Сад живых и мертвых В Иваново стоит псевдоготический замок. Его не реставрировали с начала XX века, но в нем до сих пор живут люди. Репортаж Полины Еременко

Подкаст «Текст недели» про этот материал можно послушать тут.

80-летний Валентин заходит в подъезд жилого дома № 28 на улице Марии Рябининой в Иваново и проверяет почтовый ящик с номером 17 — ничего. На двери подъезда висит табличка «Соседи!!! Закрывайте дверь!!! Холод собачий идет в подъезд». Он оставляет дверь открытой, поворачивает направо и заходит в свою квартиру. Снимает кожаную шапку и кладет ее на один из двух холодильников, стоящих друг напротив друга. Объясняет, что два холодильника нужны ему на случай, если один сломается. Оба отключены и заставлены пустыми банками.

Квартира № 17 — одна из двадцати, на которые поделили ивановский «замок» швейцарского бизнесмена Александра Дюрингера, при рождении Генриха Игнатса. Игнатс родился в швейцарском городе Штекборн в 1871 году, в 1904 году приехал в Москву, где познакомился с директором компании по производству красителей для текстильной промышленности, стал ее представителем, принял православие, взял имя Александр Яковлевич Дюрингер, женился на Ольге Трофимовне, завел девять детей и переехал в Иваново.

Там, на будущей улице Марии Рябининой, он в 1914 году построил дом в стиле «модерн с элементами неоготики» — так о нем говорят местные краеведы. В феврале 1917-го Дюрингер скончался от черной оспы, его похоронили в закрытом гробу, в могиле, которой уже не найти. Пропали следы почти всех его девяти детей — а «замок» остался.

Эстетика руин

Консультант департамента культуры ивановской администрации Михаил Денежкин, занимающийся развитием туризма в городе, говорит, что туроператоры просят не включать дом Дюрингера в экскурсии: «Слишком плох». По его словам, эстетику руин может оценить «интеллектуальный турист», но не простой народ. «Людям нужна классика, особняки в хорошем состоянии. Туроператоры не готовы уходить в нюансы типа „Дюрингера“ — опасно для бизнеса», — объясняет Денежкин.

В учебном пособии для высшей школы «История края. Иваново: прошлое и настоящее», вышедшем в 2011 году, дому Дюрингера посвящено четыре небольших абзаца. Авторы учебника называют усадьбу «уникальной для Иваново-Вознесенска», а главное здание описывают как «дом в стиле модерн с использованием элементов западноевропейского средневекового зодчества». «В настоящее время оба дома [усадьбы] являются жилыми, многие элементы внутреннего убранства утеряны», — говорится в учебнике.

В соцсетях и ивановской прессе о доме время от времени пишут более красочно — как о «готическом замке» или «доме с привидениями»; на его фоне порой проводят свадебные фотосессии. Пять лет назад в интерьерах дома сняли мистический короткометражный детектив «Зеркальная зала» — про двух полицейских, попавших под влияние гипнотизера Дюрингера. На ютьюбе у фильма 534 просмотра, по крайней мере один из них — корреспондента «Медузы».

У дома Дюрингера действительно мистическая репутация. На информационно-сервисном портале Иваново 37.ru перечислены основные легенды о доме: якобы в нем есть тайная комната, подземный ход и несметные сокровища. «Цветные стекла междуоконной лестницы придавали зданию романтический, сказочный облик, — говорится в тексте 37.ru. — Перед входом и над карнизами стояли гипсовые скульптуры, фасад украшал барельеф в виде маски. Интерьеры „замка“ также поражали оригинальностью и изысканностью. В вестибюле гостей встречали две фигуры рыцарей в латах».

Русский Манчестер

Доцент Александр Тихомиров тоже рассказывает о доме Дюрингера со страстью. Он 38 лет преподает зоологию беспозвоночных животных в Ивановском государственном университете, расположенном на улице Ленина, но его хобби — изучать городскую архитектуру. Тихомиров — аттестованный эксперт Минкультуры по культурному наследию, автор путеводителей по Иваново: «10 лучших особняков», «10 меценатов». «Замок» Дюрингера — его фаворит. 

Мы встречаемся с Тихомировым на четвертом этаже ИВГУ, на кафедре факультета зоологии; компанию нам составляют бычок-бубырь (в банке) и миссисипский аллигатор (за стеклом). Зоолог рассказывает, как вместе с реставрационным советом города проводил экспертизу состояния дома. «Глава области Коньков возмущался: зачем столько домов нам брать на охрану, что мы будем с ними делать?» По мнению Тихомирова, в Москве такой дом давно бы уже выкупили, но Иваново — бедный город и инвесторов с деньгами и вкусом в нем нет.

Накануне революции, как утверждает Тихомиров, в Иваново расцвело строительство особняков, а сам город за полтора века пережил весь цикл от рождения до упадка. В конце ХIХ века это был безуездный маленький город. К концу 1920-х — центр промышленности Советского Союза. За ним закрепилось звание «русский Манчестер». Руководство Иваново хотело подчеркнуть новый статус города. Тихомиров показывает Генплан 1936 года, который так и остался на бумаге: «Трехуровневые развязки, небоскребы, Америка!» Должны были снести старое Иваново и построить новую сказку. Замку повезло — он был на окраине и не попадал под снос.

Впрочем, план так и не осуществили: «Ненужным оказался, статус Иваново снизился опять. Пример неудачи. Неудач у нас много. Размах-то был колоссальный, столько всего сломали! Но только сломать и успели», — рассказывает Тихомиров. Из всего плана построили только один дом Советов с сохранившейся табличкой «Пролетариат московский, питерский и иваново-вознесенский… доказал на деле, что никакой ценой не уступит завоевания революции».

Шли годы, и про «замок» мало кто вспоминал: «Тогда все — музеи, литераторы — были зациклены на первом совете — а в „Дюрингере“ никто не выступал, и потому никому до него дела не было». Сейчас, впрочем, говорит Александр Тихомиров, и до советских памятников особо дела никому нет. Да и слава самого Иваново подошла к закату. «Видите, какой город бедный? Промышленность угасла, стали завозить. Была попытка перейти на производство дешевых тканей — думали из марли шить. Но даже ее приходилось завозить из Китая. Ткань дороже, а хуже», — заключает зоолог.

Сервант, икона, женщина с календаря

Валентин из 17-й квартиры всю жизнь прожил в Иваново — почти не выезжая из города. «Любите Иваново?» «Да». «За что?» «Да ни за что — раз живешь, надо любить». Валентин не помнит, сколько лет живет в этом доме — то ли 10, то ли 30. Его единственный друг из соседней, 16-й квартиры, Валентина Семеновна, умерла то ли пять, то ли 10 лет назад. Валентин ни про какого Дюрингера не слышал, но спешит показать свой самодельный туалет — он привинтил шланг от кухонного крана к унитазу.

Над двумя неработающими холодильниками повешена веревка — на ней сушатся две тряпки и полиэтиленовый пакетик. На столе 15 тарелок стопкой: «Если на юбилей Победы кто-то придет». Вторая половина квартиры Валентина — гостиная. Экран телевизора прикрыт газетой — «чтобы солнечные лучи не испортили». Валентин любит передачи со старыми песнями: «Новых песен нет же». Еще в гостиной стоит сервант со стеклянной посудой. «Зачем?» «Так положено». На серванте две иконы. «Вы верующий?» «Нет, это мама поставила». Ковер завернут в рулон. «Со стены сняли?» «Да, чтобы пыль не улавливал». Над сервантом «бегающие огни». У серванта стол, а над ним плакат — календарь 1998 года с женщиной в белье. «Поставлю сюда стул, когда ем, тарелочку, присяду, поглядываю на нее, а сам обедаю». Окна выходят на запущенный сад с розами и плющом.

Черная оспа и измены

На этот сад выходили окна комнаты в башне, где в феврале 1917 года умирал сам Александр Яковлевич Дюрингер. Сейчас она заколочена, последний ее жилец скончался пару лет назад — как говорят его соседи, «от перепоя». Как Дюрингер заболел черной оспой, никто точно не знает. Входить к нему могла только служанка — чтобы не разносить заразу. «Там, конечно, загадок больше, чем отгадок, потому что где можно было заразиться черной оспой? — размышляет Тихомиров. — Но в метрической книге так и записано: „причина смерти — черная оспа“. А у [жены Дюрингера] Ольги — прочерк на этом месте». За два года до кончины хозяина «замка» она застрелилась. 

Земельный участок, где построили «замок», Дюрингер купил у владельца меховой мастерской в 1909 году. Дом возводили в несколько этапов. Основную часть построили на месте уже существующего склада, от которого остались грандиозные подвалы. В революцию все искали там клад — думали, что швейцарец должен был быть очень богат, но так ничего и не нашли.

«Про его богатство много легенд. Говорят, камни драгоценные на столе лежали кучей. Ну как могли они лежать на столе? Там же прислуга», — говорит Тихомиров. Он уверен, что Дюрингер скорее был образцом того, что сегодня называют средним классом: «Торговый представитель фирмы, сам ничего не производил, то есть посредник, современным языком говоря. Он заключал договоры, видимо, с предприятиями и привозил, поставлял им эти краски».

В 1914 году семья Дюрингер переехала в «замок», а уже на следующий год жена предпринимателя покончила с собой. По основной версии — назло мужу, который завел роман с женой владельца соседнего дома. Построенный в стиле неоклассицизма, этот дом принадлежал сыну руководителя торговой фирмы «Соколов Иван и сыновья». Сейчас в особняке Соколова с облупившимися до кирпича греческими колоннами и ионическим ордером находится кафедра анатомии ИВГУ. Окна завешаны матрасной сеткой. Мужчина на входе просит не фотографировать дворец. «Почему?» Он молча указывает на табличку «Без сменной обуви не входить».

Особняк Соколова и дворец Дюрингера окружены 13- и 21-этажками, рядом — одноэтажный дом, где когда-то располагалась столовая Дюрингера (чтобы в замке не пахло едой), а сейчас — магазин шуб. Рядом — гостиница «Мария», где можно остановиться на четыре часа, и круглосуточное кафе «Виноград» со слоганом «Наслаждайтесь ответственно!».

После самоубийства Ольги дом Дюрингера в новости больше почти не попадал. Пришла революция, детей выселили, кто-то попал в детский дом, кто-то затерялся в Москве. Где похоронена чета Дюрингер, тоже доподлинно не известно. Большинство кладбищ тех времен уже застроили, на месте одного из них устроили дискотеку, которую в народе называли «Садом живых и мертвых». Сам дворец Дюрингера сначала отдали НКВД (на первом этаже преступники, на втором — сотрудники), а к концу 1920-х отдали под общежитие для сотрудников швейного завода «Красная Талка».

Пьяный дом

Ольге Алексеевне 51 год — и всю свою жизнь она прожила в бильярдной Дюрингера. В бильярдной выросли уже и ее внуки: «Поэтому я уже считаю это своим родовым замком». Ее отец был рабочим на «Красной Талке», мама — на «Красной Заре». В детстве она завидовала детям из хрущевок. Те жили в отдельных квартирах, а у них в замке — по четыре человека в комнате. «У меня один туалет на весь дом, мыться — в баню ходить, и еще прозвище — Оля из замка». В 12 лет устроилась на работу, потом отучилась на химика-аналитика: «Я всего добилась только своим трудом и мозгами. Ни блата, ничего». К 51 году Ольга купила в ипотеку еще две комнаты в «замке» и уже погасила кредиты. 

Ольга стоит в подъезде «замка» и курит. Стены покрашены наполовину зеленым, наполовину белым. «А что под этим слоем краски?» «Там какие-то бледные цветочки, рисуночки невзрачные, — говорит Ольга Алексеевна об орнаменте 1910 года, который до сих пор можно увидеть в некоторых местах, где облупилась краска. — Сама и закрасила цветочки кое-где, где облупилось. Не на цветочки же любоваться!»

Последние внутренности дома, которые видели еще Дюрингеры, — несколько плиток с орнаментом на лестнице и перила, по которым Ольга каталась в детстве. Была еще сколотая плитка — ее хранили на чердаке, но потом один из соседей ее продал. Четырехметровые старинные окна заменили на стеклопакеты. Они — предмет гордости Ольги Алексеевны: «Мы даже при замене окон сделали вставки как раньше», — показывает она на пластмассовые разделяющие полоски «под старину». Подоконники и канализационные трубы покрыты самоклейкой под мрамор. Вода зашуршала. «Кто-то в туалет сходил», — смеется Ольга Алексеевна. 

— Ольга Алексеевна, с этой лестницы кто-нибудь падал?

— Падали насмерть.

— Кто? Как это произошло?

— Пьяный упал. Стук в дверь, милиция. В советские времена у дома было прозвище — «пьяный дом». В каждой комнате алкаши. Милиция не выходила отсюда.

— А было такое — кто-то уехал отсюда, а через 10 лет вы смотрите телевизор — о, это же наш сосед стал знаменитостью?

— Не было, конечно. Старт не тот. Выживать тут надо было, а не знаменитостями становиться. 

«Люди пишут в интернете: „Окна уродливые поставили“. Поживите сами в халабуде. Да у нас стекла сыпались на асфальт, никому дела до нас не было», — ругается Ольга Алексеевна за сигаретой. Михаил Денежкин в разговоре с «Медузой» говорит, что администрация города ничем не может помочь «замку» — за дома со статусом «памятник культуры» отвечают его собственники. Если у собственника денег нет, существует вспомогательная федеральная целевая программа, но ее действие распространяется в первую очередь на церкви, больницы и школы. А свободных ивановских денег на реставрацию дома нет: район дотационный. По словам Тихомирова, велись разговоры о том, что дом восстановит Союз архитекторов, потом говорили о шахматной ассоциации, потом им якобы заинтересовались кришнаиты. Но каждый раз, когда доходило до смет, все затихало.

«Больших драм», по словам Ольги Алексеевны, этот дом после революции не видел: «Ну какая может быть драма среди пьяных?» Из 1970-х запомнилось, как отца зарезали на ее глазах: «Мне шесть лет было, без чувств упала. Пьяные разборки. Выжил. Потом помер от пьянства в 42 года». Из 1990-х — как один из соседей «с поганым характером» устроился на стройку, где коллеги сбросили его с девятого этажа: «Его потом переломанного привезли сюда, жена выхаживала. Лежал переломанный и орал. Месяца три. Потом самоубился». Из новостей — две недели назад похоронили соседа. Запил, не вышел из запоя. Теперь Ольга Алексеевна кормит его кота: «Позавчера кормила два раза, надоело уже». 

Внучка Дюрингера и арбуз

Большое событие, по ее словам, в доме случилось в июле 2016 года: в «замок» приехала дочка Сергея Дюрингера — Евгения Полещенко. Ее отец был самым младшим из детей Дюрингера — он родился в 1910 году. В 1917-м осиротел, попал в приют, сбежал. Потом уже выросший Сергей рассказывал детям, как, сбежав из приюта, пошел к «замку», но войти не смог — охрана не пустила. Только один из сторожей узнал мальчика и покормил его. Из детских дореволюционных воспоминаний Сергей запомнил свадьбу старшей сестры Анны. В замке стояло 40 тортов, и он уверял, что попробовал крем с каждого. Перезимовал осиротевший Сергей в подвале в Иваново и двинулся дальше — в Ташкент, Киев, Велиж. Остановился в Великих Луках в Псковской области, где устроился лесничим. В 1942 году на войне был ранен в горло, а после войны снова съездил в Иваново. В отчий дом жители его не пустили. В 1978 году он умер от рака горла.

Полещенко приехала в Иваново с сыном, невесткой и двумя внучками — и тоже боялась, что в дом ее не пустят. Но случилось ровно наоборот: узнав, кто она, жильцы достали чай, арбуз и пирожные. Евгения рассказала, что живет в Великих Луках, несколько лет назад сын подарил ей ноутбук и она стала искать своих родственников: нашла родственников в Чебоксарах, Запорожье и Москве. Теперь пишет письмо патриарху — с просьбой осветлить память ее застрелившейся бабушки. Евгения потом рассказывала ивановским журналистам: «Нас очень хорошо и трогательно встретили в нашем доме». На память Евгении подарили кирпич от дома. Голос Ольги Алексеевны меняется, когда она говорит о внучке Дюрингера. Особенно когда она вспоминает, как та гладила стены: «Сразу видно — порода». 

Туловище ангела под папоротником

Поздним октябрьским вечером на улице Марии Рябининой идет дождь. Соседи Сергей и Наталья усаживаются в саду под навес — пить чай из самовара. Наталья ковыряется в варенье, которое поставил на стол Сергей: «Странное варенье, как будто из динозавра». Слева от навеса садовый гном, справа папоротники. Под папоротником спрятан обломок статуи, который нашли на чердаке: «Что-то типа ангела было, осталось крыло и туловище».

Раньше здесь был шатер. Его Наталья сама шила. «Синяя и желтая полоска и штучки висели по бокам — как в Средневековье у нас было!» Под шатром бывали и елка, и шампанское, и шашлык из трех видов мяса. Но семь лет назад подул сильный ветер, упал тополь, который помнил еще сам Дюрингер, сломал забор, шатер и окна разбил. Тополь пилили и вывозили всем домом. Оставили только один пенек на память.

Сергей и Наталья вспоминают легендарных жителей дома. Дедушке Леше из квартиры № 2 в 1940-е зажало голову между вагонами у вокзала, «дурачком стал». В платочке ходил, у него голова стала мерзнуть, и на всех фотографиях он смеялся. Подолгу сидел у церкви и собирал пряники и конфетки. Война до Иваново не дошла, церкви здесь в советские годы не закрывали.

Тетя Соня из 19-й, польская еврейка, всю жизнь проработала в детском саду. Ходила с накрашенными губами и в парике. Парик был сваленный, темно-каштановый, кудрявый. На гармошке играла. Сын Мишка был безобидный, но пропивал все, даже люстру. В 11-й квартире жила баба Маша, которая до смерти в нулевых работала звонарем. Сергей запомнил, что она «чудненькая» была: «Мне нужен был холодильник, а она повесила объявление: „Продам холодильник „Смоленск“, 4000 р.“. Захожу, он у нее дребезжит аж весь от старости! Говорю: „Баб Маш, в магазине новый столько стоит!“ А она: „Так я больше, чем в магазине, не прошу“. Логика железная!»

Наталье 45 лет, она работает технологом на швейном заводе, Сергею 54 года, он — сантехник на ивановском железнодорожном вокзале. Наталья заехала в «замок» в 1995 году — к мужу, здесь у нее родилась дочь. Наталья любит пить чай и смотреть сериалы. Из последнего на нее произвела впечатление «Большая маленькая ложь». Она хочет уехать из «замка»: «Так случилось, что муж ушел от нас, поэтому хочется все забыть». В детали не вдается: «Нет, мне не больно, просто уже проехали».

Наталья выбирает между своей родиной, Пензой, и Петербургом. «Я два раза была в Эрмитаже, — вспоминает она туристическую поездку в Петербург. — Первое впечатление было — вау, рот открывала. А второй раз бегом бежала. Во-первых, многие картины — мне стыдно признаться, я их не знаю. Во-вторых — слишком много иностранцев, бесят, особенно китайцы — громогласные и фотографируют все подряд».  

Сергей поселился в замке Дюрингера в 1997 году. Он утверждает, что он потомок графа Бобринского: «По сравнению с нашим поместьем в Богородицке в Тульской области, где сейчас краеведческий музей, „замок“ Дюрингера — шалаш. Я там не был, но бабушка рассказывала, что там одна зала только 50 метров и у каждого своя спальня». Сергей любит сидеть на кухне — в «Одноклассниках». Он мечтал стать офицером, успел «помотаться по всему Союзу» до переезда в Иваново и теперь размышляет, не уехать ли в Москву: «Я вступил в наследство. Досталась квартира от бабушки у Щелковского автовокзала. Но пока не решил — в Москве воняет немытыми телами и козьим дерьмом. Нет кислорода и русских. Я не националист, но Родину люблю».

— Может, и правда в Москву уехать. Мужиков в доме практически не осталось. В Москве побольше мужиков, — говорит Сергей.

— А я в Петербург, — вторит ему Наталья.

— Как-то так у нас. Иваново не город, где жить. 

— Уеду.

— Врешь, кто тебя отпустит, — глотает чай Сергей.