«Я думал, что с моей внешностью и моим голосом играть этого парня — просто самоубийство» Вигго Мортенсен — о своей роли в фильме «Зеленая книга» и биполярном мире

24 января в прокат выходит комедия «Зеленая книга» — один из главных фильмов года и основных претендентов на «Оскар». В основе сюжета — реальная история о путешествии известного чернокожего музыканта и его телохранителя-итальянца по южным штатам Америки в начале 1960-х. Водителя-расиста, преображающегося в течение фильма, сыграл датско-американский актер Вигго Мортенсен — за эту роль его номинировали на премии «Золотой глобус» и «Оскар». По просьбе «Медузы» кинокритик Егор Москвитин поговорил с актером о его дружбе с Махершалой Али, любви к бумажным письмам и о том, как он ради роли набирал вес и учился говорить с итальянским акцентом.

— Я видел вас вчера на почте. Вы, как ваш герой Тони, отовсюду отправляете бумажные письма?

— Да, стараюсь. Просто лично я больше люблю получать письма и открытки, чем имейлы, поэтому и сам постоянно их отправляю. Вдруг кто ответит?

— А что вас больше привлекает в сценариях — герои, в которых вы обнаруживаете что-то свое, или истории в целом? Как, например, было с «Зеленой книгой»?

— В первую очередь — отличные истории. В «Зеленой книге» очень остроумный, искусный сценарий, и фильм, к счастью, получился таким же. Когда я читал его в первый раз, то смеялся так, что стены дрожали. А главное: бывают такие сценарии, которые легко сразу представить на экране. Это один из них: читаешь буквы, а видишь фильм. Помню, как дошел до середины текста, остановился и понял, что переживаю, не испортится ли история дальше. Ведь с фильмами так часто бывает: хорошее начало — и невразумительный конец. Причем это не мешает такому кино делать кассу, оно нравится людям, даже если немного разочаровывает их в конце.

Так вот, сценарий «Зеленой книги» оказался не таким. Он, наоборот, становился интереснее с каждой страницей. И я представляю, насколько сложно было этого добиться, потому что и сам пишу сценарии время от времени. Очень трудно найти правильный баланс между юмором и сложными дискуссионными темами, такими как расизм и классовое неравенство. Еще труднее воссоздать эпоху. И уж совсем тяжело сделать так, чтобы эффективно работал целый ансамбль персонажей, а не только двое главных героев. Думаю, в этом главная ловушка комедий: со стороны все кажется легким, забавным, развлекательным. И зритель даже не догадывается, насколько сложно было написать такое кино.

— Но ведь авторы оставили и вам место для импровизации?

— Да, Пит [Фаррелли, режиссер] был очень открыт и со мной, и с Махершалой [Али], и со всеми. К тому же Пит и Ник Валлелонга, сын героя, которого я играю, ведь не одни написали эту историю. Им, например, помогал Брайан Карри. Брайан из Бостона, у него отличное чувство юмора, и очень часто Ник говорил мне о нем: «То, что написал этот парень, очень похоже на то, что в действительности мог сказать мой отец. У него тот же ритм речи, такое же поведение, юмор».

Мы с актерами тоже включались в работу и что-то сочиняли. Например, однажды Ник рассказал мне, что его отец любил ходить с друзьями в итальянские забегаловки и, заказывая две пиццы, всегда приговаривал официанту: «Одну порежьте — это для них. А другую не трогайте, она для меня». Эту историю знал весь его район. Я сразу сказал: «Пит, давай добавим это в фильм!» Он начал возражать, мол, нам некуда это вставить. И тогда я вспомнил короткую сцену в отеле: мой герой лежит на кровати, к нему стучатся в дверь и сообщают тревожную новость. А Пит говорит: «Но ты же в этой сцене уже читаешь книгу!» Я упираюсь: «Что, я не могу читать книгу и есть при этом?» В итоге в фильме все-таки есть момент, где я сворачиваю рулончиком целую пиццу и съедаю ее перед сном. В сценарии много таких маленьких штрихов — но мы с другими актерами никогда не лезли в его суть.

— Сколько килограммов вы в итоге набрали, готовясь к этой роли?

— Где-то 18 — и до сих пор не все сбросил. Обычно люди следят за своим питанием в будни, а в выходные расслабляются, а у меня было наоборот: пять дней в неделю я ел как Тони, а в выходные возвращался к своим обычным привычкам в еде. А потом, бывало, приходишь в понедельник на съемки, и костюмер тебе говорит: «Ты похудел, на тебе же штаны будут висеть, ну-ка иди съешь что-нибудь!»

— Что-нибудь — это что?

— Ну, например, пасту. Но вообще дело не в том, что мы с моим героем ели, а в том, как мы это ели. Добавка, добавка, еще раз добавка… А потом какой-нибудь десерт. И сразу спать. Пит дал мне целое лето, чтобы подготовиться к роли. Мы приступили к съемкам в октябре, но потом сделали перерыв до ноября — и у меня появился еще один месяц на обжорство.

— А как вы работаете над произношением и акцентами? У нас в России очень ценят вашу игру в «Пороке на экспорт» (в этом фильме актер играет русского эмигранта — прим. «Медузы»).

— Спасибо! Это всегда «работа ушами»: я слушал Ника, его семью и кучу аудио- и видеозаписей, на которых говорит его отец. К тому же Тони ведь был актером — он исполнил маленькие роли в куче гангстерских фильмов. Так что я наблюдал за ним еще и на экране. Например, он сыграл в массовке «Крестного отца» и в эпизоде «Славных парней». А одна из его ролей достаточно известна: он был Кармайном в «Клане Сопрано». Может, у него там и не слишком много реплик, но на его манеру говорить и двигаться вы сразу обращаете внимание.

К тому же всегда помогает знание биографии героев. Дома Тони часто говорил на итальянском, а не на английском, из-за старших членов семьи. Его отец овдовел, его дядя овдовел, и вот эти старики с утра пораньше приходили к нему в гости, болтались там целый день и говорили исключительно на итальянском.

Таким образом они стояли на страже традиций, хотя Тони, конечно, хотел, чтобы его собственный сын был больше открыт для мира и говорил на английском. Но поскольку Тони работал вышибалой ночью, а утром и днем отсыпался, то получалось, что он не особо-то был хозяином у себя дома. А его бедной жене Долорес приходилось целыми днями готовить для этой большой семьи и слушать, как они друг на друга кричали. Работая над образом и речью героя, все подобные детали нужно держать в уме.

— На пресс-конференции в Цюрихе вы говорили, что долго сомневались, справитесь ли с этой ролью. Для вас это обычное состояние — или дело в роли?

— По личному опыту знаю, что немного нервов и страха всегда идут на пользу. Страх — признак того, что вы столкнетесь с чем-то незнакомым, а значит, научитесь чему-то. Я перечитал тысячи сценариев и поэтому беру на себя смелость судить, когда они хорошие, а когда нет. И, как я уже говорил, читая хороший сценарий, ты сразу видишь фильм и, следовательно, видишь героя. В данном случае я увидел американского итальянца. И сразу подумал: с моей внешностью и с моим голосом играть этого парня — просто самоубийство. Но потом подумал и сказал себе: «А почему бы не попытаться?»

— Мне кажется, у вас есть привязанность к героям, которые находятся в пути и защищают слабых: Отец из «Дороги», Арагорн из «Властелина колец», теперь вот Тони. Это так?

— Хм, на самом деле это происходит неосознанно. Мне нравятся истории с контрастами и истории с препятствиями, потому что именно препятствия создают драматизм. Не будь их, мы бы не ходили в кино и не привязывались к героям настолько, чтобы сидеть и думать: «Так, а как бы я поступил на его месте?», «Ого, вот это вызов!», «Эти герои такие разные! Как они поладят?»

В «Зеленой книге» препятствие заключается именно в необходимости героев преодолеть различия между ними. Они из одного города, но очень разные — только узнавая друг друга получше, они понимают, что на самом деле близки. И, разумеется, нет лучшего способа узнать кого-то, чем отправиться с ним в дорогу. Вот отсюда и любовь к таким сюжетам.

— К вопросу о том, «как бы поступил я». Меня впечатлила сцена, где полицейский на дороге унижает Дона Ширли, и Тони, ваш герой, сгоряча бьет этого копа. Как бы вы сами поступили?

— Хм, ударил бы я полицейского? Не думаю, нет.

— То, что показано в фильме, — это ведь только малая часть совместных приключений героев?

— Да, наша история заканчивается в Рождество, а сразу после праздников они снова отправились в путь.

— Отсюда вопрос: как вы думаете, а таким историям — не блокбастерам, не комиксам, а драмам из жизни реальных людей — нужны продолжения? Вы бы сыграли в «Зеленой книге — 2»?

— Ох, не знаю. Но самое смешное, что и мой герой не знал! Дон Ширли ведь предлагал Тони поучаствовать в его европейском турне, но то ли Долорес не отпустила Тони, то ли он сам не захотел. Его как-то спросили: «Тони, ты итальянец и говоришь со своим отцом на итальянском. Почему бы тебе не съездить в Италию?» И он ответил: «Зачем? Мне и здесь хорошо». Он был не из тех людей, которым хочется побывать в разных странах и посмотреть мир. Даже в путешествиях с Доном Тони пересек границу всего один раз — когда они приехали в Канаду. До Европы дело не дошло, хотя было бы забавно увидеть их в Швеции или посмотреть, как Тони заново учится водить машину на итальянских дорогах.

— Как вы познакомились с Махершалой Али?

— На какой-то вечеринке. Но, знаете, это не было каким-то церемониальным знакомством — и мы оба это почувствовали. Ведь как обычно бывает в нашей среде? Вы представляетесь друг другу, а уже через десять секунд рассказываете про свои проекты, агентов и все такое. А у нас получилось иначе. Вот бывает, что вы застрянете где-нибудь в аэропорту, на вокзале или в автобусе — и у вас есть выбор: молчать, самому заговорить с кем-то незнакомым, ответить человеку коротко и вежливо или ответить по-настоящему открыто. И иногда из этого рождаются удивительные беседы. Вот и мы просто сели в каком-то углу и разговорились. Но еще до встречи с Махершалой я восхищался его работами. Например, в «Карточном домике». Вы ведь смотрели?

— Да.

— А знаете, что еще любопытно? Пит Фаррелли отобрал его по тому же принципу, что и меня. Ему было нужно неожиданное решение. Кто-то, кто никогда не играл музыканта и никогда не участвовал в байопиках. «Мы будем искать кого-то, кому зритель просто поверит», — сказал Пит. И предложил Махершалу. Я сказал, что мы знакомы, что Махершала хороший и простой человек в жизни и что нам очень повезет, если тот согласится.

— Фильм кажется скорее злободневным, чем историческим.

— А я и не думаю, что мир сильно изменился за эти полвека. Знаете, в истории был период социальной мобильности — когда люди из одного класса могли переходить в другой, и, как правило, это было движение вверх, а не вниз. Это было и в США, и в Европе — в основном в 1960-х и 1970-х. В 1980-х изменить свой статус было уже сложнее. В 1990-х Америка вновь оживилась, но в XXI веке, как мне представляется, раскол между теми, у кого есть все, и теми, у кого нет ничего, усилился. Наш фильм — не только про расовые, но и про классовые противоречия, так что я уверен, что зрители поймут его, даже если они далеки от американских проблем.

К тому же посмотрите, в каком биполярном мире мы сейчас живем. Новости не меняют наших взглядов — мы используем СМИ только чтобы в очередной раз убедиться в том, во что и так верим. Появилось много разных гаджетов для коммуникации, но взаимодействуем ли мы друг с другом на самом деле?

Наш фильм — о преодолении этой пропасти. Обратите внимание: герой Махершалы лично знаком с Кеннеди, постоянно общается с богатыми людьми и представителями культурной элиты, может, в случае чего, позвонить прокурору штата, он учился в Ленинградской консерватории в России, рос в Европе, говорил бог весть на скольких языках… А Тони ушел из школы лет в 11–12, рос на улице и чем только не занимался. Он даже не знает, насколько большая и разная его страна. Но они ведь находят общий язык!

— То, что мир сегодня, по вашим словам, поделился на два лагеря, делает работу актера труднее?

— Перефразирую китайскую пословицу: благословен тот, кто живет во времена перемен. Я во всем стараюсь искать плюсы. Мы живем в интересное время, что может быть важнее?