Перейти к материалам
истории

«Это своеобразная комедия тревоги» Режиссер Армандо Ианнуччи — о фильме «Смерть Сталина», деликатных темах и паранойе

Источник: Meduza
«Вольга»

25 января в российский прокат выйдет франко-британская комедия «Смерть Сталина», поставленная по мотивам одноименного комикса и реальных исторических событий. Фильм рассказывает о борьбе за власть в СССР, развернувшейся после смерти генсека в 1953 году. Режиссер картины Армандо Ианнуччи, создатель фильма «В петле» и сериала «Вице-президент», рассказал кинокритику Антону Долину о вопросах достоверности в игровом кино, юморе и стереотипах.

— С чего вы вдруг решили снимать фильм о смерти Сталина — да еще и комедию? Откуда такая тема у европейского режиссера в 2017 году?

— Началось с французского комикса. Продюсеры из Франции купили права на его экранизацию и обратились ко мне: «Почему бы тебе не снять такой фильм?» Я как раз искал материал для новой картины — правда, тогда думал, что сниму нечто современное, — и очень заинтересовался, когда прочитал книгу. Я поверить не мог, что в основе этой невероятной истории — реальные факты. И многие из них давали материал не то что для комедии, а даже для фарса! Пусть и с элементами трагедии. Мне понравилась эта комбинация. Это очень человеческая, понятная мне история, какой бы невероятной она ни казалась. Кроме того, у нас в Западной Европе мало кто знает о тех событиях — так почему бы не рассказать о них? Сталин для нас все еще загадка, мы плохо понимаем, кто он. Надеюсь, мой фильм поможет зрителям вновь обратиться к этой фигуре. 

— Но именно поэтому был риск оказаться неаккуратным, разве нет?

— Нас спасал жанр. Мы же знали, что снимаем комедию, а значит, не предполагалось, что каждая реплика и каждое событие были на самом деле. Но я поступал так же, как всегда: постарался прочитать как можно больше свидетельств и поговорить с людьми, которые могли пролить свет на подоплеку случившегося в 1953 году. С историками, прежде всего. С людьми, которые выросли в СССР в то время. С теми, чьи родители жили тогда. Я съездил на дачу Сталина в Сочи, побывал в Кремле. Мне хотелось, чтобы место и время ощущались зрителем как правдивые, точные. Я изучил письма и дневники, а также биографии и автобиографии, в частности, [дочери Сталина] Светланы Аллилуйевой и Никиты Хрущева. Я стремился к тому, чтобы избежать неаккуратности в деталях, даже если в центре событий — придуманная нами бурлескная комедия. 

«Вольга»

— В чем вы дали себе свободу?

— Например, сократили события, которые разворачивались на протяжении трех-четырех месяцев, до двенадцати дней. Дух фильма родился из моей любви к «Бразилии» Терри Гиллиама — именно оттуда я позаимствовал идею огромной и абсурдной бюрократической машины, в механизм которой попадают маленькие и ни о чем не подозревающие невинные люди. 

— К разговору о Гиллиаме: увидев в вашем фильме его товарища по «Монти Пайтон» Майкла Пэйлина в роли Молотова, я сразу подумал, что было бы здорово снять в картине и остальных участников «Монти Пайтон». Это было бы по-настоящему концептуально. 

— (Смеется.) Отличная мысль. Майкл Пэйлин, а как же! Потрясающий артист. Не представлял себе «Смерть Сталина» без его участия. 

— Как по-вашему, почему смерть Сталина — подходящий сюжет для комедии? 

— Знаете, у нас же не чистая комедия. Мы показываем репрессии, страх и трагедию людей, которые живут своей жизнью и становятся заложниками политических игр. Над этим я не думаю смеяться и показываю этот аспект достаточно жестко и откровенно.

Вообще я не считаю, что выбор комедии как жанра позволяет относиться к выбранной теме легкомысленнее. Комедия дает возможность изучить материал с неожиданной стороны, показать нетипичный ракурс событий. Я хотел показать при помощи юмора всеобщую нервозность, доходящую до паранойи: никто не знает, доживет ли до завтрашнего утра. Это своеобразная комедия тревоги, и я бы хотел, чтобы зритель ощутил ту же тревогу. 

— Но комедия еще и помогает испытывать симпатию к персонажам — настоящим чудовищам, если называть вещи своими именами. 

— Чем они человечней, чем реальней эта тревога, тем ощутимей невроз. Тем проще сопоставить себя с ними. Я хотел избежать штампов — «это положительный персонаж, а тот отрицательный». У каждого есть свои слабости, всем знакомо чувство вины и неуверенности в себе. Результат может быть неожиданным. Тот, кому мы поначалу симпатизировали, в финале фильма выглядит страшновато, а самому отвратительному из персонажей в конечном счете немного, но сочувствуешь. Публика должна чувствовать эту двойственность, эту нестабильность. Любая политика — это компромисс и необходимость совершать рискованный выбор каждую секунду. 

«Вольга»

— Как вы думаете, есть темы, на которые не стоило бы снимать комедий?

— Полагаю, нет. Все зависит от того, какую комедию вы сделаете, как вы будете обращаться с темой. С чувствительными темами надо быть деликатным, но это не значит, что они не могут стать основой для комедии. То же самое с мюзиклом, драмой, любым жанром. Надо определить риски и стараться действовать умно. 

— Откуда взялся в фильме Стив Бушеми в роли Хрущева? Честно говоря, особого внешнего сходства я не заметил. Зато персонаж похож на героя Бушеми из «Подпольной империи» — такой же властолюбивый, жестокий, двуличный и обаятельный. 

— Лично я лучше знаю Бушеми не как киноактера, а как потрясающего актера театра. Именно поэтому я хотел, чтобы эту роль сыграл он. На роль Хрущева я собирался пригласить кого-то, кто отличался бы от остальных — и он, единственный американец среди англичан. Кроме того, у Бушеми есть удивительный дар моментально переключаться от драмы к комедии и обратно; он умеет быть забавным и пугающим одновременно. 

— В главных ролях у вас нет актеров из бывшего СССР, кроме Ольги Куриленко в роли [пианистки] Марии Юдиной. 

— Фильм предназначался прежде всего для британской публики, и было принципиально важно взять английских артистов на все центральные роли. Правда, оставалась проблема акцента. Ведь герои моей картины говорили на немного разном русском, Сталин и Берия были грузинами… Я постарался передать это разными английскими акцентами. А у вас в России, я слышал, сделали отличный дубляж, и Берию, например, дублировал грузинский артист. Это очень хорошо.

Что до Юдиной, то это особенная история внутри фильма. Она подлинная, из воспоминаний Шостаковича. Все началось с исполнения 23-го фортепианного концерта Моцарта Юдиной, которая действительно была любимой пианисткой Сталина. И ненавидела его, но выжила, не была репрессирована! Мне понравилась эта идея: начать фильм с чего-то безоговорочно прекрасного, пока не начались суета, паранойя, беготня и сумасшедший дом. 

Саймон Рассел Бил, Ольга Куриленко и Стив Бушеми в фильме «Смерть Сталина»
«Вольга»

— «Смерть Сталина» — политический фильм? И может ли быть политическим фильм о событиях 1950-х годов? 

— Да. Картина ведь не только о Сталине, она о любых политиках. Об амбиции, борьбе за власть и за право наследования. Вечный сюжет, шекспировский по сути. И не русский, а всемирный. Собственно, это меня и заинтересовало изначально. 

— А вы смотрели «Хрусталев, машину» Алексея Германа? 

— Да, конечно! Безумный фильм. И совершенно иной, более глубокий уровень тревоги и ужаса. Конечно, я имел его в виду, но не в большей степени, чем книги Гоголя и Достоевского, дух которых тоже помог мне воссоздать мир маленьких людей и государственной машины. Видимо, это русская культурная традиция. 

— Вам интересно, как примут «Смерть Сталина» в России?

— Очень. Но в Великобритании русскоязычная публика приняла фильм очень благосклонно. Они говорили: «Фильм смешной, но и правдивый тоже». Нашлись даже те, кто были на похоронах Сталина, представьте. Кстати, реконструкция похорон для фильма была сложнее всего. 

— Не думали о сиквеле? Про Хрущева. 

— О, это было бы по-настоящему смешно! И, возможно, временами грустно. Особенно его поездка в Америку — вот идеальный сюжет для комедии. 

Антон Долин