответственность.

Когда мы познакомились, он любил и выпить, и поесть вкусно. А потом вдруг решил в 1995 году, что будет вести здоровый образ жизни. А у него воля потрясающая. Не было никаких периодов — то так, то эдак; он навсегда стал вегетарианцем, занимался спортом. В свои 85 он каждое утро делал 250 приседаний и 150 раз из положения лежа закидывал ноги за голову.

Титан для мирных нужд

Если бы не гениальность Тетюхина, никакого титанового лидерства у России, конечно, не было бы. Завод бы просто умер. Тетюхин первый понял, что титан нужно с военных нужд переводить на мирные рельсы. И главное — он понял, как это сделать. Все видели в титане только военное применение, а он видел целый мир. Он первый придумал делать из него женские украшения. Титан ведь может быть золотой, розовый, синий, если добавить или убавить в нем кислород. Начали первые часы из титана делать. И он один из первых в мире стал производить имплантаты из титана! Все эти штифты, клапаны — до него ничего этого не было. А он придумал, и начал, и продвинул.

Первая компания совместная, которую мы создали тогда, в 1991-м, называлась «Конмет» — конверсия металлов. Собственно, эта компания до сих пор существует, сыновья Владислава Валентиновича возглавляют два направления, которые из нее выросли. Один — направление медицины, а другой — спортивной техники. Велосипедные рамы из титана тоже Тетюхин начал первым производить! Бизнес этот развивался вполне нормально, особенно хороший спрос был на медицинские изделия. Как раз началась Чечня, было много раненых, в хирургии была потребность в наших имплантатах.

Титановые подковы для лошадей

Титан мы закупали в Салде, но объемы нам нужны были совсем небольшие. К началу 1990-х ВСМПО совсем уже загибалось. Оборонка практически ничего не закупала, производство титана упало в 30 раз. И салдинцы пришли к Владиславу Валентиновичу.

Я так хохотал, когда услышал, что он хочет вернуться в Салду и наладить поставки титана на Запад! Я же бывал в Салде, когда эти кастрюли помогал делать. Знал, что там творится. Какие там поставки на Запад! Там не то что сертификацию пройти, там цеха обсыпались уже! Еще и какой-то конфликт между директорами был. И вот в мае 1992 года я слышу: «Брешт, а вы в Салду пойдете?» Я в то время уже жил в Вене. Сказал: «Вы что, смеетесь? Конечно, нет. Но вы-то что там забыли? Вы же понимаете, что это умрет?» Он говорит: «Да-да, конечно. Но надо ехать. Надо. Я иду. И вы тоже. Ну, два раза в месяц вы можете хотя бы приезжать туда? Вот и ладно».

И мы пошли в Салду. Была там квартира. Сначала, когда я приезжал, мы вместе в ней жили. Потом ему дали другую квартиру. А мои два дня в месяц превратились в три, четыре, пять. И довольно быстро — в окончательный переезд. И с 1992-го по 2006-й, когда нас выпихнули оттуда, мы жили в Салде.

Первый раз мы приехали в США в 1993 году. Владислав Валентинович думал, что мы едем на фирму, вместе с которой мы будем делать совместные штамповки для самолетов и для авиации. А нам предложили делать вместе титановые подковы для лошадей. В авиацию, собственно говоря, никто нас пускать не собирался. Потом уже мы поехали к «Боингу» и с трудом получили первый контракт — но не прямой, а через субпоставщика.

Любовь с «Боингом» у нас началась, когда мы купили «Ависму». Потому что в этот момент «Боинг» понял, что мы очень серьезно начинаем контролировать поставки сырья, что у нас уже есть вертикальная интеграция. До того они пели одну-единственную песню: «Вы ненадежные, потому что у вас нет сырья: оно принадлежит „Менатепу“. Завтра „Менатеп“ не даст вам губку — и что вы нам поставите? Да и как? Вы от нас в шести тысячах миль». Так что мы сделали две вещи: во-первых, договорились о покупке «Ависмы», а во-вторых, создали правильную систему дистрибуции на Западе. Чтобы и Boeing, и General Electric, и Airbus в Европе чувствовали себя так, будто они работают со своими, местными. Лишние хлопоты никто не любит. И вот тогда появился уже большой контракт. Помните — комиссия Гор — Черномырдин, и Владислав Валентинович подписывает контракт в присутствии Фрадкова?

Человек, который верил в государство

Нужно сказать, Владислав Валентинович всегда свято верил в государство. В лучшем советском понимании, научном: что вот есть девятый главк Авиапрома, там сидят умные мужики, бывшие директора заводов, которые сами весь путь прошли, все понимают и в трудную минуту придут на помощь. Поэтому, когда возникла ситуация с Вексельбергом — это недружественное поглощение… Он был совершенно обескуражен вот этими словами Вексельберга — что-то типа «я вас буду долго любить и хочу держать в своих объятьях». Вообще-то Владислав Валентинович мог очень красиво послать, ругаться он умел с большим изяществом. Но почему-то этого не сделал — хотя я его уверял, что ничего страшного не происходит, мы легко блокируем Вексельберга во всех судах на Западе. А он стал писать письма в правительство. И дело кончилось продажей компании «Ростеху».

Мы уже никогда не узнаем, что у него случилось с «Ростехом», что ему пообещали, почему он продал так дешево. Мы с Мариной (женой Брешта Мариной Зверевой — прим. «Медузы») гадаем по сей день. Ведь что-то заставило его продать свой пакет за 150 миллионов долларов — в семь раз дешевле, чем он стоил? Почему он не сказал — «Раз Брешт получает столько-то (после публикации Вячеслав Брешт уточнил, что получил за свой пакет от „Ростеха“ около 500 миллионов долларов — прим. „Медузы“), то и я должен столько?» У нас ведь одинаковые пакеты были, по 29%. И потом он все эти деньги потратил на клинику.

Из-за этой клиники между нами и вышло охлаждение, о чем я жалею ужасно.

Уже после того, как он потратил все деньги на строительство этой клиники, звонит он мне однажды и говорит: «Привет, Брешт. Не хотите помочь своей родине?» Я, конечно, иронизирую: «А какой? Израилю?» — он отвечает: «Нет, вашей малой родине — Нижнему Тагилу». И рассказывает, что построил клинику мирового уровня, и начал строить гостиницу, где будут размещаться медицинские туристы со всего мира, но денег не хватило и нужно всего 40 миллионов долларов.

Я сказал, что, если гостиница будет гарантированно забита, то любой банк даст эти деньги. Он — что пока она забита, пожалуй, не будет, но в перспективе — будет, но что строить нужно непременно сейчас, потому что без гостиницы его идея будет реализована не вполне. Я говорю: «Ну, хорошо. Но это же не по телефону. Вы мне пришлите бизнес-план. Я посмотрю, и мы вернемся к этому разговору». И вот мне потом его сын рассказывал, что за слово «бизнес-план» он на меня обиделся смертельно. Потому что мы с ним столько лет душа в душу… Он так ко мне относился… И я к нему. Мне даже его сын сказал, когда рассказывал эту историю: «Ведь у него никогда никого не было, кроме вас». И это правда. Потом он журналистам, когда они его про клинику спрашивали, что же вам Брешт не поможет ее достроить, говорил: «Да он там за границей по операм бегает, некогда ему».

Он болел, мы готовились к этому известию, но осознать тяжело. Он был великим человеком и великим ученым. Сначала создал титановую промышленность, а потом сохранил ее для России. Считай, дважды создал — сначала советскую, потом рыночную. И ему даже этого было мало. Великий был мечтатель и великий делатель, и еще — бесконечно интересный человек.

Обновление. В первоначальной версии текста указывалось, что сумма сделки по покупке принадлежащего Вячеславу Брешту пакета «ВСМПО-Ависма», ранее нигде не публиковавшаяся, могла составить до миллиарда долларов. После публикации Брешт уточнил, что получил за свой пакет около 500 миллионов.