«Экстаз» Гаспара Ноэ: агитка о вреде наркотиков, замаскированная под экспериментальный арт-фильм

11 октября в российский прокат выходит «Экстаз» Гаспара Ноэ, режиссера картин «Необратимость» и «Любовь» (ее прокат в 2015 году запретили в России). Фильм рассказывает о прощальной вечеринке танцоров, на которой что-то пошло не так. Кинокритик «Медузы» Антон Долин считает, что Ноэ снял энергичный, красивый и технически виртуозный фильм — но, увы, не смог отказаться в нем от морализаторства и псевдоинтеллектуальных отсылок.

Ладно, придется признать: «Экстаз» — лучший фильм Гаспара Ноэ. Так же, как его предыдущий 3D-опус «Любовь» был худшим. Справившись с неумеренными амбициями и отчасти преодолев нарциссизм (между прочим, за «Экстаз» Ноэ получил уже второй за свою карьеру приз фестиваля в швейцарском Невшателе; награда так и называется — «Нарцисс»!), франко-аргентинский постановщик сделал самую свою сконцентрированную, энергичную и простую — в лучшем смысле слова — картину. За что был вознагражден единодушными похвалами критиков и престижным Art Cinema Award в каннском «Двухнедельнике режиссеров». В основной конкурс Ноэ на сей раз не взяли. 

Впрочем, состязаться в конкурсе Ноэ все равно не с кем. Такого впечатляющего и одновременного раздражающего сочетания технической виртуозности и эстетической оригинальности с вызывающей бессодержательностью еще поискать. Можно найти подобные комбинации в клипмейкерском или рекламном искусстве, но в полнометражном авторском кино Ноэ поистине уникален. На пару с бельгийским оператором Бенуа Деби они каждый раз вытворяют такое, что глаза зрителя лезут из орбит. А мозг, убаюканный монотонным техно-саундтреком, постепенно отключается. Что ж, многим и это нравится. 

«Экстаз» — предельно точный перевод оригинального «Climax» (впрочем, можно было сказать сильнее, «Оргазм»). Это чувство герои фильма испытывают, кажется, в первые пятнадцать минут, когда танцуют. Идея этого зачина гениальна в своей элементарности: камера — на этот раз дисциплинированная, хоть и мастерская, — запечатлела безостановочный дэнс-марафон человек эдак на двадцать, тщательно поставленный и отрепетированный, но сохраняющий видимость отвязной клубной спонтанности. Слова излишни, музыка рудиментарна, ритм неотразим. Невозможно оторваться. Жаль, что весь фильм не мог быть таким. 

Танец закончен, танцоры отдыхают. И прихлебывают сангрию, куда, как выясняется вскоре, кто-то из них добавил что-то нехорошее. Очень сильное. Мы постепенно узнаем, что на дворе девяностые (очевидно, и во Франции они для кого-то были лихими), и труппа вот-вот отправится через океан на гастроли в США, а дискотека — на самом деле последняя репетиция перед отлетом. Как только зритель это выясняет, завтрашний день перестает иметь значение. Есть только здесь и сейчас. Все не в себе: одних тошнит, другим хочется немедленного секса, третьи, кажется, при смерти, но по привычке продолжают свой dance macabre, плавно переходящий в конвульсии. А утро еще не скоро, и вряд ли все до него доживут. Тем более, что среди беспомощных и агрессивных взрослых — ребенок, который тоже хлебнул запретного напитка. 

Собственно, на этом все. «Экстаз» мог быть блистательной короткометражкой, но вместо этого его автор сделал мучительно длинный и бессюжетный техно-трип о вреде наркотиков — о чем же еще? Наслаждение эстетикой порока и этикой греха Гаспар Ноэ фильм за фильмом неловко переплавляет в пенсионерский морализм. Делает он это искренне или чтобы не иметь проблем с цензурой, неизвестно. Да и неважно. 

Преимущество «Экстаза» перед «Необратимостью» или «Входом в пустоту» того же Ноэ — в конкретности этого фильма, вдохновленного реальным происшествием. Здесь нет попытки метафизики и ни одной отсылки к священным текстам. Единственный зримый (и удачный) образ — гигантское полотно с цветами французского триколора, составляющее фон для диджейской установки. Сине-бело-красный символ не столько Франции, сколько свободы, равенства и братства, дискредитируется самим сюжетом, по ходу которого люди обнажают свою животную природу: тут и выясняется, что крайняя степень свободы не допускает ни равенства, ни братства. 

Обидно лишь, что режиссер не захотел придерживаться чистоты высказывания и снабдил фильм ненужной прелюдией — интервью танцоров на видеокамеру (возможная отсылка к «Идиотам» Ларса фон Триера, автора, которого Ноэ явно мечтает перещеголять в радикализме). В этих сценах хочешь не хочешь, а невольно прочитаешь названия книг и видеокассет, рядом со стопками которых делятся своими впечатлениями о танце герои будущей драмы. Сразу становится неловко, будто заглядываешь в собственную захламленную спальню в бытность студентом: «Керель» и «Андалузский пес», «Суспирия» и «Одержимость», Бакунин и Чоран, Кафка и Цвейг…

Хватит, хватит, уже понятно, что автор не лаптем щи хлебает. И необязательно добивать зрителя многозначительными псевдоинтеллектуальными слоганами на весь экран: оказывается, «Жизнь — это коллективная невозможность», а «Умереть — это уникальный шанс». Была в СССР такая книжица — «В мире мудрых мыслей». Жаль, что ей не нашлось места на полке Гаспара Ноэ. Иногда лучше просто танцевать и радоваться, что слова при этом не нужны.