«Когда все наладится, тогда и приедете» Украинцы и россияне рассказывают, каково это — жить на две страны

С 2014 года количество россиян, ездящих на Украину, сократилось в пять раз: если в 2013 году в страну приехало около 10 миллионов человек, то в 2014-м — 2,5 миллиона, а после 2014 года количество россиян снизилось до двух миллионов человек в год. Число украинцев, путешествующих в Россию к родственникам или на заработки, уменьшилось не так радикально — с шести миллионов человек в 2013 году до примерно четырех миллионов в 2014-м и следующих годах. С начала конфликта на Донбассе украинские власти ужесточили правила въезда гражданам РФ: для мужчин обязательно приглашение от принимающей стороны, в 2015 году Украина запретила въезд по внутреннему российскому паспорту. В июле 2017 года Совет национальной безопасности и обороны решил, что теперь россияне смогут приехать в страну только по биометрическим паспортам, правило вступит в силу в январе 2018 года. Россия в 2014 году сняла ограничения на срок пребывания украинцев в стране (раньше он составлял 90 дней) «из гуманитарных соображений», но уже в 2015 году эти преференции оставили только для жителей Донецкой и Луганской областей. «Медуза» поговорила с людьми по разную сторону границы, которые живут на две страны — Россию и Украину.

Александра

гражданка Украины, домохозяйка, Запорожье — Москва

В Москве у меня работает муж, я езжу к нему раз в два месяца точно. У него интернет-магазин, мы работаем на украинский рынок, но в Москву дешевле поставки, поэтому ему проще жить там. А я не могу долго маму не видеть.

Я всегда стараюсь ехать с водителем, которого знают на таможне, так что все проходит быстрее. Видела, что на обеих границах дают взятки — почему, не знаю, но видела это постоянно. Я езжу бусиком [микроавтобусом] на 7-10 мест, а не рейсовым автобусом; в основном со мной ездят заробитчане — люди, которые работают в России постоянно. Им удобно ездить бусиком: могут даже по адресу подвезти. Рейсовый автобус, который большой, — не такой удобный.

На российской таможне до нас нет никакого дела, даже сумки не всегда проверяют. Но уже на территории России, — например, где-то под Белгородом или Орлом, — останавливает [дорожная] полиция и проверяет документы. В основном регистрацию, если регистрации нет — это проблема, но проблема решаемая: от 500 до 3000 рублей. Я один раз заплатила 500 рублей, а один раз тысячу. Зависит от ситуации и от наглости товарища полицейского. А так можно плакаться и говорить: «Нет денег, еду домой к маме». Они там постоянно дежурят: дорога одна, все понимают, куда едет бусик на девять человек. Зарабатывают так.

Выехать из России намного проще, чем въехать. Я несколько раз попадала на смены, которые чересчур правильные. Если ты везешь мясо, могут требовать документы, забрать, начать составлять акты. А это все долго. Один раз я везла знакомой набор искусственных ресниц — она мастер по наращиванию. На таможне случился ****** — оказывается, на них нужны были документы. Водитель все порешал: мы заплатили две тысячи рублей и нас пропустили. Хотя начали пугать депортацией. Еще в [российской] миграционке лучше писать, что едешь по частному визиту. Если пишешь, что по работе, начинается куча вопросов: а зачем, а куда, а есть ли у вас патент [на работу], а где будете делать?

У мужа московская регистрация, мы сейчас живем с хозяевами в их квартире, снимаем комнату. Они коренные москвичи. Местами у них есть сочувствие [к нам], местами — любопытство.

По голосу все равно слышно, откуда мы — я пришла в спортзал, девочка-армянка спросила меня: «Вы, наверное, из Украины? По вашему „шо“ это слышно». Раньше мне казалось, что на меня косо смотрят, как будто на лбу желто-голубой цвет нарисован. Наверное, потому что я сама ждала осуждения. На самом деле ничего такого нет. Когда был День независимости [Украины], моего мужа перемкнуло, он в метро начал петь «Ще не вмерла Україна» (украинский гимн. — «Медуза»). На него посмотрели, улыбнулись, и все.

Вообще, у них [в России] тут столько дерьма — не меньше, чем у нас. Начиная от коммунальных проблем, заканчивая пробками. Я с хозяйкой [квартиры] разговаривала, когда была прямая линия с Путиным, она говорит: «Мне по фигу, что происходит в Украине. Чего мы вообще постоянно куда-то лезем, неужели нельзя у себя в стране навести порядок?»

Лев Ширяев

гражданин России, музыкант, художественный руководитель российско-украинской группы «Пеликан На Траве», Москва — Киев

Моя украинская история началась в 2010 году. Есть такая книжка писателя Робина Шарма «Монах, который продал свой Феррари». Я во «ВКонтакте» нажал на эту фразу, и он мне выдал список людей, у которых на странице было то же самое написано. Я всех просто тупо добавил, одна девочка написала мне: «Знакомы?» Я ответил, что нет, если хочешь — можешь удалить. Завязался разговор, перерос в дружбу, а потом уже и в отношения. Мы не знали, где жить — в Киеве или в Москве, ездили друг к другу в гости. В 2012 году она переехала в Москву, мы жили там, потом, в 2015-м, ей сделали предложение о работе в Киеве и она вернулась. Пока думаем, что дальше делать.

Естественно, приезжая в Киев, я познакомился с ее друзьями, теперь у меня очень много друзей в Украине. Все развивалось в домайдановские, майдановские и послемайдановские события. «Война и мир» в реале. У меня есть музыкальный проект — украинско-русский, как я называю. У нас украинские музыканты, потому что украинцы делают музыку лучше, чем русские. У украинцев есть «мелодійність» (мелодичность), у нас ее не хватает. Зато у нас жесткое слово, текст мы пишем здесь, в Москве. Это круто в творчестве, когда переплетается два представителя разных народов.

Я стабильно езжу два-три раза в год в Украину. В киевском аэропорту меня отвели на беседу в кабинку, но без каких-либо эксцессов или разрывания паспортов. Спросили, куда я еду, фамилии людей, которые встречают, но не так, как будто я под лампой на допросе сижу, а по-доброму, что ли. Я что в 2010-м ездил, что в 2015-м — и ни разу не видел никакого беспредела по отношению к русским. Если по чесноку, украинские пограничники даже лояльнее относятся к русским, чем русские — к украинцам. Я много раз видел, как российские таможенники проверяют у бабулек, какие они лекарства везут.

Мы однажды с друзьями пошли в какой-то очень мажорный и дорогой ресторан отмечать тридцатилетие друга. Увидели там Виталия Кличко, мэра [Киева]. Я даже хотел с ним сфотографироваться, но мне ребята сказали — не надо, что ты как деревенщина, у нас так не принято.

В 2015 году я приезжал на запись альбома, мы ходили, гуляли по Киеву, я спрашивал у друзей: «Ну, где же ваш „Правый сектор“, о котором российские СМИ все говорят?» В шутку меня называют «пан москаль», но я не обижаюсь. «Москаль» не так обидно звучит, как «хохол». «Хохол» мне самому неприятно слышать, в нем есть какой-то контекст нехороший.

Мне повезло, что все люди, с которыми я общаюсь — адекватные. Никто не говорит [когда езжу в Киев]: «Ты что, с ума сошел, тебя зажарят на вертеле». Есть те, кто не поддерживают режим в Украине, есть те, кто разделяет позицию России, касающуюся того, что происходит на Донбассе. Мы спорим об этом, но у нас все в рамках «диванных баталий». Многие бы хотели даже сами поехать в Украину, но пока стремаются. Хотя до всех этих событий ездили, и все было нормально.

У моей бабушки родной брат живет в Херсонской области. Раньше мы ездили туда регулярно, сейчас перестали. Они сами говорят: «Лучше пока не приезжайте, мало ли что. Когда все наладится, тогда и приедете». Не знаю почему. Перестраховываются, наверное. Все-таки это юг, ближе к той стороне [Донбассу]. До бабулек не докопаются, но все равно.

Сейчас в Киеве только людей в военной форме стало больше на улице. Ну и люди погрустневшие стали. Раньше все были такие добренькие, а сейчас грусть в глазах — но это понятно. Когда я приезжаю в Киев, мы стараемся не разговаривать о политике с друзьями, не всегда получается, конечно. Для меня это личная трагедия — все, что происходит. Я очень люблю Украину и очень уважаю ее как самостоятельную страну, уважаю народ, живущий в этой стране. Мне нравится и приятно приезжать туда именно в гости.

Евгений Лаптев

гражданин Украины, фоторепортер, Днепр — Москва — Санкт-Петербург

В Россию я езжу по-разному — бывает, два раза в месяц, бывает, и по полгода не приезжаю. Приезжаю по работе, все вопросы закрываю, остальное время общаюсь с друзьями, они живут и в Москве, и в Питере.

Когда начался весь этот бардак, я первый раз поехал в Москву зимой 2015 года — на поезде. Нас там было целых шесть человек в вагоне. Наши таможенники пропустили быстро — посмотрели рюкзак, спросили, что везу и зачем еду, и на этом вопросы закончились. Российские пограничники возвращались [в вагон] четыре раза, а один ехал со мной до Курска. Не знаю, чем я вызвал подозрение, но он меня пытался на что-то вывести. Несколько раз смотрели паспорт. Спрашивали — я в Днепропетровской области живу или в Днепропетровске. Смешно было.

На автобусе ехать в два раза дешевле, но это откровенное издевательство. Я в такие моменты применяю термин «клинический патриотизм». Мы с супругой ехали в Москву на автобусе, проходили границу на маршруте Харьков — Белгород. Около шести часов стояли на нашей границе. Притом что российскую таможню мы прошли за 40 минут.

Раньше, еще в 2012 году, я натыкался на хамство с российской стороны, а россияне сталкивались с таким же зеркальным отношением на украинской границе. Пограничники говорили: «Ну, так то ж москали». Сейчас я вижу, что российские пограничники более контактные, чем украинские. Я занимаюсь стрельбой, и, когда ехал, решил узнать у русских пограничников правила, по которым можно провозить оружие, если у тебя есть на него разрешение. Он мне официально все объяснил, а потом добавил: «Я тебе по-человечески советую не везти через границу, а приобрести уже на месте. Сэкономишь время и нервы».

Когда я приехал в Москву в 2015 году и пошел на Курский вокзал за билетом, в очереди услышали, что я в Украину ехал, так меня обступили, стали спрашивать, как дела и что происходит. Не стесняются задавать вопросы: «Вы что там, совсем мозгами поехали?» Однажды приехали в Питер и разговорились с местным ОМОНом — я раньше в «Беркуте» служил, хоть погоны и не носил. Так они меня отпускать не хотели, а потом еще и на машине своей подвезли.

За все время, что я приезжаю, только один раз столкнулся в кафе с неадекватным поведением — какой-то пьяный рагуль начал кричать: «Понаехали хохлы». В остальном — ни одного конфликта или непонимания не возникало. Выходишь из гостиницы — повсюду машины с украинскими номерами. И никто никого не трогает.

Сергей

гражданин Украины, архитектор, Днепр — Москва

У меня в Москве мама, я езжу к ней примерно раз в полгода уже давно. [С 2014 года] на границе многое поменялось. С нашей [украинской] стороны — бетонные блоки, все с оружием. С российской стороны все как прежде — только стали проверять адрес, куда я еду. На украинской границе спрашивают отдельно — где был, зачем ездил и проверяют сумки у мужчин. На российской чемоданы тоже смотрят — поверхностно, но у всех.

Не скажу, что отношение россиян к украинцам сильно поменялось. В метро, когда стали проверять сумки после питерских терактов, полиция, увидев украинский паспорт, просто смотрела, не просрочена ли регистрация. Все вежливо и никаких проблем никогда не было. 

С незнакомыми людьми я не особо общаюсь. Иногда, узнав, что я из Украины, могут шуточку какую-то пустить. Один раз, с год назад, в Москве пошутили, что я приехал посмотреть на полицейский беспредел — тогда как раз кого-то разгоняли. А так отношение людей такое же — разве что по телевизору любят обсуждать Украину, впрочем, как и у нас Россию.

Роман Попков

гражданин России, журналист, правозащитник, Москва — Киев

Первый раз в Украине я оказался в 2005 году, в январе, когда еще стоял оранжевый майдан. Дальше я приезжал уже после победы Евромайдана, когда понял, что ценности, близкие мне, победили в соседней стране. Конечно, Украина меня завораживала, была крайне интересна, я стремился там быть при каждой возможности. В мае 2014 года я был наблюдателем на президентских выборах Петра Порошенко. Сейчас приезжаю раз в месяц или в два месяца.

В мае 2014 года у нас были огромные проблемы с украинской погранслужбой. Мы ехали на выборы с аккредитацией от украинского Центризбиркома, но там случилась накладка с документами. Как раз начиналась война, [один из самых известных участников военного конфликта на востоке Украины Игорь] Стрелков захватил Славянск, и был жесточайший контроль на украинской границе. Нас высадили в Конотопе — и депортировали в Брянск. В старом паспорте до сих пор стоит отметка о запрете на въезд в Украину. Позднее, получив все документы, мы опять въехали из Брянска в Украину — это был единственный такой инцидент.

Дальше все было мирно, у меня всегда было приглашение [из Украины], и его достаточно, чтобы пройти погранконтроль. Кстати, наиболее бдительные пограничники в аэропортах. Меня дважды заводили в специальную комнату в Борисполе, где пограничники со мной беседовали, спрашивая, зачем я еду.

За все время, что я езжу, у меня не было конфликтных ситуаций. Московский акцент не скроешь, хватает десяти секунд, чтобы запалить россиянина в Киеве. Хотя в целом, конечно, отношение к россиянам меняется. В 2014 году, когда я был наблюдателем на выборах, люди, видя, что мы россияне, не могли сдержать слезы. Говорили: «Ну как же так, мы никогда не думали, что россияне будут нас убивать». Но это была больше обида и удивление, их предала страна, которую они считали братской.

Иногда я ловил какие-то взгляды, общаясь с кассиршей в магазине или с таксистом, слышал некоторый холод в голосе. Но я не уверен, может, я сам себя накручиваю. Когда приезжаешь в страну и ждешь осуждения, ты его легко увидишь. Просто нужно вести себя адекватно, понимать специфику страны, которая уже третий год принимает гробы из Донбасса, и не вступать в некорректные споры. Есть фейсбучный сегмент условных вышиватников, многие делают выводы исключительно по ним. А обычные люди, которых видишь в реальной жизни, — это совершенно другое. В реальной жизни я и близко не слышал такого, что читаешь в социальных сетях.