«Мама говорит, что больше не хочет иметь со мной дела» Интервью Вероники Никульшиной — участницы Pussy Riot, выбежавшей на поле «Лужников» в финале ЧМ

15 июля во время финального матча чемпионата мира по футболу на стадионе в «Лужниках» на поле выбежали четверо участников группы Pussy Riot в полицейской форме. Как было объяснено чуть позже, акция «Милиционер вступает в игру» посвящалась годовщине смерти поэта и художника Дмитрия Пригова, а своим перформансом Pussy Riot требовали освободить политзаключенных и либерализовать политический режим в России. Всех четверых задержали, всем четверым 16 июля суд назначил 15 суток ареста. Широкой публике известен только один участник акции — продюсер Pussy Riot, издатель «Медиазоны» Петр Верзилов; три девушки, выбежавшие на поле вместе с ним, ранее с группой никак не ассоциировались. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев попал в спецприемник на Симферопольском бульваре и поговорил с одной из них — подругой Верзилова, 21-летней актрисой и моделью Вероникой Никульшиной. Именно она, бегая по футбольному полю, «дала пять» французскому нападающему Килиану Мбаппе.

— Ну как, нравится в спецприемнике?

— Если честно, я как раз сегодня думала над этим, когда пришла в столовую. Я и раньше все это воспринимала как компьютерную игру, а когда я посмотрела на железную тарелку перед собой, меня осенило — да это же квест! И как детально все проработано! Я действительно не совсем как реальность воспринимаю то, что происходит вокруг меня начиная с воскресенья. И людей вокруг себя воспринимаю как актеров, все это как большой диснеевский замок. Это классно и невероятно кинематографично.

— Какие актеры в камере попались, характерные?

— Невероятно! Кроме моих подружек из Pussy Riot со мной сидят потрясающие женщины (помимо трех участниц акции «Милиционер вступает в игру» в камере еще пять девушек — прим. «Медузы»). Половина спецприемника попала сюда в состоянии алкогольного опьянения. Среди них попадаются самые разные персонажи, совершенно другого контекста, даже была одна девушка с заметными следами ботокса. Другая била стекла в приемной администрации президента, я ей сказала, что мы коллеги. Когда они все начинают друг с другом коммуницировать, создается ощущение, что это Бергман снимает фильм про современность и залезает в женщин и самую их суть. Сегодня, например, у нас была длительная дискуссия о том, как долго запускаются процессы перемен и что могут изменить акции вроде той, в которой я поучаствовала.

— То есть вы подготовились к нашей встрече, потренировались.

— Точно!

— А я вот нет. С диктофоном на свидание не пускают — отбирают все вещи, оставляют только блокнот и ручку. В компьютерную эпоху забывается практика стенографии.

— А вы не пишете совсем? Я пишу постоянно — я веду свой дневник. Именно письменный. Это скорее внутренняя работа с собой. Я решила, что вот великие люди писали о том, что происходит внутри них, и я тоже буду так делать. Правда, иногда это могут быть просто четыре страницы, на каждой из которых написано либо «говно», либо «жопа». А сейчас свободного времени много и можно писать.

— И что пишете?

— Сейчас это скорее период осмысления того, что произошло. Ну, если говорить о полутонах, об экзистенциальном смысле. В нашей камере есть окно. Напротив стоит дом, панельный такой. Я смотрю на окна, в одном из них — холодная белая лампа. Я смотрю на нее и думаю, что даже сидеть здесь по сравнению с этой комнатой с холодной белой лампой — это свобода. Люди уходят из дома, они могут пойти в магазин и купить себе шоколад, а потом придут домой и включат эту лампу. Я чувствую себя сейчас гораздо свободней, чем они.

Последние полгода со мной происходила просто такая сартровская «тошнота». Я пыталась понять себя, пыталась понять, где я, чего я хочу. Я хотела совершить какую-то революцию внутри себя, и она произошла. Когда происходит большое событие и ты абсолютно уверен, что это правильно, это про свободу и про вечеринку.

— Как ведут себя с вами сотрудники полиции? Есть ли давление, насилие с их стороны?

— Если честно, я ожидала гораздо худшего. Я думала, что будет хоррор, что будут бить в камере. Но было только моральное давление и в основном только на меня, видимо, повлияло на их поведение то, что я такая «зеленая», молочная. Они думали, что я сразу испугаюсь и сделаю то, что они попросят. Приходили разные люди, мужчины. Один приходил, сказал, что именно он засадил [участницу акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя Надежду] Толоконникову. «А следом и твоя новая подружка поедет [в колонию]», — сказал он Пете. Он действительно занимался их делом, его Петя узнал и даже спросил, что же его так и не повысили после такого успеха. Он ответил, что я точно «уеду».

Они хотели, чтобы я что-то написала, какое-то объяснение. А я решила ничего им не отвечать. Я крутилась на стуле, смеялась и читала стихи Маяковского и Бродского. На вопрос, почему я на это пошла, я ответила: «Я просто Близнецы, и я импульсивная».

— Как вы вообще попали в Pussy Riot?

— Как-то мне Петя [Верзилов] рассказал про то, что он задумал акцию. Изначально она должна была быть совсем в другом составе — должно было быть больше мужчин. Я безумно захотела принять в этом участие, и если сначала промолчала, то на следующий день не выдержала и сказала, что меня бесит, какого хера он меня не берет на эту акцию. Петя удивился — он был уверен, что мне это не будет интересно, ведь я себя позиционировала как абсолютно аполитичный человек. И мне были действительно неинтересны его дела бумажные — я имею в виду «Медиазону» и вот это все. А акция — это же совсем другое!

Петя меня взял в команду, и когда появилась девочка, концепция вся изменилась, Петя стал поднимать старые знакомства, позвал двух других девушек и стал единственным мужчиной в нашей компании.

— Вы же учитесь в Университете Плеханова?

— Мне было не так важно, какое образование получать, мне больше вечеринки нравились. А полгода назад я поняла, чего я не хочу. Точно не хочу работать в рекламе и маркетинге. Поэтому из Плехановки я сбежала.

— В театральное?

— Поступала в Щепкинское, но там не захотели слушать «мужские стихи». Я хотела прочитать им того же Бродского и Маяковского, а они сказали, что это мужские стихи и чтобы я исполнила женские. Я устроила ужасный скандал. В итоге я прошла во второй тур, но когда заглянула и увидела, какой там преподавательский состав, — решила просто туда не ходить. Представляете, там на экзамене, если ты девочка, ты обязательно должна быть в платье и обязательно на каблуках. Ну и еще там вокруг бегают разные женщины в кринолинах и, заламывая руки, что-то кричат. Старая школа, в общем. В итоге я пошла в школу «Гоголь-центра».

— Участница Pussy Riot Мария Алехина рассказывала, что она в ночь до акции в храме Христа Спасителя сильно рефлексировала на тему того, может ли она это совершить: «тварь дрожащая или право имею». Ваша акция, конечно, более безобидная и не связана с религиозными чувствами. И все-таки — были такие мысли?

— Честно? Нет. Дело в том, что я в душе очень сильный панк. Мне нравится протест как жест. А если я еще и понимаю, что он имеет веские основания, то я всегда за. А я действительно разделяю все то, о чем мы заявляли. Буквально две недели назад я танцевала на улице вместе с болельщиками. Было много народу, в каком-то переулке какой-то парень открыл дверь [машины], включил на полную громкость музыку, и все вокруг танцевали. Проезжает мимо мент, останавливается и всех разгоняет. Просто потому что он так хочет. Может, у него настроение было плохое. Потому что на соседних улицах люди прекрасно танцевали и никто их не разгонял. И когда такие вот милиционеры врываются в твою жизнь — это надо менять.

— А вы не боялись последствий? Вы говорили, что ждали хоррора и были морально к этому готовы. У вас был такой опыт?

— С полицейскими нет, а в целом у меня было детство не самое оранжерейное. Я ушла из дома в пятнадцать лет и тусовалась с не самой хорошей компанией. Были и угнанные тачки.

— И вас били?

— И такое тоже было. И много насилия вокруг меня. В каких-то определенных местах Москвы до сих пор люди живут по правилам 90-х. Дети, чьи родители, например, сидят, транслируют такие же ценности своим детям, дети — своим приятелям, происходит сакрализация воровской темы и «понятий», насилия как способа доказать свою правоту. Насилие отцов превращается в насилие детей, они добавляют еще своего насилия, и получается такой замкнутый круг.

— К какому развитию событий вы готовились?

— Именно к тому, что сейчас и происходит. Мы почитали законы: за наш проступок максимальное, что нас ждало, это 15 суток. Да и минимальное — все понимали, что нарушение грубое и простым штрафом тут не отделаться. Другое дело, были опасения, что подключится личное отношение Путина. Это происходило у него на глазах, и это была акция именно Pussy Riot, которые его лично обидели тем выступлением в храме. То есть те же, по сути, кто пел «Богородица, Путина прогони», прямо на его глазах испортили финал чемпионата мира, по сути, его проекта, которым он лично очень болел.

— Как вы готовились к акции? Насколько заранее все было продумано, где брали костюмы?

— Идея устроить акцию появилась довольно недавно — ну, может быть, недели две назад. За костюмы отвечала именно я. Помните, Путин говорил, когда его спрашивали о вежливых людях: мол, форму можно купить в любом магазине? Вот мы так и сделали, воспользовавшись его советом. Частично мы купили, частично — я взяла напрокат у знакомых в костюмерной.

— Как вам удалось прорваться на поле? Ведь вас должны были остановить еще на стадионе. Ни одного полицейского не может быть в самой чаше стадиона — это правила FIFA.

— Это даже дало акции дополнительный смысл. Как оказалось, полицейская форма абсолютно магически действует на людей. У нас даже не было никаких висячих штук [бейджей], которые есть у секьюрити или у кого-то, кто входит в стафф. У нас были только паспорта болельщика, которые мы, конечно, тут же спрятали, когда переоделись. Но форма действовала на людей завораживающе. Как сила философского камня.

— Вас о чем-то спрашивали?

— Нет, вообще ничего.

— Я слышал, что вы кому-то объясняли, что ищете преступника.

— Это Петя великолепно сыграл, его актерская работа. Кроме формы действовал еще телефон — когда человек с кем-то разговаривает и активно жестикулирует, создается ощущение, что он на работе. Петя в одной руке держал «ориентировку», в другой — телефон, в который кричал: «Николаич, где искать этого фотографа чертова?» Оглядывался по сторонам, а мы шли рядом и делали очень непростые лица. Я умножала мысленно 118 на 377.

— Страшно было?

— Нет, совсем. До последнего я просто не верила, что мы попадем на поле, пока на него не ступила ногами. Это же абсурд, что мы вот так вот придем на самое охраняемое мероприятие [в стране] и на глазах у двенадцати президентов остановим матч. А когда уже выбежала, было тоже не страшно, а очень весело, и тащили меня очень нежно. Мне дал пять сам [нападающий сборной Франции] Килиан Мбаппе — любимый футболист Пети, он теперь мне завидует. Мбаппе, конечно, не то чтобы был сильно доволен, но он криво улыбнулся и протянул руку.

— Хорваты не сильно улыбались, а некоторые даже агрессивно помогали секьюрити. Вы же им сорвали атаку.

— Да, я считаю, что я принесла победу Франции.

— Каково было проснуться знаменитой?

— Мой «любимый» заголовок был у одной из бульварных газет, типа: «Шок, сенсация, участница Pussy Riot работала в эскорте». И под ним — мое фото в каком-то спортивном белье, в котором я снималась для рекламы. Да, я действительно работаю моделью и снимаюсь для магазинов нижнего белья. Я, конечно, посмеялась над «работой» журналиста. Что ж, теперь будет оправданно, когда меня называют в комментариях шлюхой. Сразу все припоминают курицу. Но я не могла это делать просто физически, ведь мне тогда было 14 лет!

— Кстати, вы одобряете то, что Pussy Riot делали раньше?

— Когда мне было 14, я про них ничего не знала, меня интересовали другие вещи. Если сейчас оценивать — какие-то акции мне нравятся, какие-то не очень. Честно говоря, мне больше нравится венский акционизм. Вообще акционизм — это самый актуальный вид современного искусства, и круто, что есть Pussy Riot. То, что делает [участница акции в храме Христа Спасителя] Мария Алехина, ужасно нравится, от театра я просто в восторге!

— Что будете делать после освобождения?

— Ну я так и так еду в Италию снимать фильм на фестиваль Cinemadamare. Мы должны будем за две недели снять там короткометражку и представить ее на конкурсе. Я должна была поехать туда 1 августа, в принципе, я впритык успеваю — я выхожу из спецприемника 30 июля. Но сомневаюсь, что сразу полечу.

— То есть вы уже работаете актрисой.

— Да, я иногда снимаюсь в кино. Работала с Валерием Печейкиным из «Гоголь-центра», а совсем недавно я снималась в фильме «Первая смерть», где пять часов в режиме реального времени лежала в гробу, а мои родственники и друзья со мной прощались. Это хорошо было и для исследования самой себя, и своих реакций.

— А как родственники отреагировали на акцию про милиционера?

— Мама говорит, что больше не хочет иметь со мной дела. Но мы, хоть и в хороших отношениях, общаемся редко. Она написала, что погоня за мировой славой сведет меня в могилу. У меня есть еще сестра, но ее мнение меня тоже не очень сильно волнует. В универе я не учусь, поэтому выгонять меня неоткуда. Я разве что готовилась к поступлению в другие театральные вузы, но я еще до конца не решила, могу ли я психологически и экзистенциально играть то, что мне не нравится.

— Понятно, что если бы не Верзилов, мы бы сейчас здесь с вами не сидели, это именно ваше знакомство и отношения так сказались на том, что вы сделали. Расскажите, как это произошло? Вы же из разных тусовок, и я слышал, что вы познакомились буквально в метро.

— Да, мне было тогда без двух дней девятнадцать лет. И эти два года мы существовали вместе, но в разных контекстах. Он интересовался одним, я — другим. Мы слушали музыку из «Короля Льва» и танцевали под нее. Но, конечно, Петя меня сформировал как личность, из-за него я ушла из университета. Для Пети учителем был Пригов, а для меня — Петя через призму Пригова, хотя Пригова я читала и до знакомства с ним. А если честно, мне всегда больше нравился Лев Рубинштейн и концептуализм.

— На митинги вы не ходили?

— Не ходила. Потому что не считаю, что мое присутствие на митинге полезно и может что-то изменить.

— А акция что-то поможет изменить? Путин вас услышит и изменит ситуацию в стране?

— Акционизм полезен, конечно. Акционизм — это же не про персону. Важно, чтобы об этом заговорили. Даже если еще больше закрутят гайки после этого. Если об этом заговорят — это хорошо. Плохо, когда молчат.