«10 лет строгого режима для человека 62 лет не сильно отличаются от смертного приговора» Последнее слово Алексея Улюкаева. Расшифровка
В Замоскворецком районном суде 7 декабря завершилось рассмотрение дела бывшего министра экономического развития России Алексея Улюкаева. Он обвиняется в получении двух миллионов долларов — взятки, которую якобы потребовал у главы «Роснефти» Игоря Сечина. Обвинение просит приговорить Улюкаева к десяти годам колонии строгого режима; приговор будет оглашен 15 декабря. «Медуза» публикует последнее слово Алексея Улюкаева (с незначительными сокращениями).
Уважаемый суд! В прениях и в более ранних выступлениях я постоянно говорил, что не виновен во вменяемом мне преступлении. Категорически отклоняю обвинение и подтверждаю это в своем последнем слове. Материалы дела не содержат никаких доказательств моей причастности к взятке. Более того, они неопровержимо свидетельствуют, что против меня совершена чудовищная и жестокая провокация. В ходе прений я рассказывал о странностях в ходе следствия. Это было удивительное следствие. В нем потерпевший [глава «Роснефти» Игорь Сечин] сначала превращается в свидетеля, а потом утрачивает и этот статус, становится мнимым свидетелем. А потом исчезает, затерявшись на просторах между Ханты-Мансийском и Римом. Он растворяется в воздухе. Как и эффект для бюджета от покупки «Роснефтью» «Башнефти». Только запах серы остался. Этот мнимый свидетель — кто он? Может быть, специалист по проворачиванию дурно пахнущих делишек?
Это был процесс по делу, где о преступлении сообщил не заявитель, это сделал [другой человек, бывший глава службы безопасности «Роснефти» Олег Феоктистов] по его поручению, на основании рассказа этого заявителя.
Организатор оперативного эксперимента исчезает, не дав показаний. Он существует в воображении? Важнейшие материалы дела растворяются в воздухе. Гособвинитель в другом процессе считает нормальным трактовать похожие обстоятельства как провокацию взятки, а здесь — нет. Одним тюремный срок, другим — повышение?
Процесс вызвал немалый интерес публики, примерно такой же, какой вызывает у людей цирк. Немолодой, пенсионного возраста гладиатор с картонным мечом отбивается, а публика с удовольствием наблюдает, сидя в мягких креслах. Пальцы вниз, пальцы вверх — какой срок он получит. Давно говорилось — по ком звонит колокол. Сейчас я хочу сказать, что колокол может начать звонить по любому из вас.
Сейчас это очень легко. Сумка, корзинка, плохо снятый видеоролик — и все готово. Представьте: знакомый чиновник, который перестал вам нравиться. Вы приглашаете его на прогулку и говорите — подержи портфель, шнурок развязался. И тут появляются добры молодцы из кустов. Чиновника тут же хватают — и все, в следственный изолятор.
Открыть этот ящик Пандоры легко, а вот закрыть будет трудно.
Это процесс, в котором обвинение строило свои обвинения на весовых характеристиках. Уж больно сумка тяжела, что там? Это точное цитирование «Золотого теленка». Пилите, Шура, пилите, что там иначе, кроме как деньги. Если сумка тяжелая — значит, там деньги, а если коричневая, то это доказывает преступный замысел, а взявший ее человек — преступник.
<…>
Ну и интересный вопрос, который тут уже затрагивался: откуда же все-таки взялись эти доллары, которые обвинение здесь так и сяк раскладывало на столе? Один из организаторов провокации — Феоктистов — показал, что два миллиона долларов ему дал некий частный инвестор. Так это была инвестиция! То есть вложить два миллиона долларов просто так, на неопределенное время, под нулевую ставку — это инвестиция. Это прямо повесть об эффективном инвесторе. Надо Росстату сказать, чтобы включили эту инвестицию в свою статистику.
Никого, разумеется, не заинтересовало — в отличие от аналогичных дел о провокации взяток — истинное происхождение этих денег. А не свидетельствуют ли они о существовании в «Роснефти» некоей черной кассы, так называемой неучтенки?
<…>
Обвинение абсурдно, но во всяком абсурде должна быть своя система. Она есть и здесь. Краеугольные камни этого абсурда — жестокость и вседозволенность провокаторов.
Ну и материальная часть, о которой я уже говорил в прениях, — cui prodest, кому выгодно? Выгодоприобретатель этой чудовищной провокации очевиден. Все это надо расследовать, и все это, несомненно, рано или поздно будет расследовано. Уверен, что этим преступным действиям будет дана должная оценка.
Провокаторы потратили немало сил и средств, для того чтобы оклеветать невинного человека, заманить его в ловушку, осуществить расправу. Следствие и обвинение, вместо того чтобы разобраться в существе дела, поспешило сшить черное дело белыми нитками. Надеюсь и уверен, что суд поднимется над завесой инсинуаций и лжи и защитит попранное право и справедливость. И не позволит отнять у престарелых и больных родителей их сына, а у маленьких детей — отца. Моей маме 85 лет, папе — 86 лет, сыну — 12, дочери — семь. Трудно им будет без меня.
65 лет назад, выступая на процессе по сфабрикованному против него делу, Фидель Кастро сказал: история меня оправдает. Хочется повторить эти пророческие слова. Жернова истории мелют медленно, но неумолимо и муку хорошую делают. Уверен, что так будет и на этот раз. В понедельник [в ходе прений 4 декабря], когда я сказал, что мне было весело слушать речь гособвинителя, многие удивились, кое-кто, возможно, решил, что у меня от переживаний крыша поехала. Зря — крыша на месте и еще послужит. Просто я вспомнил слова непопулярного ныне Маркса о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. А следствие и обвинение по методам [генпрокурора времен сталинских репрессий Андрея] Вышинского — это, конечно, наше прошлое, позорное прошлое. И мы с ним расстаемся. Слишком медленно, но расстаемся.
Хочу здесь высказать свои признательности моим товарищам, которые в эти трудные месяцы поддерживали меня и мою семью. Их немного, но они есть. Хочу поблагодарить и тех простых и неизвестных мне людей, которые просто на улице, во время моих прогулок подходили, желали удачи, подбадривали или передавали слова поддержки через моих родственников.
И последнее. Хочу здесь сделать заявление, что я признаю себя виновным.
Виновным, конечно, не в том абсурдном обвинении, которое с упорством, достойным лучшего применения, предъявляет государственный обвинитель. Очевидно, что ничего общего с угрозами, вымогательством взятки я не имею. Я виновен в другом.
Конечно, на протяжении многих лет я как мог служил гражданам России, старался делать свою работу хорошо, приносить пользу. И дело не в полученных наградах, орденах, почетных званиях, которых было немало. А в том, что на самом деле кое-что удалось сделать на благо людей.
Но, как известно, для родины сделано недостаточно, если не сделано все. Того, что я делал, — недостаточно, прискорбно мало. Я виноват в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, карьеру и благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном бюрократическом хороводе, получал какие-то подарки и сам их делал. Пытался выстраивать отношения, лицемерил.
Только когда сам попадаешь в беду, начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди. С какой несправедливостью они сталкиваются. Но когда у тебя все в порядке, ты позорно отворачиваешься от людского горя.
Простите меня за это, люди. Я виноват перед вами. Я многое передумал за этот год. Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, остаток жизни я посвящу отстаиванию интересов людей.
Хочу также попросить прощения у своих родных и близких за ту тревогу и боль, которые я невольно принес. Ничего, будет и на нашей улице праздник.
Как сказал в аналогичной ситуации Сократ: «Вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, но кто из нас идет на лучшее, это сейчас ни для кого не ясно». Конечно, со времен Сократа много воды утекло, сейчас времена гораздо более вегетарианские.
Но тем не менее десять лет строгого режима для человека 62 лет от роду не сильно отличаются от смертного приговора.
Ну и наконец, чтобы закончить на более светлой ноте. У нас впереди Новый год. Хочу всех поздравить с наступающим Новым годом, пожелать веселых праздников, всего самого доброго. Будьте здоровы, живите долго и счастливо.