«Когда хватает одной мысли на всех, это раздражает» Юрий Шевчук — о новом альбоме «ДДТ», российском рэпе, народе, безнадеге и динозаврах

9 июня группа «ДДТ» выпустила свой двадцать второй альбом «Галя ходи» — четырнадцать песен о рок-н-ролле, родине, сексе, «русской весне» и любви. Редактор «Медузы» Александр Горбачев поговорил с лидером «ДДТ» Юрием Шевчуком.

— Предыдущие альбомы «ДДТ» были довольно цельными по звуку: «Иначе» был пожестче, «Прозрачный» — прозрачнее. В новом такого нет — все очень разное, как будто путеводитель по разным стилям. Так задумано?

— Это концепт, да. Такой и была изначальная идея — а за последний год работы над альбомом она еще точнее сформировалась. Мы в течение двух лет его периодически вынимали из мусорной корзины и рассматривали. Может быть, так повлияла программа «История звука», которую мы в это время играли. Написались песни, и появилась идея сделать их в разных музыкальных формах. Вытащить эклектику на поверхность, не бояться ее, сделать так, чтобы альбом был интересным и разнообразным.

Там есть и что-то тяжелое, и легкое, и что-то ностальгическое. И какое-то наше отношение к рэп-музыке просматривается. И электроника, и постпанк, как мы его понимаем, — песня «Уездный город». Я рассматривал российский рок в разных его ипостасях.

— Интересно, что альбом назван по вашей совсем старенькой песне.

— Да, я ее вспомнил. Это была одна из самых первых песен — «Галя, ходи». Она была такая простая, веселая, отражала то время и состояние души. И вот я решил… Ко мне много молодежи после концертов подходит, спрашивают: «Юрий Юлианович, а почему вы вообще в рок пошли, а не стали олигархом, не торговали нефтью, носками, фруктами?» Ну я и попытался рассказать в этой песне, что для меня, для нашего поколения рок-н-ролл. И чем это не заканчивается.

Я в ней, мне кажется, иронично подошел к себе самому — да и многие мои коллеги кое-что услышат про себя нынешних. Сегодняшнее поколение молодых ведь переживает, в принципе, те же эмоции, те же первые контакты с миром, так же ищет выходы и входы, приливы и отливы. Вот об этом и трек.

— А что за Галя? Это кто-то конкретный?

— Дорогой, это было в 1980-х годах. Этого я уже не помню (смеется).

— В этой песне, да и вообще в альбоме много размышлений о рок-музыке — и мне показалось, что вы ее то ли защищаете, то ли жалеете.

— Наверное, да. Вначале в нем было гораздо больше иронии и критики, но потом я подумал, что российский рок и так уже пинают многие. И мне показалось, что гуманнее и лучше будет вытащить то, что было и есть [в русском роке] хорошего, чем вставать в один ряд с агрессивными дураками. В этом же большая часть моей жизни. Это не то чтобы защита — я просто пытался показать, что этому музыкальному направлению еще стоит пожить. Это достаточно важно для нас всех.

— Вам кажется, сейчас российский рок не в лучшей форме?

— Да, мне кажется, он в достаточно кризисном состоянии. Хороших альбомов выходит гораздо меньше, чем их было в 1990-х, например. Ну согласитесь?

— Да, соглашусь. А как вам кажется, с чем это связано?

— Много причин. На коне сейчас другие музыкальные формы — та же рэп-культура или вообще какая-то экстравагантная молодежная музыка, мешанина из звуков и слов. Молодые ищут другие направления — это абсолютно нормально и хорошо. Естественно, ничто вечно не живет. Если бы сейчас русский рок-н-ролл гремел бы по радио, телевидению, из каждого утюга, это было бы ужасно. Это точно! (Смеется.)

— Почему?

— Ну, в свое время, в 1980-х, все вот эти ВИА давили на уши. И это нафталиновое однообразие нас очень напрягало. Когда много одного и того же — мы начинаем все от этого тихо сходить с ума. Когда хватает одной мысли на всех, — допустим, в виде идеологии — это раздражает. Как говорил Мао Цзэдун, пусть расцветает тысяча цветов и тысяча школ. Он, конечно, пошутил, но шутку я запомнил.

— Вы сказали про хип-хоп. У меня есть ощущение, что общность нынешних российских рэперов чем-то похожа на условный Ленинградский рок-клуб. Именно в том смысле, что это общность — тесная группа людей, которые так или иначе друг с другом общаются, дружат, ссорятся и делают одно дело.

— Да, в Ленинградском рок-клубе было именно так.

— Сейчас кажется, что у рэперов такое есть, а у рокеров — нет.

— Еще Фазиль Искандер сказал: крепки объединения только большой сволочи. (Смеется.) Если серьезно, тогда в рок-н-ролл пришли индивидуалисты. Да, нас прессовали, давила власть, и нам нужно было объединяться. Чтобы выжить. Мы искали друг у друга помощи какой-то — не финансовой, потому что у всех была очень красивая нищета, — но какой-то товарищеской, душевной.

Это всегда так было, вспомните «Могучую кучку» в конце XIX века. Или импрессионистов, которые собирались в кафе «Ротонда». А у нас был Ленинградский рок-клуб, где тусовались не только рок-н-ролльщики, но и художники, кинематографисты. Шло постоянное общение. Потому что была какая-то идея — какие-то пару дверей мы нащупали в то время, сквозь которые можно было выйти в более широкие пространства.

Да, сейчас то же самое происходит, допустим, у рэперов. Но это не говорит о том, что они так же будут с членскими билетами рэп-клуба идти до пенсии всю жизнь вместе. Думаю, что этого не случится — и слава богу. Потому что в нашем деле важна индивидуальность, личность, а она имеет свое мнение обо всем. Безусловно, в какой-то момент мы все разошлись в разные стороны — одни в горы, другие переплывали моря, третьи ушли в астрал, четвертые в политику, пятые еще куда-то. Каждый нашел свою дорогу. Это очень хорошо, мне кажется.

— Еще мне показалось, что на альбоме есть размышления о вашем, так сказать, творческом стаже. Вы вообще чувствуете свой возраст? Как-то меняется самоощущение?

— Пока не особо чувствую, душа-то у нас у всех молодая. Но не думать об этом тоже глуповато. Надо вообще спокойнее к себе относиться. Ну да, где-то мы все уже — ну, мое поколение — немножко пенсионеры. Пенсы, как молодежь говорит: уже давно не доллары, а пенсы. Но с другой стороны, копошимся еще, надоедаем всем, и нам интересно! Вчера был концерт Гребенщикова, почти вся наша группа ходила — насколько он дышит и живет музыкой, дает фору некоторым молодым! Так в ней купаться, с таким наслаждением, кайфом и страстью. Это пример!

— При этом последние альбомы Гребенщикова очень мрачные.

— Они великолепные.

— Конечно. Но мрачные.

— Он человек, который бродит не по поверхности нашего времени, а чувствует какие-то его тонкие внутренние диалоги и напряги. Чувствует трагичность бытия нашего. Это мне тоже очень знакомо и совершенно понятно.

— А ваш-то альбом такой — амбивалентный. Там и раздражение, но и надежда. Меня это немного удивило — я ожидал чего-то более сурового.

— Альбом-то прежде всего пишешь для самого себя. А если я закопаюсь в этой тоске и печали — ну и что дальше? Я вообще неубиваемый оптимист. Иногда это даже меня самого раздражает. Говорят, что циник или пессимист всегда кажется умнее, чем чувак, который погружен в тотальный восторг (смеется).

Мне кажется, все должно быть в меру, как у древних греков. Есть хорошее и плохое, нельзя забывать ни про одно, ни про другое, ни про инь, ни про янь. Надо искать равновесие в себе — ну и передавать эти поиски как-то своим слушателям.

— И как его находить, учитывая, что ситуация вокруг нас становится как будто бы все хуже и хуже?

— Ну вот альбом — размышления об этом. Сейчас идет какое-то расчеловечивание. Тот, кто не думает, как ты, — его нужно унизить или уничтожить. А как? Лишить звания человека. Просто назвать оппонентов говном, недостойным существования. Это такая навязываемая нам тоталитарная позиция.

Мы — я и мои коллеги, птенцы Ленинградского рок-клуба, — все-таки бьемся за другое: чтобы человек остался человеком. Это очень важно, это сверхзадача. Может быть, не все ее понимают или оформляют осознанно, но я это слышу у многих. Потому что если ты человек, ты найдешь правильную реакцию на любые испытания (а они будут у нас с вами). Мы работаем не по выходу, а по входу — и в политику, и в социальные какие-то темы. Каким ты будешь перед обстоятельствами, которые тебя завтра попытаются раздавить? Какое ты примешь решение? Нужно быть готовым.

— Все-таки: где находить ресурс для этой готовности? Вы же сами ходили на митинги, задавали вопросы власти; несколько лет прошло — нет ощущения, что мы бьемся головой о стену, а она совершенно не собирается ломаться?

— «Поспешность хороша при ловле блох». Для меня единственный выход — больше давать концертов. Ты приходишь к людям — и почти каждый одинок, убит ипотекой, социалкой, пропагандой. Ты выходишь на сцену — и начинаешь с ним говорить. И если ты говоришь искренне… Как писал апостол Павел: любая истина, сказанная без любви, есть ложь. Если ты говоришь искренне, ты можешь достучаться и немножко — ну не изменить людей, а помочь им как-то задуматься. А ведь многие сидят в каменных мешках своих представлений о мире. И можно попытаться объяснить им, что если убрать все стены — твоя квартира станет вселенной. А она прекрасна. Ну и так далее.

— Вы проехали с «Историей звука» почти всю Россию. Какие у вас впечатления от людей?

— Хорошие. Знаете, есть такой род очкариков — люди сидят на кухнях, протестуют, выстраивают какие-то идеологические замки из песка. Ну, что называется, ботаны — люди, которые умственно препарируют жизнь, кабинетные ребята. Конечно, жизнь есть и в размышлениях, и в умной тишине за письменным столом. Но необходимы и какие-то действия. Нужно находиться в динамике, в плотном контакте с людьми. Слушать их и петь такие песни, чтобы и они услышали тебя, твое мнение о происходящем.

И вот это и рождает оптимизм, потому что глаза-то хорошие! И добрых людей гораздо больше, чем злых. Это настолько помогает жить, дальше двигаться, работать… Когда ты выходишь после концерта и общаешься с ними о жизни, и удивляешься мудрости, четкости определений, здесь и появляется надежда. Этих людей просто нет нигде, ни на радио, ни на телевидении, ни даже в фейсбуке. Но они существуют — и их много. Это всегда меня радует.

— То есть изменений к худшему нет? Вы не видите того, чтобы ваших слушателей затрагивала война, ненависть?

— Конечно, есть, я пою об этом. Но я не из тех, кто вопит: «Шеф, все пропало!» С другой стороны, меня, конечно, смешат и те, которые говорят, что мы встали с колен и у нас все зашибись… Мера, мера… Здесь мера в чем? Один мудрец сказал: самоубийца — это тот, кто уже не верит, что есть добро. Я вижу много таких самоубийц. А я верю. И вижу добро. Поэтому я не самоубийца. И всем предлагаю тоже ими не стать и не закопать Россию окончательно в пекле ядерной войны.

— Мне еще показалось, что на новом альбоме много песен про любовь и даже про секс. У вас, конечно, были такие, но тут как будто этого больше.

— Да я ищу какие-то новые темы. Не дудеть же в одну сторону все время. Поиск новых тем — самое интересное; тем более чем дольше живешь, тем больше этого хочется. Ты понимаешь, что ты как шахтер: в этом коридорчике уже вырубил весь уголек, в этом тоже. Надо идти куда-то дальше, как крот в андеграунде, в этих пещерах. Искать какой-то выход к свету с отбойным молотком, громыхающим современными битами. 

— Гребенщикова вы нового похвалили, а насколько вы следите…

— Новый альбом Дельфина понравился. Тоже очень трагичный. Видите, как все ребята чувствуют надвигающееся нечто?

— Я хотел про новые имена спросить. Гречка, Монеточка…

— Для меня это все легковато. А вот, допустим, «Порнофильмы» мне очень понравились. Отличные ребята — панки, и так рубят хорошо! Как мы когда-то раньше. Я вот в них немножко себя в восьмидесятых увидел. Да, социальные, не очень веселые. Но понимаете — эта мрачность вышибает все-таки из обывателя какую-то пыль сонного состояния его разума. Это хорошо работает — особенно в рок-музыке. Она, может быть, на этом и стоит — на таком скептическом, романтично-мрачноватом отношении к происходящему.

— Последний вопрос. В песне «Если» есть такая строчка — «догорит в динозаврах икра». Я последние дни ломаю голову — что имелось в виду?

— (Смеется.) Ну, скажем так. Начальство. Наше неубиваемое начальство.

Послушать или купить новый альбом «ДДТ» «Галя ходи»: Apple Music, Google Play, «Яндекс.Музыка», «ВКонтакте»