Фильм «Селфи»: создатели «Духless» выпустили (готический) триллер Хабенский отличный, а в целом — не очень

В российский прокат выходит фильм Николая Хомерики «Селфи», основанный на романе Сергея Минаева «Духless 21 века. Селфи». Минаев выступил и сценаристом картины, в которой рассказывается о писателе Владимире Богданове и его внезапно возникшем двойнике. Главную роль в фильме — а точнее две — исполнил Константин Хабенский. О картине «Селфи» рассказывает кинокритик «Медузы» Антон Долин.

С дилогией фильмов об оборотной стороне российского офисного гламура — «Духless» Романа Прыгунова — «Селфи» роднит продюсерская команда, но прежде всего, конечно, имя сценариста и автора романа-первоисточника Сергея Минаева. Тут другой режиссер, оператор, актерский состав, но как забыть, что книгу, ставшую основой для сценария, Минаев озаглавил «Духless 21 века. Селфи»? Это забавный парадокс: по идее, популярный писатель и застолбленный им когда-то бренд должны работать на успех фильма, но и все самые слабые стороны «Селфи» — сюжет, диалоги и автобиографические отзвуки — на совести Минаева. Он и секрет удачи (в случае удачи), и залог провала (в противоположном случае). 

Про это, в сущности, и кино. 

Главный герой — популярный писатель с безупречно невыразительным именем Владимир Богданов. Он настолько же обожаем публикой, насколько угрызаем чувством собственной ничтожности: не нужно быть семи пядей, чтобы угадать за персонажем самого Минаева. Хотя хочется надеяться, что жизнь героя не повторяет реальность, в которой существует Минаев (иначе ему пришлось бы искренне соболезновать), а только моделирует ее доведенный до гротеска вариант. В нем писатель живет в такой квартире — в Москва-Сити!, — будто он олигарх, а вся его повседневность сводится к поглощению дорогого алкоголя и сексу с красавицами. Ну и, конечно, жалости к себе, несчастному и опустившемуся, не способному превзойти собственный дебют — роман «Кости», бесконечные сиквелы которого он изготавливает с тех пор. 

Название бестселлера Богданова, кстати, — единственная сценарная находка в фильме (возможно, не намеренная). Ведь главную роль играет натурально Костя, артист Константин Хабенский, а по ходу действия к нему добавляется его двойник, Костя № 2. 

Здесь-то и приходит конец размеренному существованию звезды литературы. Двойник не пьет и усерднее удовлетворяет многочисленных женщин; правда, не умеет писать, но Богданов, кажется, и сам разучился. Вот Богданов-дубль уже и ведет телепередачу за своего незадачливого прототипа, забирает его дочку с тренировки, назначает свидание капризной любовнице, болтает по душам с другом. А главного героя признают сумасшедшим и заключают в клинику. 

Примерно до середины «Селфи» кажется бойким образцом нечастого для России жанра — готического триллера. Преувеличенная условность персонажей и обстоятельств, так не похожая на оба «Духlessʼа», полное игнорирование социальной или политической повестки современной России, изысканная операторская работа Влада Опельянца — он снимает в основном при искусственном освещении, увлекая нас бликами и обманчивыми отражениями. Сформированный его камерой ночной мир напоминает больше о Гонконге Вонга Карвая, чем о нынешней Москве: все это завораживает, а не отталкивает. Даже в неправдоподобную реальность «популярного писателя» на время фильма можно согласиться поверить. В конце концов, главное — увлечь зрителя интригой, вечным сюжетом о зловещем двойнике. Доппельгангеры любимы литературой начиная с эпохи романтизма — «Монаха» и «Эликсиров сатаны»; самый знаменитый русский «Двойник» придуман Достоевским. Кинематограф очарован двойниками не меньше — от «Пражского студента» до недавнего «Твин Пикса». В общем, существует канон, в котором до поры до времени и держится «Селфи».  

Проблема сценария начинает проявляться все очевиднее по мере приближения к кульминации. Двойник — всегда загадка: авторы обязаны дать зрителю какую-то версию отгадки. В «Селфи» создается дикое впечатление, что ее не придумали вовсе. Богданов-два создан конкурентами-завистниками при помощи пластической хирургии? Его нанял ревнивый муж? Это мистическое наказание — переодетый дьявол? А может, у Богданова при рождении был брат-близнец? Или это материализовавшийся псевдоним, как в «Темной половине» Стивена Кинга?

Будете смеяться: все эти ответы неверны, и ни один другой тоже не является правильным. Фильм вязнет в искусственно накручиваемой интриге, где предлагается следить за перипетиями и переживать за Богданова, все меньше отличимого от Богданова-два, за которого переживать как раз не надо. Только наметившиеся персонажи-функции ведут себя так самонадеянно, будто уже заслужили наше сопереживание. Когда же развязка переносит нас на фехтовальный турнир для подростков, в котором участвует дочь героя, «Селфи» окончательно превращается в дурной путаный сон. 

Единственное, что спасает фильм на этом сюжетном витке, — Хабенский. Так вышло, что у одного из лучших русских актеров, как и у его героя в «Селфи», есть две ипостаси. В одной он — звезда, способная сыграть кого угодно, Троцкого или Колчака, космонавта Беляева или Чичикова. Во второй — «голос поколения» (именно так называют Богданова по ходу фильма), нервическое лицо нулевых и десятых, застрявший между Светом и Сумраком бедолага. 

Александр Гурьев («В движении») и Антон Городецкий («Ночной дозор», «Дневной дозор»), младший Лукашин («Ирония судьбы: Продолжение») и Виктор Служкин («Географ глобус пропил»), Артур («Коллектор») и теперь Богданов — ведь это, по существу, вариации одного персонажа, угнетенного собственной слабостью и вынужденным цинизмом, лишнего человека поневоле. «Селфи», при всех драматургических проколах и нелепостях, — пронзительный портрет героя, который растерял все преимущества, данные ему судьбой, и теперь ломает голову, как себе самому за это отомстить. Это мощная и серьезная работа (даже две), косвенно придающая смысл и экранному существованию остальных колоритных артистов фильма — Федора Бондарчука и Анны Михалковой, Юлии Хлыниной и Северии Янушаускайте. 

Что до смысла участия в этом проекте прекрасного режиссера Николая Хомерики, то его уловить довольно сложно. Говорят, «Селфи» начинали с другим постановщиком, потом разошлись. Так или иначе, финальный продукт подписан Хомерики. Если в «Ледоколе», при всем громыхании, еще можно было услышать интимную интонацию ранних малобюджетных фильмов режиссера, то «Селфи» попросту мог быть собран любым другим профессионалом. Почерк оператора Опельянца или композитора Игоря Вдовина здесь куда ощутимее. Тем более почерк Минаева. 

Броское название фильма сослужило его авторам плохую службу. В конце концов, как ни играй с метафорами, любое «селфи» — прежде всего, акт нарциссизма и замкнутости на себе. Бывает так: стараешься сделать селфи повыигрышней, а потом смотришь на снимок и себя не узнаешь. С таким же трудом замысел создателей «Селфи» отражается в картине, которая у них получилась. И не найдешь, если не всмотришься, будто перед нами и не фильм вовсе, а его тщательно сконструированный двойник.