10 лет явки с повинной Саша Сулим рассказывает историю двух приятелей. Один совершил убийство, а другой за него отсидел

Подкаст «Текст недели» про этот материал можно послушать тут.

У подъезда двухэтажного дома на улице Пушкина в центре Саратова стоят двое мужчин. Один — Сергей Тимохин — крепкого телосложения, в кожаной куртке и джинсах — держится расслабленно. Несмотря на сумерки, Сергей в темных очках: после жестокого избиения, которое 12 лет назад произошло в одной из квартир этой двухэтажки, он едва остался жив, но его правый глаз врачи не спасли.

Второй мужчина — Владимир Дмитриев — чуть ли не на голову ниже Сергея, одет в сильно заношенную куртку и комбинезон с логотипом одного из саратовских ТСЖ, в котором он работает дворником. Владимир молча курит и, немного смущаясь, слушает рассказ Сергея.

Ровно десять лет назад — в октябре 2008 года — в нескольких сотнях метров от дома на улице Пушкина от удара ножом в шею погибла женщина, знакомая Тимохина. Сергея тогда признали виновным в преступлении и приговорили к одиннадцати годам строгого режима. Все эти годы Сергей свою вину отрицал, а Владимир — в чьих руках в ту ночь оказался нож — пытался доказать, что преступление совершил он.

Владимир

Владимир Дмитриев родился в Саратове в начале 1960-х годов. Его мать работала заместителем главного бухгалтера на заводе, отец — начальником снабжения. Дмитриев говорит, что в детстве у него был доступ к тому, чего не было у сверстников: магнитофон, джинсы, пластинки. В школе он основал свой маленький клуб, члены которого собирались у него дома и слушали Led Zeppelin и Deep Purple.

Еще подростком Владимир начал писать стихи, а его выпускное сочинение по «Молодой гвардии» Александра Фадеева долго хранилось в школьном музее. Но на филологический Дмитриев не пошел — «неохота было заниматься этим профессионально». В итоге он поступил в техникум — на механика.

В начале 1980-х во время службы в армии под украинским Днепропетровском Дмитриев познакомился со своей будущей женой. «После дембеля я уехал в Саратов, но потом вернулся на Украину — у нас родился ребенок», — рассказывает Владимир и добавляет, что с семьей он прожил всего три года, а потом вернулся в Россию. В последний раз с женой и сыном Дмитриев общался еще в начале 2000-х.

В середине 1980-х Владимир сдружился с саратовским поэтом-песенником Юрием Дружковым и участницами популярной тогда группы «Комбинация» — и стал иногда «помогать придумывать» припевы для их песен. В каких именно песнях звучат припевы, написанные Дмитриевым, мужчина не признается, говорит — «не принято», но намекает, что есть среди них и главные хиты группы.

Сделать любимое занятие профессией у Владимира так и не получилось, денег написание песен не приносило — в основном он зарабатывал тем, что дежурил на высоковольтной подстанции, работал в троллейбусном депо, а иногда подрабатывал чтецом-декламатором в филармонии. «Поэты же обычно плохо свои произведения читают», — рассказывает Владимир, сидя на покрытой ворохом несвежего постельного белья кровати в одной из комнат бывшей коммуналки в доме на Пушкина.

В 1997 году у Дмитриева умер отец, и мечты о творчестве пришлось оставить — «нужно было поддерживать мать». В 2003 году, когда умерла мать Владимира, ему и вовсе «уже ничего не хотелось».

«Во время перестройки я написал цикл „Белые стихи о красном“, — вспоминает Дмитриев. — Это что-то типа Гаркуши, Цоя, Кинчева. А в 2000-х меня стали увлекать детские стихи». В те годы у Дмитриева появилась мечта издать свои сочинения. Но сначала нужно было перенести написанное в компьютер, которого у него никогда не было — Владимир предпочитал записывать свои стихи на бумаге.

— Это же особый процесс — как у Пушкина, — мне нравилось, когда на листе можно было что-то зачеркнуть, добавить какие-то рисунки.

— А в какое время дня вам лучше всего писалось?

— Обычно по ночам. Бывало как. Поставлю бутылку водки, постелю на пол матрасик, лягу и пишу. Так вот за такую ночь уходило не больше полбутылки.

— А зачем вам вообще это нужно было?

— Это жизненная привычка была — с детских лет.

Вскоре после смерти родителей Владимир потерял работу, появились долги. И он решил обменять двухкомнатную квартиру на жилье поменьше с доплатой, чтобы отдать долги и издать книгу. Как раз тогда знакомый Дмитриева познакомил его с риелтором Сергеем.

— То есть вы, не имея работы и не имея денег, решили напечатать книгу?

— Да.

— Почему?

— Меня уволили из троллейбусного депо по статье, с такой записью в трудовой больше никуда не брали. Чем заниматься? — Собой, своим делом.

Сергей

В поселок Советское Саратовской области семилетний Сергей Тимохин приехал с родителями в середине 1970-х из Курской области. В рабочей семье — мать пекарь, отец водитель — было трое сыновей.

После школы Тимохин пошел в армию, потом уехал работать в Казахстан — водил там грузовик. В 22 года вернулся в Саратов и поступил в сельскохозяйственный институт на инженера-механика. После учебы Сергей устроился в профком, руководил которым его институтский товарищ и будущий политик Вячеслав Володин.

Сегодня о спикере Госдумы Тимохин говорит немного снисходительно: «Он всегда заискивал передо мной. Сам он в армии не служил и все спрашивал у меня: „Сергей, а как вы после армии относитесь к нам, к щеглам?“ Я отвечал: „Ну, Слав, не знаю как…“» Но и дружбой свое общение с Володиным Сергей не называет: «Мы с ним и не выпивали никогда, даже по студенчеству. Он как-то всегда сторонился». По словам Тимохина, когда в 1990 году он по работе поехал в Индию, то жил там с Володиным в одной комнате.

Последняя их встреча состоялась в 2002 году, Володин тогда зачем-то приехал в один из колхозов Саратовской области, и Сергей решил не упускать возможность увидеться со старым приятелем. «Я не мог поверить, что Слава — а его тогда вовсю уже показывали по телевизору — приедет в это захолустье, — рассказывает Сергей. — Но он приехал, и когда они [с делегацией] зашли в сельсовет, он меня увидел и говорит такой: „Сергей, а ты чего здесь делаешь?“ А я ему: „Да тебя никак не могу застать, Славик. Ты же недосягаемый“». По словам Тимохина, Володин предложил ему встретиться тем же вечером, но Сергей его так и не дождался: «Я подумал, для чего он мне нужен? [И сам] не захотел его ждать».

В начале 1990-х годов, когда в России началась массовая приватизация жилья, Сергей занялся недвижимостью. Новый бизнес шел с трудом — чтобы работать, нужно было регулярно отдавать крупные суммы бандитам. Несмотря ни на что, несколько лет спустя Тимохин открыл филиал агентства недвижимости и стал работать на себя. Табличка с его названием — «Алмаз» — до сих пор висит на входе в дом на улице Пушкина. Двадцать лет назад там был офис Тимохина.

«Приватизировал, продавал, — вспоминает то время Сергей. — Я всегда старался человека с жильем оставить. От совсем грязных сделок отказывался. Но ведь и в обычных семьях грязи много — я частенько по доверенности работал, потому что родственники просто видеть друг друга не могли».

В 1990-е Сергей женился, у него родился сын Максим. Но с женой мужчина прожил недолго — вскоре он съехал от нее в отдельную квартиру.

Сергей и Владимир

Тимохин хорошо помнит, как они познакомились с Дмитриевым. Только Сергею почему-то запомнилось, что Дмитриев хотел не книгу издать, а открыть собственную студию звукозаписи — для чего и собирался обменять двухкомнатную квартиру на однокомнатную с доплатой.

Чтобы подготовить недвижимость Дмитриева к сделке, Тимохин вложил собственные деньги: покрыл задолженность по коммунальным платежам, оформил документы на приватизацию и одновременно искал покупателей.

Зимой 2006 года Владимир пришел в офис Сергея на Пушкина — он жил в нескольких минутах ходьбы оттуда — и сказал, что у него большие проблемы. Накануне к нему пришли двое — «знакомые знакомых» — и сказали, что хотят переселить его на окраину города, а его «квартирку поиметь». Дмитриев их план не одобрил, и мужчины сильно поссорились — Владимир разбил бутылку о голову одного из гостей, а они отобрали у него паспорт.

Оставаться в квартире Владимиру стало опасно, и он обратился за помощью к своему риелтору.

— Я ему сказал, поселяйся в офис, здесь за стенкой как раз было помещение свободное, — рассказывает Сергей.

— К тому моменту вы сколько были с ним знакомы?

— Несколько месяцев.

— Почему вы решили поселить в офис не очень знакомого человека?

— Ну, как не очень знакомого. Он клиент. Чего сложного-то [его поселить].

— Он платил вам за комнату?

— Нет.

— То есть у вас были к нему какие-то дружеские чувства?

— Я к тому времени вложил свои деньги в погашение его задолженности, в приватизацию и в оформление его доверенности и просто решил довести эту сделку до конца.

Кроме документов на квартиру Сергею пришлось восстановить еще и паспорт Владимира. Сделать это быстро и без лишней волокиты помог бывший сотрудник его агентства недвижимости и хороший приятель Дмитрий Булеков, который к тому времени уже несколько лет работал в полиции.

Булеков и раньше помогал Тимохину — «поставлял клиентуру»: «Он приводил ко мне всяких деклассированных людей, у которых бандиты отжимали квартиры. А я этих людей прятал, иногда отвозил их в частные дома за город, а сам делал документы и проводил сделки, — рассказывает Тимохин. — Сделка сама по себе меня тогда мало интересовала — мне было интересно разруливать сложные ситуации, от этого я получал своеобразный адреналин».

В феврале 2006 года Тимохин подобрал Дмитриеву квартиру в городе Марксе — в 45 километрах от Саратова. Накануне переезда в офис риелторской компании пришли двое неизвестных мужчин с бейсбольными битами. Владимира они заперли в комнате, он слышал сильный шум и звуки борьбы, а потом все стихло. Освободиться он смог только утром.

Что именно произошло в тот вечер, Сергей не помнит — он очнулся в луже собственной крови. Племянник отвез его в больницу, где Тимохин провел две недели. Переломы, сильное сотрясение мозга, несколько операций на глазу, который он в итоге потерял.

В больнице Сергея часто навещала его жена Наталья, предлагала ему вернуться в семью, но мужчина отказывался. «Разве я там буду жить, — объясняет Тимохин, — я не был готов, вел разгильдяйский образ жизни. Вот и допрыгался — сначала с глазом, потом с тюрьмой».

Но и в больничной палате Сергей не забывал о своем постояльце: «Я несколько раз уходил из больницы, чтобы купить Вове еду. Он же к тому времени уже четыре месяца из дома не выходил».

Владимир о том времени вспоминает иначе, говорит, что Тимохин регулярно отвозил его к знакомым, которые жили за городом, там Дмитриев чувствовал себя в большей безопасности и мог спокойно гулять; он боялся, что иначе у него бы развилась клаустрофобия.

Когда Тимохина выписали, он помог Дмитриеву купить компьютер «для творчества» и отвез его в Маркс — следующие полтора года они не виделись. Все это время Сергей пытался понять: кто и за что его избил. «Начались загоны: я стал приглашать к себе разных людей, выпытывать, выводить на разговор. Узнать, кто мог переступить эту грань, так меня избить, стало смыслом моей жизни. Внутри меня создался настоящий вакуум».

Вера

С Верой Галаевой Сергей Тимохин познакомился осенью 2006 года — через общих институтских знакомых. Когда-то Галаева работала секретарем у проректора института, где учился Сергей, а ее супруг был одним из преподавателей. Вскоре после смерти мужа женщина ушла с работы, стала часто выпивать. «Я когда сам прибухивал и не знал, кому позвонить, всегда Верке звонил, — вспоминает Сергей. — Она трубку брала, во сколько ей ни позвони. Безотказная была, пила все, даже на боярышнике сидела».

Вечером 25 октября 2008 года Сергей немного выпил и решил пригласить к себе в гости Веру Галаеву. Женщина согласилась. Спустя несколько часов, когда алкоголь закончился, пара отправилась в круглосуточный магазин. Там они и встретили Владимира Дмитриева.

Все это время Дмитриев жил в Марксе, «загонял в компьютер свое творчество» и особо нигде не работал. Время от времени он приезжал в Саратов купить кое-что из одежды и продуктов, а в родном районе появлялся вечером, чтобы случайно не встретить тех, кто когда-то ему угрожал.

Сергей и Вера пригласили Дмитриева зайти в гости и вместе выпить — за встречу. «А я с кем бы ни бухал тогда, у меня всегда всплывала одна и та же тема — кто меня тогда избил. И Вера это знала, — рассказывает Тимохин. — Вова в этом смысле был для меня уже пройденным этапом. И вдруг он мне все рассказывает».

Владимир признался, что люди с битами, которые до полусмерти избили Сергея, были те самые, кто пытался «отжать» квартиру.

«Я, конечно, подпрыгнул от счастья до потолка, — вспоминает свою реакцию Сергей. — Вакуум, который полтора года во мне был, разорвался». Тимохин был так рад, что даже не обиделся на Владимира за то, что тот все это время молчал.

Сам Дмитриев вспоминает, что вообще не собирался ни о чем рассказывать Сергею, но в тот вечер его подвели алкоголь и «язык без костей».

— Почему вы сразу не сказали, кто его избил?

— Во-первых, я не был уверен, что это точно они. Во-вторых, для чего это было? Чтобы начались разборки? Я понимал, что Сергей или пострадает, или сядет.

— Он говорит, что для него было смыслом жизни разобраться, кто его избил.

— Я так и предполагал, потому что немножко уже его изучил и понимал, что он может сделать что-то необдуманное.

— Как Сергей отреагировал?

— Я сейчас даже не вспомню. Зато помню, как она [Галаева] отреагировала. У нее немножко перемкнуло, она подумала, что это я [его избил] и лишил его глаза. И она стала на меня кидаться. Уже позже я узнал, что она сидела на антидепрессантах, которые с алкоголем несовместимы.

Тимохин отвел женщину в другую комнату и попытался успокоить: «Я к тому времени с ней уже полтора года был знаком, вот и стукнул ей по лицу, сказал: „Ложись, спи, утомила“. Она вроде успокоилась, легла».

Мужчины еще какое-то время говорили на кухне, Владимир пообещал Сергею, что повторит свои слова в полиции и поможет посадить тех, кто избил Тимохина. Еще через какое-то время приятели пошли спать.

Спустя несколько часов Галаева проснулась и предложила Тимохину выпить. Сергей отправил ее на кухню, где в это время спал Дмитриев: «Сквозь сон я слышал, как они разговаривают, даже успокоился на какое-то время, подумал, пусть они без меня бухают».

По словам Владимира, какое-то время они с Галаевой просто сидели и болтали, но потом ее опять «понесло»: «Она взяла нож и решила выколоть мне глаз. Типа око за око. Я перехватил ее руку и попытался вырвать нож. Какое-то время мы боролись, а потом она начала слабеть и резко ослабила хватку». Нож оказался у женщины в горле.

В этот момент на кухню залетел Сергей, увидев кровь, он ударил Владимира и выгнал его из квартиры. Где он провел остаток ночи, Дмитриев не помнит, утром он вернулся в Маркс.

— Когда вы уходили, вы допускали, что она еще жива?

— Я не знал, тем более пьяный был. Помню, что она хрипела. Но такая ситуация, что как-то не до этого было.

— То есть, уезжая, вы не были до конца уверены, что убили ее? Или подозревали?

— Подозревать подозревал.

Диман

Когда Дмитриев ушел, Сергей попытался вытащить нож из горла Галаевой, а потом почему-то выбежал из квартиры: «Я очнулся где-то в городе, ходил-бродил, долго не мог найти свой дом. В подъезде у меня даже мелькнула мысль, что мне это все померещилось».

Утром Тимохин позвонил своему племяннику Андрею: «Дядя Сережа для него всегда был авторитетом, я его перевез в Саратов из Советского, устроил в институт, договаривался, чтобы ему зачеты ставили. Он у меня ручной абсолютно был. Я ему сказал подогнать машину к подъезду. Лишних вопросов он не задал».

Мужчины завернули тело Галаевой в плед, положили в машину и выехали из города. «День. Она лежит на заднем сиденье, я сижу спереди, племянник за рулем, — рассказывает Сергей. — Племянник у меня спрашивает: „А если остановят?“ Я ему: „Да ты не ссы! Остановят — я загружусь. Тебе какая разница?“» По словам Тимохина, он почему-то хотел привезти тело Веры Галаевой в Маркс — Дмитриеву, наверное, чтобы тот сам разбирался с тем, что «сотворил», но в итоге оставил ее у дороги — в камышах.

— Вы помните, о чем тогда думали?

— В голове вообще никаких мыслей не было, просто ноль. Меня крыло, иногда появлялись мысли о том, что я сейчас найду этих людей [которые меня два года назад избили], меня грел бодряк, это все пересиливало.

На следующий день Тимохину стали звонить знакомые — спрашивали, не видел ли он Веру. Сергей всем говорил одно и то же: они поссорились, Галаева ушла, больше они не общались.

Об убийстве в те дни Сергей почти не думал, он искал своих обидчиков, и одного из них — по имени Олег — ему удалось найти. «Он уверял, что по голове меня бил некий Женя, сказал, что поможет его найти и пойдет со мной в полицию», — говорит Тимохин.

Но полицейские сами пришли к Сергею. Мужчину задержали и много часов пытались выбить из него признание в убийстве. Сергей молчал и ждал, когда на допрос придет его работающий в полиции давний знакомый Дмитрий Булеков — или Диман, как называет его сам Тимохин.

Диман появился на вторые сутки и предложил ему «по-дружески» рассказать правду. Сергей решил, что использует убийство Веры, чтобы отомстить своим обидчикам (Олегу и Жене), обвинив их в преступлении: «У меня опять эйфория началась, я уже планы разрабатывал, как буду все это дело подзагружать Диману. Сразу я ему все выдавать не хотел, хотел успеть отыскать второго».

У Димана на Тимохина были свои планы. Сначала он предложил ему придумать себе алиби — якобы чтобы можно было вывести его из числа подозреваемых, — притом что на тот момент Галаева считалась еще пропавшей без вести, а не убитой. По совету Булекова Тимохин попросил свою знакомую подтвердить алиби, а сам прошел тест на полиграфе.

Через несколько недель Тимохина арестовали. На первом же допросе ему сообщили, что в реке нашли тело Галаевой, а его алиби не подтвердилось. Сергею предъявили обвинения в убийстве и несколько дней пытали током, чтобы он во всем признался сам.

Тимохин снова и снова пересказывал события того вечера, меняя имя Владимира на Олега. Но даже Диман перестал ему верить. Булеков сказал, что о поимке убийцы уже сообщили в прокуратуру, поэтому отрицать что-либо не имеет смысла.

Но Сергей не сдавался, и тогда ему предложили оформить дело как убийство по неосторожности: якобы они с Галаевой поссорились, он ее ударил, она упала, стукнулась головой о столешницу и от этого скончалась. А нож Тимохин воткнул ей в горло от страха. «Этот план опера рассказали мне за бутылкой водки и в конце добавили: „Ты же знаешь, как мы работаем“».

Диман заверил Сергея, что судмедэкспертиза подтвердит его новые показания, он получит условный срок, выйдет и будет искать Олега и Женю.

— И у вас не возникало желания сказать, что вообще-то это Вова убил ее и вот его адрес?

— Вову сразу бы посадили.

— Но так посадили вас.

— Но мы же договорились [с операми], что в итоге никто не сядет, а Олега я потом сам найду.

Адвокат Сергея — давняя знакомая, с которой они не раз проводили сделки по недвижимости, — тоже успокаивала Сергея, говорила: «Если тебе Диман пообещал, значит, все будет хорошо».

В ожидании судмедэкспертизы Сергей участвовал в нескольких следственных экспериментах: после подробного инструктажа сотрудников прокуратуры он показывал на камеру, что именно произошло с Галаевой в тот вечер, как он, «испугавшись», вставил ей в горло нож.

По словам Тимохина, экспертиза была готова в день подписания обвинительного заключения, согласно документу, смерть Галаевой наступила от нескольких ножевых ранений: в горло и в шею. «Я спросил у следователя: что ты мне принес? — рассказывает Сергей. — А он улыбается и говорит: „Наверное, у твоих друзей не получилось [подделать экспертизу]“».

Сергей отказался от подписанной ранее явки с повинной и признательных показаний — и на суде придерживался своей первоначальной версии, согласно которой убил Галаеву Олег. «Адвокат убеждала меня вообще показания не давать — за это судья якобы пообещала дать мне семь лет. „А если ты будешь рассказывать, как все было, тебе все равно не поверят и намотают срок“», — пересказывает слова адвоката Сергей.

С зимы 2008 года с Дмитрием Булековым Сергей больше не встречался, но до сих пор уверен, что все так «обернулось», потому что Диман поссорился со своим начальником и у них «что-то не срослось». В марте 2009 года Сергей Тимохин был приговорен к 11 годам строгого режима.

Владимир

Несколько месяцев после случившегося Владимир Дмитриев «отходил от стрессовой ситуации» — пил, потом долго пытался прийти в себя. В Саратов он приехал летом 2009 года и тогда же узнал, что Сергея посадили за убийство. Владимир написал Тимохину письмо, что попытается восстановить справедливость.

Дмитриев пошел в прокуратуру, оттуда в следственный отдел, где написал явку с повинной. На что услышал: «Иди и не выдумывай». Но Дмитриев на этом не остановился, он добился того, чтобы с ним провели следственный эксперимент, прошел полиграф.

— Что полиграф показал?

— Я даже не понял. Там такие формулировки были: «Это не совпадает с этим, это не совпадает с этим, значит, все ложь» — и все. Следственную ошибку признавать ведь неохота, а тем более судебную. Я полтора года этим занимался, дошел до президиума областного суда, там мне сказали, что меня купили, что я все это делаю за деньги.

— А зачем вам вообще все это нужно было?

— Совесть покоя не давала. Да и Сергей какого хрена там делает? Ведь это было только начало его срока, можно было все исправить.

После последнего заседания в областном суде к Дмитриеву пришел человек и намекнул, что у него в Саратове «накопились долги», и чтобы с ними расплатиться, он предложил ему продать квартиру в Марксе. Что это был за человек, Владимир до сих пор не знает, но предполагает, что его «навел» Дмитрий Булеков, чтобы «прессануть» Дмитриева.

Продавать квартиру за бесценок Владимир отказался. Тогда через несколько дней к нему пришли «братки», заставили его подписать документы на продажу, а самого Дмитриева отвезли на границу с Казахстаном — и «скинули казахам в рабство». 

По словам Владимира, следующие три года он не по своей воле был чернорабочим на границе с Казахстаном. «Буквально в 50 метрах от границы есть несколько хозяйств с большим поголовьем домашнего скота — их держат в основном казахи. Туда ведет чуть ли не одна дорога, а вокруг степь — так что сбежать оттуда почти невозможно».

На первый побег Владимир решился спустя год — когда смог изучить местность, разобраться, какие районы находятся вблизи этих хозяйств. «Я вышел ночью, больше суток шел пешком и наконец вышел на дорогу, ведущую в Саратов». Но на пути в город Дмитриев встретил других «казахов», они пообещали, что сами отвезут его домой через несколько месяцев.

Владимир снова оказался в рабстве: работал за еду, жил в летней кухне, грелся с помощью небольшой газовой плиты. Пойти в милицию и обратиться за помощью мужчина не мог: «Там всем заправляют пограничники — всех местных они знают в лицо, а я не местный, да еще без паспорта (его вместе с остальными документами у мужчины отобрали). И шагу не мог там ступить».

Когда Владимир понял, что его новые «хозяева» везти его в город не собираются, он снова решился на побег. «Я шел без отдыха три дня и четыре ночи. А когда до Маркса оставалось километров 30–35, меня подхватил дальнобойщик, говорит: „Садись! Видел вчера, как ты идешь, идешь и идешь“».

В Марксе знакомые устроили Владимира на ферму, а спустя несколько месяцев его нашли племянник и брат Сергея и увезли в Саратов. «Оказывается, они все эти годы меня искали, но никто не мог им сказать, где я», — говорит Владимир. Вернувшись в Саратов, он продолжил добиваться освобождения Сергея: через приемную обратился к президенту, дал несколько интервью, снялся в сюжете НТВ и программе «Человек и закон». Но это ни к чему так и не привело.

Сергей

Весь свой срок Тимохин отбывал в колониях Саратовской области. Ему дважды отказывали в УДО, удовлетворили только третье ходатайство — Сергей вышел на восемь месяцев раньше положенного срока, в марте 2018-го.

По словам Сергея, все эти годы он раз за разом прокручивал в голове все обстоятельства своего дела: думал о том, что полиграф подтвердил его невиновность, что на следственном эксперименте он — по подсказке — демонстрировал единственный удар ножом, а в приговоре их стало почему-то целых шесть, про алиби, которое зачем-то придумал Диман, про то, что они с ним когда-то проворачивали незаконные сделки и он, возможно, был заинтересован его посадить.

Когда летом 2009 года объявился Владимир, Сергей только разволновался — он опасался, что теперь убийство могут переквалифицировать на групповое преступление по предварительному сговору — и его 11 лет превратятся в 20.

В тюрьме Сергей снова расписался с женой — она вместе с сыном, матерью и старшим братом регулярно его навещала. В свободное от работы время Тимохин ходил в церковь, «перечитал много духовной литературы, выучил наизусть многие молитвы».

После освобождения Сергей поселился в доме на Пушкина, прямо над помещением, в котором у него когда-то был офис. К жене Тимохин возвращаться пока не спешит, говорит: «Мы с ней венчаны, успеем еще».

Первое, что Сергей сделал на воле, — записался на прием к Вячеславу Володину. Говорит, «хотел получить от него пояснения»: «Почему у нас в стране допускаются такие ошибки? Почему я должен доказывать, что я не убивал? Вы докажите, что я убил!» Но Володин пока Сергею не ответил.

Владимир уже больше года работает дворником в одной из управляющих компаний Саратова, живет в служебном помещении, иногда приезжает на Пушкина, там до сих пор хранятся его вещи.

О том, что Сергей освободился, Дмитриев узнал от своего начальника — он друг сына Тимохина. По словам Владимира, перед встречей со старым приятелем он нисколько не волновался — в письмах из тюрьмы Сергей не раз говорил, что ни в чем не винит Владимира, тем более он был в курсе его попыток восстановить справедливость. «Мы поняли, что мы друг к другу претензий не имеем, и фактически как были отношения хорошие, так и остались», — говорит Владимир. А на вопрос, как бы он охарактеризовал свои отношения с Сергеем отвечает: «Он говорит, что я младший член семьи. Типа какой-то дальний родственник».

— Как прошла ваша первая встреча с Вовой?

— Да никак. Привет — привет. Ну и все.

— Какие у вас с ним отношения?

— Да никаких. Ну а какие могут быть? Мы с ним вместе песни не пишем, у меня особого слуха нет, я не композитор…

— Обнялись?

— А зачем? К чему? Обнимаешься с близким другом, с родственником. Сказал: «Ты живой?» Ну, хорошо.

Владимир                

Комната Владимира в доме на улице Пушкина похожа на декорацию к фильму про 1990-е. По стенам развешана одежда ее обитателя, как говорит хозяин: «Она хоть и из секонд-хенда, но видно, что вкус у меня есть. Пришел я как-то в пиджаке и белых брюках — они хоть и немного разного стиля, но вместе смотрятся, как комплект. Мне сказали: „Ничего себе дворник“».

У постели — журнальный столик, рядом с ним небольшая плитка для готовки, еще дальше какие-то припасы, телевизор и стул. Дмитриев собирался приготовить себе рагу из овощей, ингредиенты для которого заранее купил в магазине. Но перед тем как приступить к готовке, достал откуда-то большую общую тетрадь, по страницам которой были разбросаны отрывки детских и взрослых стихов. Все рукописи вместе с компьютером Владимира остались в квартире в Марксе, которую у Дмитриева «отжали» за долги. После возвращения из рабства он до сих пор пытается восстановить свои сочинения.

На просьбу прочитать что-нибудь из «своего» невзрачный мужчина, похожий на бездомного, отзывается охотно и, изредка подглядывая в тетрадь, начинает декламировать: это — детское, «Сказка о сказке», это — посвящение любимому поэту Есенину, это припев для песни [Валерия] Леонтьева, а это — Валерии.

— А вам вообще страшно в тюрьму идти?

— Ну не то что страшно. Опасения есть.

— То есть вы готовы сесть?

—Да.

Все документы Дмитриева, включая паспорт и военный билет, остались у «последнего казаха», без них Владимир не может устроиться на официальную работу. «Сейчас хочу сделать себе временную прописку — с этим Сергей обещал помочь. Потом устроюсь на нормальную работу, попробую восстановить все записи, а там, может, и квартиру куплю, и книгу напечатаю. Попытаться подняться, конечно, хочется», — говорит Владимир.