«У нее виноват в случившемся неудачный день» Интервью режиссера Елены Погребижской. Она сняла фильм «Дело Андреевой» — о чемпионке по пауэрлифтингу, отсидевшей за убийство

В Москве 16 декабря состоится премьера документального фильма журналистки и режиссера Елены Погребижской «Дело Андреевой» — об осужденной в 2013 году за убийство чемпионке России по пауэрлифтингу Татьяне Андреевой. Она утверждала, что ударила ножом своего приятеля Сергея Черкайкина в порядке самообороны — он якобы пытался ее изнасиловать. «Дело Андреевой» несколько лет обсуждали в прессе и федеральном телеэфире; многие сочувствовали девушке и называли жертвой обстоятельств — другие называли ее хладнокровной убийцей. Журналистка «Медузы» Саша Сулим поговорила с Еленой Погребижской о том, почему она решила взяться за эту историю — и к каким выводам пришла.

Что за «дело Андреевой»?

13 августа 2012 года в Бийске (Алтайский край) 19-летняя чемпионка России по пауэрлифтингу Татьяна Андреева ударила ножом в живот 26-летнего Сергея Черкайкина. Спустя сутки Черкайкин умер в больнице. Свои действия девушка назвала самозащитой: по ее словам, парень хотел ее изнасиловать. В мае 2013-го в эфир вышла передача «Пусть говорят», посвященная «делу Андреевой». Она повторила свою версию в эфире (затем придерживалась ее и в суде): двое знакомых, Сергей Черкайкин и Сергей Бобриков, отвезли Андрееву и ее подругу Дарью купаться на озеро, а на обратном пути предложили девушкам выпить. Андреева настаивала, что ей подсыпали какое-то вещество, от которого она потеряла сознание. Она очнулась в придорожной гостинице «Русь» от того, что хлопнула дверь, — и увидела надвигавшегося на нее Черкайкина. Андреева схватила свой нож и ударила его.

Гости в студии, а затем пользователи «ВКонтакте» разделились на два лагеря: одни говорили, что, если бы не нож, Андрееву бы изнасиловали; другие — что девушка просто зарезала Черкайкина, не осознав, насколько мирными были его намерения. В сентябре 2013 года Андрееву приговорили к семи годам колонии из-за противоречивых показаний. В частности, она и ее подруга называли парней «приятелями», хотя видели их в первый раз в жизни, — поскольку стеснялись признаться, что сели в машину к незнакомцам. В октябре 2013-го Алтайский краевой суд снизил срок Андреевой до шести лет. Сама спортсменка вину не признала. В октябре 2017 года она освободилась условно-досрочно.

* * *

— Когда «дело Татьяны Андреевой» началось лично для вас?

— Это было в июле 2014 года. Я тогда как раз закончила работу над своим очередным фильмом и искала новую тему. А тема все не находилась. Я читала региональную прессу — там всегда можно найти какую-нибудь интересную историю — и на третий день поисков нашла историю девушки, которая убила юношу. В тот момент Татьяна Андреева уже год сидела в колонии.

 — То есть вся шумиха вокруг этой истории уже прошла?

— Абсолютно. Я ведь человек без телевизора, поэтому шумиха до меня и не доходит. Я вбила фамилию Андреевой в поисковик, на меня обрушились сотни публикаций. Тогда история выглядела для меня так: девушка защищалась от насильника, убила его, и ее за это посадили. На несколько дней я специально оставила эту историю, чтобы проверить — будет ли она мне интересна завтра или послезавтра. А потом начала ею заниматься.

— У вас не было ощущения, что история уже рассказана?

— Я никогда на это не ориентируюсь. Меня она зацепила ощущением несправедливости.

— По отношению к кому?

— По отношению к постоявшей за себя девушке. А еще меня очень заинтересовал тот факт, что под публикациями об этом деле в региональной и федеральной прессе, как правило, были десятки, если не сотни, комментариев. И мне стало очевидно, что в этой истории есть нечто, что очень сильно будоражит наших граждан. Тогда я подумала, что с этой историей стоит разобраться еще и по этой причине. 

— И вы стали собирать деньги на фильм?

— За три или четыре дня мы [со съемочной группой] собрали на краудфандинговой платформе почти 3,5 миллиона рублей, хотя нашей целью было всего 2,2 миллиона. Мы даже остановили сбор денег, потому что люди продолжали присылать разные суммы, а я уже не понимала, куда я все это дену.

До этого я обращалась в зарубежные и российские фонды с вопросом: не будет ли им интересно финансово поучаствовать в создании такого фильма? Но тогда никто не заинтересовался.

— Что их должно было привлечь в этой истории?

— Я писала, что, кажется, приговор несправедлив и обычным людям ужасно интересно узнать, что там было на самом деле, — то есть фильм будут смотреть.

— Как вы тогда формулировали свою задачу для себя?

— Разобраться. Я рассуждала так: если я смогу до всего докопаться, то покажу и докажу всем, что маленький человек и его история важнее, чем какая-то махина. Эта тема в принципе меня очень волнует. Я всегда снимаю о противостоянии человека и условной системы, которая находится с ним не в согласии.

— С чем была не в согласии ваша героиня?

— Мне казалось, что судебная система, не разбираясь в деталях, упекла героиню в колонию.

— Не было ли у вас изначально желания или сверхзадачи снять фильм о праве женщин на самооборону?

— Правильно было бы убрать из вашего вопроса слово «женщин», а поставить вместо него слово «человека» — право человека на самооборону. Важно, чтобы человек — вне зависимости от пола — не становился жертвой и имел право стоять за себя. Так уж случилось, что женщин в жертвенном положении в нашей стране сильно больше, чем мужчин.

Знаете, почему я не занимаюсь политикой и никогда не снимаю на политические темы, несмотря на то что я была политическим журналистом? Потому что там тебя вечно норовят упихнуть в чью-то концепцию. Вот сейчас я вижу, что мне нужно обязательно с моим фильмом упихнуться в права женщин.

— А вы не хотите.

— Нет. Фильм не называется «Борьба за права женщин», это мое расследование «дела Андреевой». Захотите запихнуть — встретите мой протест.

— Но в фильме вы вольно или невольно поднимаете проблемы, которые относятся именно к женщинам: девушкам приходилось лгать на следствии и в суде, потому что признаться в небольшом городе, что ты ездишь автостопом, — это все равно что признаться в «легком поведении».

— В этой истории меня зацепило то, что девочка постояла за себя, а ее за это посадили. А дальше я никому не позволю навязывать мне свои ожидания — я не собираюсь соответствовать чьей-то идеологии. Я человек нейтральный, разбираю нейтральную историю и нейтрально подаю расследование.

Тот факт, что сейчас очень активно обсуждается тема домогательств, совершенно не важен для моего фильма. Я как автор хочу, чтоб мой фильм был моим фильмом, а не фильмом, вышедшим в контексте этого скандала.

— Без этого контекста ваш фильм невозможно воспринимать.

— Строго говоря, это не мое дело — это дело трактователей.

— Когда деньги на съемки были собраны, с чего началась ваша работа?

— Мы буквально сразу же, еще в августе 2014 года, отправили 802 тысячи рублей от собранных денег на погашение ущерба, который был присужден в пользу матери погибшего.

— Почему вы решили это сделать?

— Когда мы собрали сумму больше, чем просили, меня с первой секунды стали в этом обвинять. Особенно те, кто ни копейки сам не прислал. Поэтому мы решили так: отправим деньги на погашение ущерба — тем самым и всем поможем, и от сверхцелевых денег избавимся. 

Мне казалось, что это очень правильный шаг, и он совершенно в моем духе — он нейтральный. Мы ведь отправили деньги матери убитого.

— Почему вы называете его нейтральным?

— Потому что обе стороны расценили его как шаг навстречу им.

— Считаете ли вы, что в этот момент вы перестали быть журналистом и превратились, например, в благотворителя?

— В благотворителя — точно нет, потому что это все-таки деньги проекта, а не мои личные. Благодаря тому, что мы отправили эти деньги, герои вообще стали с нами говорить.

Когда мы отправили эти деньги, Таня сидела уже год, у нее сильно не получалось шить, ей еще не предложили вести спортивные занятия в колонии, она еще не начала побеждать в конкурсах. Все это произошло потом. Факт погашения ущерба стал первым шагом к ее условно-досрочному освобождению. Она смогла выйти по УДО во многом благодаря этим деньгам.

 — Простите, повторю вопрос: вы считаете, что в тот момент вы действовали как журналист?

— А по-вашему — нет?

— Мне интересно, как вы это трактуете для себя.

— Я журналист, который собрал деньги на проект — и собрал больше, чем просил. При этом меня сразу же начали поливать дерьмом со всех сторон, потому что уже все сразу решили, что я сниму фильм, в котором опущу все спорные факты — и сделаю Татьяну мадонной без младенца.

Я стараюсь быть нейтральным субъектом, но я живой человек и автор фильма. Поэтому если вы говорите, что я не совсем журналист в этом случае, — может быть. Однако тогда я режиссер.

— Я не хочу давать оценку; мне интересно, как вы сами видите свою роль. В фильме звучит ваш голос, вы высказываете свое мнение, вы сами в нем появляетесь — можно ли сказать, что вы один из его героев?

— Я не думаю. Я, например, появляюсь в фильме 2009 года «Доктор Лиза». Многих тогда бесило, что там есть я. Они говорили: «Чего ты там вопросы задаешь? Что ты там за кадром говоришь?» А я им отвечала: «Ребята, это мой фильм. Если вам не нравится, что я там, извините, это мой стиль работы». При этом фильм «Доктор Лиза» — про доктора Лизу. Я вообще во всех своих фильмах появляюсь, кроме одного, но при этом это фильмы не про меня, они всегда про героя.

— Почему вы не рассказали в фильме о том, что внесли эти 800 тысяч?

— Не знаю.

— Вы думали об этом?

— Я пишу сценарий исходя из законов драматургии. Если мне кажется, что элемент не работает, я его туда не ставлю. Что нам дает информация про 802 тысячи отправленных рублей, я не знаю. Для меня это не является частью истории.

В фильме есть несколько важных элементов, касающихся меня. История начинается с моего интереса, с желания разобраться. Потом я удивляюсь тому, что факты расходятся с моими ожиданиями. И наконец, там есть мой личный вывод. Но поверьте, большая часть людей видит там свое, и то, что я там есть со своим выводом, не мешает им его не слышать.

— Как была расположена к вам Татьяна Андреева?

— Еще за время следствия и, соответственно, задолго до нашей встречи Таня приняла для себя решение во всех своих интервью говорить одно и то же. Когда они с адвокатом решили, что шумиха может им помочь получить оправдательный приговор, они решили давать интервью всем желающим. Мы стояли в череде многих, кто брал у Тани интервью, — а их были десятки.

— То есть она как будто бы говорила заученный текст?

— Что-то такое, да.

— Сколько раз вы к ней ездили?

— Два раза. Во второй раз мы дали Татьяне понять, всячески намекая, что уже очень много всего узнали. Но интервью с героиней, которая сидит в колонии, проходит в присутствии начальника колонии, представителя ФСИН и охранников с автоматами. Говорить что-то, что может повредить героине, мы не можем. Она понимала намеки, но пластинку не меняла.

— Но и она навредить себе не хотела.

— Естественно. Даже когда мы просили вспомнить ее что-то из детства, она продолжала говорить как пластинка. Как будто мы книгу о Ленине писали: он был веселым мальчиком, проявлялся как положительный, не проказил, никогда не врал — так она про себя говорила.

— То есть вам не удалось наладить с ней контакт?

— Да, там броня. На публике Таня — железная леди, это ее образ, ее стиль. Но она не всегда серьезная, она железная леди, которая смеется, очаровательно улыбается, хорошо разговаривает — милая девушка, приятная в разговоре. При этом очевидно, что у нее много разных образов, просто мы видели только один из них. Мне кажется, Татьяна могла бы быть специальным агентом — такой тип человека.

— Почему в фильме так мало — буквально вскользь — рассказано о том, что Таня увлекается идеями национализма?

— Это важная черта к портрету героя, поэтому я не могла о ней не рассказать. И я, разумеется, знаю об этом гораздо больше, но в фильме об этом сказано ровно столько, сколько мне показалось необходимым. Если бы в ходе расследования выяснилось, что она ударила человека ножом из националистических мотивов, мы бы в эту линию углубились, но для нашей реальной истории это не нужно.

— Были ли в жизни Татьяны — до истории с Черкайкиным — проявления агрессии?

— Были.

— На почве национализма?

— Не знаю. Ответ: просто были. И не один раз, много.

— Физической агрессии?

— Да. В фильме Даша рассказывает, как Таня подралась в клубе с девушкой, но были и другие случаи.

— Можно ли сказать, что это ключ к пониманию героини?

— Я не хочу перекоса. Надо понимать, что убитый юноша — не профессиональный насильник, не опаиватель, не клофелинщик, не маньяк и не злодей, у него не было плана завести и изнасиловать. Он деревенский парень, мамин сын. А Татьяна — это девушка, которая имеет несколько образов. Те образы, которые не на виду, они очень разные, углубляться туда глубоко я не хочу. Если я чуть-чуть переборщу с компрометирующими деталями, получится, что я нарисую Татьяну-демона, а я не хочу рисовать демона — она живой человек. Перед нами вообще не ангел, но и не демон.

— Как вы объясняете ее реакцию на вопросы о Черкайкине? Каждый раз, когда ее спрашивали, сожалеет ли она о случившемся, она едва сдерживает улыбку.

— Мы не знаем, что она на самом деле думает. Например, ей, может быть, неприятно об этом вспоминать. Но вместо того, чтобы это признать — чего хотели бы мы, — она улыбается.

Вообще мне кажется, какие бы мысли Татьяну ни посещали, она все это время убеждает себя в собственной правоте — и не дай бог ей в этой правоте поколебаться. Никакого сожаления у нее нет. Она вообще девушка без рефлексии, на мой взгляд.

— Что произошло в номере гостиницы «Русь», в котором Андреева нанесла Черкайкину смертельную травму?

— Те десять минут, которые предшествовали убийству Черкайкина, — ключевой момент, который ужасно будоражит правозащитную женскую среду. Чтобы проанализировать их, разобраться, что же там произошло, мы консультировались с профессором права. Она нам сказала, что такие дела называются «он сказал, она сказала» — то есть о них мы знаем только со слов действующих лиц, нет ни единого свидетеля и никаких косвенных улик. Мы знаем, что за тот вечер Татьяна дважды отказывала Сергею в сексе. О первом случае «приставания» с его стороны Таня рассказала Даше. Когда он зашел к ней во второй раз, она отказала ему ударом ножа. Важно, чтобы в обществе укоренилась идея: если женщина говорит «нет», то мужчина воспринимает это как «нет» и уходит. Очевидно, что Сергей не услышал отказа и удар ножа стал финальным «нет».

А дальше начинается простор для бесконечных домыслов. Сторонники патриархальных взглядов обвиняют девушку: почему она не ушла, или не ударила его сковородкой, или не кричала? А сторонники феминистских взглядов называют Сергея насильником. Деталей мы не знаем и не узнаем, потому что Таня произносит одну и ту же версию, невзирая даже на совершенно объективно вскрывшиеся факты. Например, ее не смущает, что она три раза давала разные показания, — она говорит, что все правда и неважно, что они все друг другу противоречат.

— Как вам кажется, почему она именно так ему отказала?

— Она его ударила ножом, потому что он у нее с собой был. Если ружье висит на стене, оно должно выстрелить. Девушка носит с собой нож, потому что она ведет такой образ жизни, где он может пригодиться. А дальше только предположения. Про Таню я знаю много того, что могло бы сейчас объяснить ее поступок, но я не буду это озвучивать, потому что это не нужно. Все, что мне нужно, сказано в фильме.

— Почему вы не хотите раскрывать эту информацию?

— Есть Танины родители: папа сердечник, мама чувствительная женщина. Таня отсидела, вышла по УДО, и ей надо дальше как-то жить, устраиваться на работу, восстанавливаться в институте. В фильме я стараюсь выдать только те факты, которые объективно относятся к делу.

— Не могу не спросить, зачем тогда этот фильм? По сути, он стал еще одним аргументом ее виновности, но она уже была наказана и отсидела свой срок.

— Чтобы люди видели фильмы. Я снимаю для себя, потому что это моя профессия. Еще мы обязались снять и показать фильм тем трем тысячам человек, которые посылали нам деньги. Также, очевидно, я стараюсь заложить в фильм некий просветительский посыл, для меня важно, чтобы он там был и чтобы часть аудитории его считала. Посыл такой: ребята, никогда не ведитесь, сначала проверьте.

— Значит, первоначальная сверхзадача снять фильм о борьбе человека с государственной махиной трансформировалась в «ребята, не ведитесь»?

— Да. Так и есть. Я большой любитель детективов, особенно книг Агаты Кристи. Так вот, довольно часто в произведениях о Пуаро возникает ситуация, в которой его просят доказать, что человек не виновен в каком-то преступлении. Он обычно в таких случаях отвечает: «Я возьмусь, но имейте в виду: если я выясню, что он все-таки совершил это преступление, это и станет итогом расследования». То есть он делает не то, что хочет клиент, он расследует события. В «деле Андреевой» мы знали, кто убийца, мы не знали других обстоятельств, я хотела разобраться с этим делом, чего бы от меня ни хотели разные силы.

— Когда вы впервые поняли, что Таня лжет?

— Во время первого интервью в колонии — Таня перегнула палку, рисуя нам свой светлый образ коммуниста. Но еще до поездки в колонию меня очень напрягало то, что, по словам Тани, они подружились с парнями на «почве общих музыкальных интересов». Согласно Таниной версии, они дружили с парнями целых полгода и познакомились в магазине, когда те громко на телефоне слушали музыку. Таня сказала, что они с подружками тоже любят эту песню, так они разговорились и выяснилось, что они слушают одну и ту же музыку. Мне же было очевидно, что такие люди не могут слушать одну музыку: кто парни — и кто Таня? Я залезла во «ВКонтакте», у Сергея я увидела шансон и подборки для дальнобойщиков. А Таня слушает всяческий рок-н-ролл, панк-рок. Это разные люди, они не могут дружить, они не могут одну музыку слушать, это просто разные лагеря.

С самого начала для меня было очевидно, что дело порождало кучу версий, потому что часть фактов просто отсутствовала, по крайней мере в публичном пространстве.

— Каких фактов не хватало?

— Скорее они друг другу противоречили. Например, подруга Тани Даша говорила, что Таня пьет. Сама Таня убеждала всех, что совсем не пьет. Еще момент: Таня говорит, что очнулась от хлопка дверью — и сразу же поняла, что ее сейчас будут насиловать, схватила нож. Но от какого такого сильнодействующего вещества можно было так быстро отойти? Девушка ведь уверяет, что ей в воду что-то подсыпали?

— А когда Дарья — одна из лучших подруг Татьяны — впервые сказала, что та все-таки пила? В фильме?

— Еще в эфире «Пусть говорят». Она сказала и сразу потерялась. «Ой, что это я такое сказала», — было написано у нее на лице, потом она пыталась от своих слов отказаться, но было уже поздно. На суде она путалась, говорила разное. Если ее ловили на несоответствиях, она отвечала, что не знает, почему так сказала, — или не помнит, говорила: «Я очень нервный и впечатлительный человек, я очень волновалась, поэтому я говорила совсем другие вещи, не спрашивайте».

— А с вами она сразу была откровенна?

— Мне кажется, да. Мы встречались с ней трижды, но на контакт она пошла уже с первой встречи.

— А что вообще у них с Таней произошло? Они поссорились?

— Когда это все случилось, Даше было всего 17 лет. Она совершенно не умеет лгать, она сразу краснеет. Получается, что Тане не очень повезло, что с ней в гостинице оказалась именно такая Даша. Таня умеет выстраивать легенды и защищать себя любыми способами, но надеяться, что так же сможет и Даша, она не могла. Во время суда она испытывала страшный стресс, у нее выпадали волосы. Ее постоянно стращал следователь, говорил, что за дачу ложных показаний можно получить три года колонии. Но она все равно сделала выбор в пользу Тани и продолжала повторять ее слова. Но детали они продумать не успели, поэтому все равно друг другу противоречили.

Даша говорила, что Таня не пила, а следователь ей такой: «Да ладно, Таня мне уже сказала, что пила». И Даша не знает, что делать. Когда Таня поняла, что Даша вредит ей своими показаниями, она прекратила с ней общаться. Просто в какой-то момент сказала, что не хочет ни с кем общаться и не будет.

Дашу это сильно обидело. Она тогда очень разочаровалась в этом человеке и вообще в дружбе. Так что, когда мы приехали и стали договариваться с Дашей об интервью, она сказала нам: «Мне есть что сказать». До нас она об этом никому не говорила. Мы быстро нашли с ней общий язык, сказав, что мы примерно представляем, как было дело, но без ее помощи нам не справиться, она такой же важный человек в этом деле, как и Таня.

— Почему Таня перестала общаться с подругами?

— Я могу процитировать двух, Дашу и Любу. Они сказали, что Таня им заявила: «Я хочу вас слить, я вас сливаю». С тех пор связь оборвалась.

— И они никак не пытались восстановить связь?

— Они через нас передали ей записку, примирительную. Мы ее ей передали через охранника — иначе в колонии нельзя. Он ее прочитал, пока Таня переодевалась для интервью, и передал ей, когда она вернулась. Мы все смотрели на ее реакцию. В записке было очень личное послание, девочки написали ей что-то, что поймет только она, что-то из их старых приколов: «Встречаемся возле светлячка в шесть». Так в первый раз за все это время они попытались выйти на контакт и сказать: «Давай снова дружить».

Когда Таня это прочитала, улыбка с ее лица исчезла, она вернула ее охраннику и сказала: «Отдайте, пожалуйста, тем, кто вам ее передал».

— После этого Даша и Люба стали более откровенными с вами?

— Да.

— То, что Даша фактически признает, что лгала на следствии, как-то может ей сейчас навредить?

— Нет. Поезд ушел, дело закрыто, свидетельские показания получены. Если бы кто-то хотел привлечь Дашу за дачу ложных показаний, тогда было много поводов это сделать.

— А чисто по-человечески такой откровенный рассказ Даши о своей подруге в вашем фильме — это не предательство по отношению к Татьяне?

— Я не знаю. Но я думаю, что человек, который кого-то убил, должен брать на себя ответственность за то, что его друзья, которых он просит врать на следствии, вдруг начнут путаться или проговариваться.

Во время одной из наших встреч мы с Таней вели душеспасительный разговор о личной ответственности, о том, что мы отвечаем за свои поступки. Но она не понимает этого.

Когда мы спрашивали ее, кто виноват в том, что произошло, она ответила: «Если бы можно было откатить все назад, я бы в этот день никуда не поехала». То есть у нее виноват в случившемся неудачный день. Был еще такой вариант ответа: «Я не доверяла бы так людям». Опять кто-то виноват. Мы так и не смогли ее никак подвести к тому, что есть огромная степень ее ответственности за то, что произошло.

— Насколько искренними вам показались Танины родители и родители Черкайкина?

— Любовь Евграфьевна — мама Сережи — была очень искренна, совершенно точно. Она очень цельный человек. Если уж она согласилась на интервью, то вы получите всю Любовь Евграфьевну целиком.

Мы говорили с ней летом 2015 года. Ей все еще было очень тяжело, она даже сказала, что чуть с собой не покончила. Первое время она каждый день ездила на кладбище. Ее мама — а они из семьи староверов — говорила ей, что это неправильно, что так она не дает Сереже упокоиться, что надо отпустить и принять, но ей это не удавалось. Когда мы приехали к ней брать интервью, было похоже, что ее только начало отпускать.

— Какими вам показались родители Тани?

— Таня очень похожа на отца. Андрей Георгиевич готов преодолевать серьезные испытания, и дочь в колонии — это как раз такое испытание. Он ее во всем поддерживает, потому что это его ребенок.

— Да, это очень важная фраза, которая звучит в фильме. Также там говорится, что родители Татьяны — очень строгие, поэтому она многое от них скрывала. Насколько строгие?

— Сейчас у них просто золотые отношения: они сблизились благодаря этой трагической истории. Они все об этом говорят. Вообще не хотелось бы давать оценку родителям. Есть родители, которые, если их ребенок придет пьяный домой, отнесутся к этому лояльно или даже с юмором. А есть такие семьи, в которых ребенок знает, что лучше вообще домой не приходить. Это вот Танина семья.

Еще один интересный факт. Если Сережина мама делилась с нами огромным количеством воспоминаний, связанных с сыном, то родители Тани не смогли вспомнить ни одного смешного случая из ее детства. Они такие закрытые, на самом деле, люди.

— Они сразу стали ее так поддерживать?

— Да, ведь их дочь попала в беду. Они, конечно, не знают всех фактов. Ольга Александровна убеждена, что девочки с парнями дружили, про автостоп она ничего и близко не знала. Не думаю, что они знают про то, что Таня ловила попутки. В этом нет ничего такого, но для них, наверное, есть.

— Видела ли Таня фильм и что сказала после просмотра?

— Таня сказала, что ожидала чего-то комплиментарного в свой адрес. Перед тем как мы ей отправили ссылку, она спросила: «К чему готовиться?» Мы сказали: «К тому, что, скорее всего, тебе не понравится». По ее словам, она готовилась к худшему, но, посмотрев, сказала, что все не так плохо.

За эти несколько дней, что прошли после просмотра, она говорит, что все приняла, успокоилась, не переживает, что ее история будет показана. Но эту фразу можно трактовать по-всякому: или она и правда не переживает, или просто так говорит.

— Реакции родителей она не боится?

— Я не знаю. Она собиралась на днях им показать, но они никак не соберутся посмотреть, а Таня и не настаивает.

— Таня вернулась в Бийск?

— Таня в Бийске, да.

— Не говорила ли она о планах уехать из города?

— Не говорила. Да и пока она не может — еще два года она должна ходить отмечаться в полиции каждый месяц. В Бийске и без судимости трудно трудоустроиться, а уж с условно-досрочным освобождением — это в сто раз сложнее.

— Она одна в семье?

— Нет, у нее есть брат.

— Он есть на кадрах из суда?

— Нет, это там ее парень на тот момент. Надо сказать, что, когда с ней произошла эта история, она была свободной девушкой. Парень у Тани появился во время следствия — они познакомились, когда она уже была под следствием. Он даже один раз приезжал к ней в колонию на свидание. Что потом между ними произошло, мы не знаем.

— Какие еще реакции на фильм вы получили?

— Знаете, кто сильнее всего меня сейчас ругает? Феминистки. Я совершенно не ждала такой реакции. Возможные последствия или реакция общества вообще не очевидны в момент создания фильма. Я как автор следую, простите, истине.

— Фильм покажут в Москве 16 декабря, что будет с ним дальше?

— У меня есть договор с Первым каналом, который в какой-то момент должен его показать. Когда эфир, пока никто не знает.

— Как отличается телевизионная версия от режиссерской?

— Отсутствием мата и курящих людей. И она на минуту короче. Это не два разных фильма, это один и тот же фильм, просто в одном можно курить и ругаться матом.

— Как вы думаете, Таня может попросить прощения у матери Сергея Черкайкина?

— О, нет! Это просто невозможно. Но если она это сделает, мы откроем шампанское.