«Форум имени Матильды» Выступление Михаила Зыгаря на Петербургском международном культурном форуме. Нескольких его участников объявили персонами нон-грата за оппозиционность
16-18 ноября прошел шестой Санкт-Петербургский международный культурный форум, организованный при участии правительства России. За день до его начала издание Colta опубликовало документ (его подлинность не подтверждена, но и не опровергнута) за подписью замминистра культуры РФ Владимира Аристархова. Это была справка, в которой объяснялось, почему на секцию «Театр» не следует приглашать нескольких известных людей — худрука Малого драматического театра Льва Додина, худрука Большого драматического театра Андрея Могучего, режиссеров Кирилла Серебренникова, Дмитрия Крымова, Анатолия Васильева и театрального критика Романа Должанского. Одним из выступивших на форуме был журналист и писатель Михаил Зыгарь. Речь Зыгаря — это не только рассказ о его новой книге «Империя должна умереть», но и осмысление того, что происходит в отношениях государства, культуры и общества. «Медуза» публикует полный текст выступления.
Этот культурный форум я бы назвал форумом имени Матильды Кшесинской, потому что именно в ней воплощаются все проблемы, обсуждаемые в связи с этим мероприятием. Конфликт общества и власти, чиновников с художниками, составляющими славу российской культуры в мире, проблемы коррупции в культуре и освоения госзаказов — все это Кшесинская.
Чуть больше 100 лет назад здесь, в Петербурге, шла дискуссия между крупнейшим театральным деятелем и крупнейшим художником. Последний говорил, что брать деньги у государства опасно и недостойно. Первый считал, что без господдержки невозможно сделать те прорывные, новаторские театральные проекты, которые он задумал. Это были близкие друзья Сергей Дягилев и Валентин Серов.
Дягилев действительно использовал бюджетные деньги, в результате его обвинили в хищениях, нецелевом расходовании. Когда против него было возбуждено уголовное дело, он находился в Париже, там он и остался. Все последующие свои великие проекты «Русских сезонов», прославившие Россию, он создал за ее пределами. Дягилеву повезло, его не взяли под домашний арест, в отличие от его великого коллеги Кирилла Серебренникова. Кирилл не участвует ни в этом форуме, ни в тех проектах, которые он придумал.
При чем тут Кшесинская? Она была заказчиком «дела Дягилева», организатором его преследования. С одной стороны, она не простила ему того, что для «Жизели» он выбрал не ее, а малоизвестную Анну Павлову. С другой, она была не просто балериной. Одним из ее крупных предприятий был Путиловский завод, она была его акционером, а двумя другими мощными предприятиями были любовники Великий князь Сергей и Великий князь Андрей. Великий князь Сергей отвечал за снабжение российской армии снарядами, и важнейшие госзаказы уходили Путиловскому заводу. Поэтому современники считали ее и Великого князя Сергея важнейшими виновниками той катастрофической ситуации, в которой Россия находилась в Первой мировой войне, когда через полгода после начала военных действий закончились снаряды. Для современников Кшесинская была символом запредельной коррупции, а вовсе не балета, и совершенно никого не волновали ее личные отношения с царем.
Мне кажется, это важная деталь, потому что российская история очень по-разному смотрится, если глядеть на нее, например, с точки зрения личной жизни императора и с точки зрения российского общества.
Я уверен, что это и есть главная проблема российской истории. У нас нет истории российского общества. Классические труды по истории, начиная с Карамзина, посвящены государству, точнее даже лично государям. Вся наша история очень руководителецентрична, мы привыкли смотреть на историю глазами императоров и президентов, как они принимали решения, какой делали выбор, как все зависело только от них. У этой привычки есть очевидное последствие: стереотип, что от общества никогда ничего не зависит.
За последние годы я изучил огромный массив разных прямых источников, дневников и писем, воспоминаний, которые дают представления о том, как выглядело российское общество сто лет назад, о чем эти люди думали, к чему они стремились.
Начало XX века до 1917 года — самый сложный, но и самый важный период, когда российское общество было очень влиятельным в мире. Если вы сейчас в гугле забьете «Самые популярные русские», то, я думаю, из первых 50-ти, если не считать Путина и Марию Шарапову, остальные 48 будут те люди, которые могли бы встретиться где-нибудь здесь, в пределах одного дня в пределах одного города или площади. Это Рахманинов, Достоевский, Кандинский и десятки других, составлявших российское общество.
Представьте, хотя это очень сложно, ситуацию, в которой Россия — самая популярная страна в Европе. Образованная часть Европы обожает Россию, все читают новых русских писателей, ходят в русский театр, все молятся на русских художников и слушают русских композиторов, в моде русский язык. Артисты берут русские псевдонимы. Ровно такова была ситуация в начале прошлого века. Нам это трудно сейчас понять, мы застряли в стереотипах. И важно, мне кажется, подумать, что так было не всегда, и это не единственно возможное восприятие себя и России.
Пока я знакомился с героями своей книги «Империя должна умереть», а их огромное количество, я поймал себя на мысли, что это совсем другая Россия, не та, к которой мы привыкли. Я тут хочу привести пять примеров, касающихся ценностей в России сто лет назад.
Первый пример — в России не пытали. Это единодушное восприятие гражданского общества. В марте 1901 у Казанского собора, происходит первая мощная, настоящая в истории акция протеста, когда не просто студенческие волнения, а представители самых разных слоев — дворяне, купцы, разночинцы — выходят на площадь. Журналистка Ариадна Тыркова оказывается в оцеплении и ее отводят в участок. Она переживает, потому что дома двое детей с бабушкой, ей придется на ночь или на пару ночей остаться в участке, но одно хорошо — она знает, что в России не пытают. Россия больше не варварское средневековое государство, у нас уважают права человека, и пыток в российской полиции, в российских тюрьмах больше нет.
Второе: в России очень велика ценность человеческой жизни. Я думаю, для многих это будет сюрпризом, но Россия в XIX веке была самым гуманным государством в мире: еще в XVIII здесь отменили смертную казнь. Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, когда планировала совершить государственный переворот, поклялась перед иконой, что если станет императрицей, то отменит смертную казнь. Так и случилось, казнь отменили, исключением были государственные преступления — попытки переворота и покушения на императора, и только по личному решению императора можно было казнить человека. За весь XIX век в России было казнено 300 человек. Для сравнения, в ХХ веке в самые вегетарианские годы [советской] оттепели, в 1960-е, казнили от тысячи до двух тысяч человек в год. И по мировым меркам это была невероятная гуманность. При этом в России существуют в тот момент выдающиеся политические мыслители, которые активно борются за полную отмену смертной казни. Лев Толстой и Владимир Соловьев, например. Толстой после убийства Александра Второго пишет письмо Александру Третьему с просьбой помиловать народовольцев, террористов и не казнить, не вешать их, а отправить в Америку.
Третье, в России уважают институт выборов. Еще с 1860-х годов есть местные выборы, после реформ Александра Второго, а с 1905 года в России появились думские выборы. И как они проходят? Центральные власти, то есть Министерство внутренних дел, которое непосредственно отвечает за организацию выборов, конечно, с каждой следующей выборной кампанией пытается организовать ее так, чтобы сделать Думу более лояльной.
Московский губернатор Владимир Джунковский вспоминает, как он приходит к замминистру внутренних дел Крыжановскому, тот достает пачку денег и говорит: «Это вам на организацию выборов». Джунковский не сразу понимает, что это взятка и говорит: «Спасибо, но уже выделен бюджет на организацию выборов, все в порядке». — «Нет, нет, вы не поняли! Это вам на организацию выборов». Джунковский не берет, и потом, вернувшись в Москву, понимает, что деньги давали на фальсификацию. И он в ужасе говорит: «Вдруг нашлись бы губернаторы другие, которые могли бы взять эти деньги?!». И в целом, как минимум, большие оппозиционные фракции были во всех Думах, а в последней и вовсе было оппозиционное большинство. То есть опасения Джунковского в целом были напрасны, большинство губернаторов, когда их вызывали к начальству и давали деньги, отказывались фальсифицировать.
Четвертый факт — в России была свободная пресса. Конечно, физически существовала цензура. Сейчас у нас, слава богу, по конституции цензура запрещена, а тогда она была. Каждую газету перед подписанием в печать отправляли к цензурный комитет, и там уже в последний момент цензура могла любой текст изъять, и газета выходила с белой дырой на странице. Но интересно, что это происходило все время. Постоянно редакторы посылали на цензуру газеты, оттуда что-то изымали, но они продолжали делать то же самое. Феномен самоцензуры отсутствует, эти редакторы и журналисты ничему не учатся. Более того, они пытаются продавить эту цензуру, выждать момент, когда цензура проглядит. И это происходит. Иногда даже журналиста наказывают. Амфитеатрова, выдающегося редактора, журналиста, дважды ссылали. То есть, что важно, человек два раза был сослан в Сибирь за тексты. У нас такое невозможно. У нас если человека один раз сослали, например, в 1990-е годы на Украину, были такие случаи, то потом, если он возвращается на ВГТРК, он уже твердо усвоил урок, и он не повторит прежних ошибок. А там вот, понимаете, люди продолжают, так же, как работали, так и работают, у них есть какие-то ценности.
Пятый пункт, последний в моем перечислении, это коррупция. Мы все знаем про коррупцию, что она всегда была, все читали Салтыкова-Щедрина. Знаете, она была, но восприятие коррупции в российском обществе отличается от сегодняшнего. Коррупционные скандалы не остаются без последствий. Часто высшие чиновники, губернаторы, министры, уходят в отставку и оказываются под судом. Мой любимый случай — это дядя императора Великий князь Алексей, младший брат Александра Третьего, человек, которого император очень боится. Николай Второй вообще боится всех своих старших родственников. Великий князь Алексей куда более опытный и даже умудренный жизнью человек, он командовал российским флотом в период русско-японской войны, но гражданское общество считает его коррупционером, который разворовал флот, и это стало одной из причин поражения. Князь не может выйти на улицу, потому что его карету забрасывают камнями, ему кричат: «Вор!» И он уходит в отставку. Его не увольняют, он сам уходит под давлением общественного мнения.
Если внимательно читать все эти источники, дневники, та страна совсем не выглядит страной, обреченной на трагедию, на катастрофу. Она не выглядит обреченной на то, чтобы всегда быть авторитарной. Не выглядит так , что в ней всегда должна быть жесткая вертикаль власти. Мне даже не придется сейчас доказывать это вам, потому что за меня это однажды Сергей Витте доказал императору Николаю Второму.
Это, пожалуй, самый удивительный момент в истории России, удивительный документ, который принес глава российского правительства главе российского государства. Октябрь 1905 года, происходит настоящая революция, волнения в Петербурге, царь в Петергофе отрезан от города, у него нет связи с правительством. В Финском заливе стоит немецкий военный корабль, который пришел, чтобы спасти императора, чтобы вывезти его в Германию.
Кайзер Вильгельм, будущий враг в Первой мировой, а пока просто кузен, предлагает ввести немецкие войска, чтобы подавить протесты, потому что надежд на русскую армию больше нет. Вся царская семья «за», все уговаривают Николая согласиться. Несколько человек против. Например Витте, которого император не любит и почти не слушает. Формально Витте — председатель Комитета министров, он приезжает в Петергоф с политологическим докладом.
Длинный, толстый, почти философский доклад, который начинается с рассуждений о том, зачем существует государство. Витте пишет, что государство существует ради материального и морального благополучия своих граждан. С материальным понятно, а моральное благополучие — это свобода. Каждый человек стремится к свободе и ощущает себя благополучным и счастливым, когда он свободен. Только борьба за свободу есть единственная традиционная ценность, которая существовала в мире с Каменного века и до настоящего момента. В отличие от борьбы за свободу, авторитарная власть, самодержавие — это неологизм, придуманный относительно недавно в истории человечества. Он приводит примеры из истории России — Новгород, Псков, донское казачество, декабристы — доказывая, что вся история России есть непрерывная борьба за свободу. Витте заключает, что единственный способ сохранить государство и его стабильность — сделать борьбу за свободу лозунгом правительства. Революцию можно остановить, если ее возглавить, если правительство само начнет бороться за свободу. И Витте уговаривает императора. Тот подписывает Манифест 17 октября, дает формальные свободы, создает Думу, в общем происходит чудо, потому что революция уже случилась, но сошла на нет.
Этот важный пример показывает, что на историю можно смотреть совершенно по-разному, на любую историю. Если смотреть так, как сегодня принято, то кажется, что единственное, чем мы можем гордиться, это тем, что Россия — великая империя, у нее должна быть сильная власть, так было всегда, «единственные союзники России — это ее армия и флот». Однако другие примеры показывают, что другие причины для гордости тоже возможны. И это не только великая культура, но и великое гражданское общество, которое все время своего существования боролось за свободу. Это тоже естественный повод для гордости.
Я не хочу идеализировать ни Россию тогда, ни Россию сейчас. Люди одинаково склонны к ошибкам, к конфликтам. Последний, очень любопытный пример, который я хочу привести, тоже покажется вам актуальным, даже знакомым. Одна группа деятелей культуры организовала чуть больше ста лет назад смелый художественно-театральный проект. Их критиковали и они понимали, что будут проблемы. Друзья из культурных чиновников предупреждали, что за библейский сюжет их обвинят в оскорблении чувств верующих. И точно возникнут проблемы с появлением голого человека на сцене, наверняка постановку запретят.
В эту бездуховную компанию входили Александр Глазунов, Всеволод Мейерхольд, Михаил Фокин, Лев Бакст и Ида Рубинштейн, ставили они спектакль «Саломея». Когда стало ясно, что спектакль запретят, Рубинштейн на свой страх и риск решилась выступить с отдельным номером, знаменитым «Танцем семи покрывал», когда она оставалась в конце только в платье из бус, и многим казалось, что на ней вообще нет ничего. И вот в конце ее танца в зал вошла полиция, чтобы пресечь оскорбление чувств верующих, изъяла голову Иоанна Крестителя из папье-маше.
Мне не удалось найти имена ни полицейского, который это сделал, ни чиновников, которые запретили постановку. Ида Рубинштейн, Михаил Фокин, Всеволод Мейерхольд, Александр Глазунов, Лев Бакст сегодня известны всему миру, они составляют славу русской культуры.
И это прекрасный пример того, как попытки запретить, не допустить, ограничить ничего не дают, ни от чего не защищают, не приводят ни к чему. Это я и к тому, что желание оградить Культурный форум от Александра Сокурова, Льва Додина, Андрея Могучего, Романа Должанского и других людей, имена которых мы видели в списках персон нон-грата, как минимум, бессмысленно и глупо. Я надеюсь, мое выступление здесь не было бессмысленным. Я верю, что всегда лучше говорить, чем молчать.