Энергия денег в руках человека Как настоящие благотворительные организации борются с ненастоящими — и почему у них не всегда получается. Репортаж «Медузы»

Подозреваемые в мошенничестве организации, которые собирают деньги на помощь больным детям и другим нуждающимся наличными прямо на улицах, давно стали одной из главных проблем российской благотворительности — и менее актуальной она не становится. По просьбе «Медузы» журналист Ильнур Шарафиев выяснил, как настоящие благотворители пытаются бороться с фальшивыми и что из этого получается, — а также повнимательнее присмотрелся к нескольким подозрительным фондам.

Впервые Олег Шарипков заметил их в феврале 2015 года. Люди в накидках с надписью «Гражданский активист» собирали на центральной пешеходной улице Пензы наличные деньги в прозрачные ящики — как было заявлено, на лечение тяжелобольных детей. Вскоре выяснилось, что те же активисты стали появляться и в других местах города. Никаких специальных подозрений у Шарипкова, руководителя фонда «Гражданский союз», который занимается развитием благотворительности и поддержкой гражданских инициатив в Пензенской области, молодые люди не вызвали — однако он до того ничего не знал о «Гражданском активисте» и решил познакомиться.

Сборщикам, стоявшим напротив центрального пензенского отделения полиции, на вид было не больше четырнадцати. На вопрос Шарипкова «Откуда вы?» они ответили другим вопросом — «Вы с какой целью интересуетесь?». Когда Шарипков рассказал, что профессионально занимается благотворительными инициативами, активисты ответили ему: «Иди отсюда, ты мешаешь нам работать». Когда мужчина попытался их сфотографировать, они стали отворачиваться, заявив, что права на съемку у Шарипкова нет. Когда вечером того же дня он подошел к еще одной группе активистов, стоявшей у местного драмтеатра, и снова задал свои вопросы, Шарипкову ответили, что «тут все схвачено», «милиция вся наша» — и попросили уйти.

На следующий день Шарипков и его коллеги по «Гражданскому союзу», вооружившись информацией, которую можно было прочитать на ящиках для сбора денег, попытались выяснить подробности. Выяснилось, что официальное название благотворительного фонда — «Аурея», а зарегистрирован он в Красноярском крае, в городе Уяр. Ребенок, на лечение которого собирали деньги «гражданские активисты», при этом жил за тысячи километров от Красноярска — в Краснодарском крае; в интернете обнаружилось сразу несколько фондов, которые искали для него средства. «Зарегистрированы в Красноярском крае, деятельность ведут в Пензе, собирают деньги на больных детей где-то в Краснодаре. Для чего? Чтобы ничего нельзя было проверить, — объясняет Шарипков. — Я называю это гибридной благотворительностью — видимость законности, а на самом деле все работает полностью вне правового поля».

«Не людей же режут»

«Доказать, что фонды [которые собирают деньги наличными на улице] мошенники, довольно сложно. Сумма ущерба маленькая, вряд ли кто-то будет морочиться из-за пятисот рублей, — говорит Владимир Берхин, президент благотворительного фонда «Предание». — Единственное, к чему можно придраться, — это привлечение к работе несовершеннолетних».

Берхин впервые столкнулся с подобными организациями в Самаре примерно три года назад — это был фонд «Наши Дети», название которого было похоже на московский фонд «Дети наши», помогающий детям-сиротам. По версии Берхина, фальшивые благотворительные организации — наследники индустрии попрошаек. «Возможно, это те же инвалиды, лжебеременные женщины, ветераны войн, поменявшие личину, — рассуждает глава „Предания“. — В пользу этого предположения говорит то, что за организациями, которые мы исследовали, как правило, обнаруживаются люди, предельно далекие от благотворительности».

По версии Юлии Кулешовой, создателя сети благотворительных магазинов «Спасибо», псевдофонды развились из благотворительного маркетинга — акций, в рамках которых объявлялось, что часть денег с продажи тех или иных товаров пойдет на благотворительность. «Такие сотрудничества часто заканчивались тем, что предприниматель заключал соглашение с благотворительным фондом, это стимулировало продажи — при этом фонд получал копейки и не мог регулировать, что происходит с деньгами», — объясняет Кулешова. Возможно, кто-то увидел в таких схемах бизнес-модель, в которой присутствие реальной благотворительности совсем не обязательно.

По словам члена общественной организации «Наблюдатели Петербурга» Инны Сергиенко (она также сотрудничала с помогающей людям с инвалидностью организацией «Перспективы»), окончательно непрозрачные организации, устраивающие уличные сборы, сложились в систему в 2014 году. «Волонтеры стали активнее и агрессивнее, целенаправленно подходили к прохожим, манипулировали ими, — вспоминает Сергиенко. — Однажды между мной и лжеволонтером случился конфликт. Я вызвала полицию, но увидела, что [полицейские] растеряны — а что они делают, а где статья? Некоторые честно говорили — вы сейчас замутите эту фигню, и нам придется что-то делать. Не людей же режут, просто дураки им деньги отдают».

Количество таких организаций в России неизвестно; трудно оценить и то, какой объем денег им удается собрать и как эти деньги распределяются. На сайтах многих из них нет отчетов или они устарели, несмотря на то что закон обязывает ежегодно публиковать их в интернете. По схематичным расчетам активистов из Петербурга, в их городе одна организация может получать до двух миллионов рублей в месяц — исходя из того, что в среднем десять промоутеров собирают в день по 5–6 тысяч рублей и 15–20% из них кладут себе в карман. «Это нигде не фиксируется, но примерно те же цифры на круглом столе „Проблемы противодействия мошенничеству в сфере благотворительности“ огласили правоохранительные органы Петербурга, — указывает Сергиенко. — Это очень подвижная сумма — но понятно, что они большие, а реально жертвуется из собранных денег мизерная часть в произвольном, ничем не регламентированном порядке. Эти суммы выводятся из благотворительности в никуда».

Закон не препятствует тому, чтобы собирать деньги на улицах. «Сейчас у всех есть доверенность, договор, по которому они действуют. Поэтому формально за попрошайничество или еще какую-то незаконную деятельность привлечь их очень сложно, — объясняет юрист организации „Перспективы“ Анна Удьярова. — Нужна более серьезная проверка, на которую у полицейских, как правило, нет времени и желания. Надо собирать факты, обращаться в прокуратуру, доказывать, что эти деньги не пошли на цели, которые были заявлены». В главном управлении МВД России по Москве на запрос «Медузы» не ответили.

«С момента создания Российской Федерации наши законодатели не додумались до того, чтобы написать федеральный закон о пожертвованиях, — добавляет Михаил Лебедев — активист группы по борьбе с лжеволонтерами „Цветы жизни“ (сейчас она называется „#петербургпротивлжеволонтеров“). — Юридические лица ограничены в своей деятельности только законом о бухгалтерском учете, кроме того, есть закон об НКО, который заставляет их публично отчитываться перед Минюстом и жертвователями. Но то, что они не отчитались перед жертвователями, может привести только к проверке Минюста — это максимальное наказание за нарушение деятельности НКО, не уголовное или административное дело. А у Минюста сейчас есть только заказ на „иностранных агентов“ — их они будут проверять постоянно. А если ты не получаешь иностранное финансирование — то практически обезопасен от проверок, в первый год существования точно». (В министерстве юстиции «Медузе» сообщили, что «плановые проверки некоммерческих организаций проводятся на основании ежегодных планов проверок территориальных органов Минюста России, согласованных с органами прокуратуры», а основанием для проверки «является истечение трех лет со дня государственной регистрации [НКО] или окончания проведения последней плановой проверки ее деятельности»).

Кроме того, зачастую такие организации зарегистрированы в одном регионе, а работают в другом. «Эта система простая, но защищена от любой проверки. Если на организацию будут жаловаться там, где они собирают деньги, — жалобу отправят по месту регистрации. И пока проверят, может пройти несколько месяцев, а то и гораздо больше, — говорит Берхин. — Как правило, объекты помощи тоже находятся где-то далеко. Если им позвонить — они скажут: „Да, они действительно перечисляют мне какие-то деньги“. Они их не сдадут, потому что деньги есть деньги, а сколько вообще собирается — [те, кому помогают] и сами не знают. Схема построена так, чтобы любая попытка проверить их деятельность разбивалась о самые очевидные препятствия — географию».

Известно лишь о нескольких случаях, когда фонды, заподозренные в мошенничестве, закрывали по решению властей. Например, в ноябре 2015 года суд ликвидировал петербургский фонд «Скажи наркотикам — нет! Скажи жизни — да!» за то, что их фактическая деятельность не соответствовала уставу, и нарушения в финансовых отчетах: организация не рассказывала, сколько реально тратит на благотворительность. Ранее, в конце 2014 года, Минюст подал в суд на организацию «Лига женщин „Мост добра“», которой руководила жена мэра Сочи Елена Пахомова, однако проиграл иск: в решении апелляционной инстанции сообщалось, что «ликвидация юридического лица не может быть назначена по одному лишь основанию — неоднократности нарушений законодательства».

«Организации, которые хотят помочь, никогда не будут собирать деньги непрозрачно. Нормальные фонды всегда расскажут, куда пошел ваш рубль, который вы им пожертвовали, — объясняет руководитель Фонда Анжелы Вавиловой, который помогает детям с лейкемией, Владимир Вавилов. — Сборы наличных на улице — это зачастую дым, пыль, когда они распечатывают фотографии из интернета, клеят на ящик, и поехали. К сожалению, юридически наказать их нельзя, но, насколько я знаю, в УК сейчас вносятся поправки — и теперь их деятельность будет считаться мошенничеством».

Сотрудники, вызывающие жалость

Ирина Царева устроилась работать в петербургское отделение фонда «Поможем вместе» (о том, что он может заниматься мошенничеством, писали «Такие дела») в конце ноября 2016 года через сайт «Авито». Организация искала волонтеров, но предлагала за их работу деньги — 1500 рублей в день. Судя по объявлению, Царева должна была заниматься сбором пожертвований, проведением детских праздников и общением с детьми в больницах — однако быстро оказалось, что требовалось «тупо ходить с ящиком для денег на улице». Собеседование девушка прошла быстро — ее попросили рассказать об опыте работы в благотворительных фондах, промоутером или аниматором: работодатели хотели понять, нет ли у Царевой страха толпы. Нужный опыт у Царевой был, а о том, что все выглядело подозрительно, она решила не задумываться — слишком нужны были деньги.

Перед первым днем работы ее проинструктировали: если спрашивают о зарплате, отвечать, что она делает это бесплатно, по остальным вопросам — перенаправлять на руководителей фонда. Также Цареву обучили, как рассказывать о ребенке, на которого они собирают деньги. Ирину смутило, что информации о нем было недостаточно. «Мне не давали эпикриз болезни или телефон мамы; на коробке не было фотографии ребенка, просто логотип и чуть ниже — надпись „Дари добро“, которая очень похожа на то, как выглядит название одноименного фонда», — вспоминает Царева. Не увидела она и документов самого фонда — только листовки с банковскими реквизитами и телефоном. Все сотрудники «Поможем вместе» при этом подписывали с организацией договор, а раз в месяц — волонтерское соглашение. По словам Царевой, в конце 2016 года в Петербурге за день можно было собрать до 10 тысяч рублей, после Нового года эта сумма несколько сократилась.

Царева покинула «Поможем вместе» 21 февраля 2017 года — когда окончательно убедилась в том, что занимается чем-то сомнительным. «Мы собирали деньги на существующих детей, но если поискать в интернете, выяснялось, что у них неправильно указано заболевание, возраст и место жительства, — объясняет Царева. — Например, руководство говорило, что ребенок из Ростовской области, а на самом деле семья жила в Харьковской. Мне показалось, что что-то не так, когда я собирала деньги на Вику Заику. Мне сказали, что у нее опухоль головного мозга. Но такого диагноза не существует — есть саркома, бластома, еще что-то. А какая конкретно опухоль, никто сказать не мог». По ее словам, сейчас организаторы фонда «Поможем вместе» — Олег Терехов и Роман Поддубный — планируют открыть офисы организации в Праге и Лондоне. Когда «Медуза» попыталась связаться с Романом Поддубным, он ответил, что корреспонденты обратились «не по адресу» и что он не в курсе, о чем идет речь.

Похожим с «Поможем вместе» образом сотрудников искали и в работавшем в Пензе фонде «Аурея» — через «Авито» и на форумах. По словам бывшей сотрудницы фонда Александры (имя изменено по ее просьбе), приоритетом пользовались школьники старше 14 лет, студенты, пенсионеры, инвалиды: люди, которые «вызывают жалость». Стеклянные ящики закупали в «Ашане»; в них сверлили щели для пожертвования, делали самодельную пломбу проволокой; сверху клеили фотографию ребенка. «Мы больше года по всей России собирали деньги Саше Пронченко, но со всех городов отправляли около 80 тысяч рублей в месяц. [Остальное делили между собой:] 20% получали промоутеры, 10–12% получали заместитель директора или директор офиса, 5% с дополнительными процентами от выработки плана получали супервайзеры — люди, которые приводили промоутеров и работали с ними, — поясняет Александра, которая в „Аурее“ занималась установкой коробок для сбора денег в магазинах. — Рубли, двушки, копейки списывались на нужды офиса — канцелярию, бумагу, оплату интернета».

Структуру «Ауреи» Александра описывает как пирамиду: руководство; чуть ниже — супервайзеры, которые курируют команды промоутеров и занимаются открытием отделений в новых городах; на самом нижнем уровне — собственно работающие на улице промоутеры. Супервайзеров при этом нанимали отдельно — и у них было свое тестовое задание: принести пять тысяч рублей в организацию, выйдя на улицу с ящиком, чтобы ощутить специфику работы и уметь обучать новичков. «Я быстро оттуда ушла, потому что у них абсолютно кривые документы, которые не имеют никакой юридической силы, ничем не заверенные, не хватает очень многих разрешений. Мне хватило небольшого срока, чтобы в этом разобраться, и я не захотела нести за это уголовную ответственность, — объясняет девушка. — К тому же мне было противно работать в месте, где к людям относятся как к свиньям, — [родителям больных детей] приходилось выпрашивать свои деньги, их часто оскорбляли».

Петербург против саранчи

Для борьбы с сомнительными организациями объединение благотворителей «Все вместе» выпустило декларацию о «добросовестности в сфере благотворительности» при сборе средств через ящики-копилки. Ее идея в том, что подписавшиеся благотворительные фонды отказываются от сбора наличных денег на улице, в торговых центрах и магазинах — и предлагают считать такие сборы недобросовестными, если в них не используются стационарные ящики, которые открывают при независимых наблюдателях. Сейчас под декларацией 162 подписи.

Тем не менее один из крупнейших благотворительных фондов в стране — «Русфонд» — от вступления в объединение отказался, мотивировав это тем, что некоторые из состоящих в нем коллег сами действуют нечестно, пользуясь брендом «Русфонда» в собственных целях в контекстной рекламе в интернете. «Ну чем отличаются мошенники в фальшивых майках от честных фондов, которые скупают товарные знаки вроде „Русфонд“ и „Помогаем помогать“? — написал президент организации Лев Амбиндер. — Первые от нашего и вашего имени воруют деньги у добрых людей. А вторые? Добрые люди идут в поисковик, чтобы пообщаться с „Русфондом“. Но честные фонды уже скупили право (право!) подставлять свои слоганы и сайты под наш бренд».

По словам представителя «Русфонда» Татьяны Зубановой, была и еще одна причина, по которой организация отказалась присоединяться к коллегам, — проведенное «Русфондом» исследование, в результате которого выяснилось, что ящики для пожертвований в общественных местах пользуются большой популярностью. «Это означает, что один из основных, легальных и законных способов фандрайзинга — тот самый кружечный сбор, который собираются запретить инициаторы декларации, — отмечает Зубанова. — Во-первых, мы не готовы запрещать деятельность небольших фондов, которые большую часть сборов делают во время уличных акций. Во-вторых, если мы все примем такое решение и сами для себя запретим проведение акций на улице, то останется интернет, в котором еще больше мошенников. То есть, следуя этой логике, завтра нам нужно будет запретить интернет-фандрайзинг?»

Зубанова добавляет, что бороться с мошенниками необходимо не через запреты, а через сотрудничество с правоохранителями и совершенствованием законодательного контроля за деятельностью фонда. «Не секрет, что формы отчетности о работе фондов, которые разработал Минюст, несовершенны и по большому счету необязательны. Такой вывод позволяет делать статистика: из восьми тысяч зарегистрированных фондов отчеты в Минюст предоставляют только полторы тысячи фондов, — указывает представитель „Русфонда“. — А что же остальные? Их отчетная кампания перед Минюстом ограничивается выплатой штрафа за отсутствие отчета в сумме 5 тысяч рублей».

Ко всему прочему, деньги на улице тоже можно собирать по-разному. «У нас есть [уличная] программа „Прямой диалог“, которая дает большую часть средств на работу „Гринписа“ во всем мире, — рассказывает руководитель отдела по онлайн-привлечению сторонников „Гринписа“ Наталья Журавлева. — Эти пожертвования проводятся по банковским картам, через переносной терминал, а не наличными, возможностей для мошенничества здесь в сотни раз меньше, потому что вы можете отменить или заблокировать операцию. Но для обычного человека разница может быть неочевидна, люди любой фандрайзинг на улице могут начать воспринимать как мошенничество».

Действующие в Петербурге активисты «#петербургпротивлжеволонтеров» — одна из самых активных организаций по борьбе с сомнительными фондами. Они ведут информационную деятельность, выкладывают в группе во «ВКонтакте» фотографии предположительных мошенников, которых встречают на улице, распространяют инструкции о том, что делать при встрече с ними. «До нас тоже были такие инициативы, но так как проблема очень масштабная, нужно координировать действия и четко понимать цель, — объясняет активистка Юлия Кулешова. — Без этого часто устаешь. Что-то пытаешься делать, и ничего не происходит, потому что лжеволонтеров в Петербурге гигантское количество, какая-то саранча».

Кулешова считает, что распознать псевдофонды легко. «Обычно у них мертвый сайт с довольно жуткой версткой из 90-х, безымянными фотографиями, собранными из интернета, или мертвая группа в социальной сети с 18 людьми. Они не умеют вести лжемаркетинг, — поясняет активистка. — Мы знаем, как должны отчитываться настоящие благотворительные фонды, а эти организации можно прогуглить и все понять».

Впрочем, сами подозрительные фонды так же реагируют на противодействие в свой адрес. «Они быстро эволюционируют, — говорит Берхин. — Сначала это были люди без формы, которые говорили: „Привет, у нас флешмоб, мы собираем больным детям, я вам дам браслетик, а вы пожертвуете сколько хотите“. Потом у них стали появляться какие-то документы, юридические лица. Потом — настоящие нуждающиеся, которым можно позвонить и они скажут, что им действительно перечисляют деньги. Теперь есть офисы, сайты, отчеты, сборы денег по СМС».

«Медуза» связалась с родителями детей, на лечение которых собирал деньги фонд «Аурея». Мать Саши Пронченко (для него собирались средства в Пензе) Анастасия рассказала, что сбор уже закрыт и фонд действительно присылал им деньги — и хотя общая сумма сборов ей неизвестна, претензий к организации у нее нет. Мать Владимира Шарафаненко Валентина говорит, что они с фондом «Аурея» сотрудничают уже больше года и «сейчас все хорошо». «Я никогда не задавалась вопросом, сколько всего они собирают. Мне присылают определенную сумму раз в примерно десять дней, — поясняет Шарафаненко. — Сначала — по тридцать тысяч раз в десять дней, сейчас — меньше. Собираем на массажи, иглоукалывание, на то, что пенсия Володи по инвалидности не позволяет оплатить. Если что-то нужно, я им звоню — например, нужна была коляска, потому что ребенка не на чем было вывезти на улицу. У меня спросили, какая сумма нужна, — в течение трех дней она поступила мне на счет. Я не могу позволить себе аппарат за 25 тысяч рублей, который будет чистить воздух от микробов. Поймите, у меня сейчас нет другого выхода».

Эрнест Иванов и «преступное сообщество»

Изучив документы «Ауреи» в интернете, Олег Шарипков написал заявления в Минюст, губернатору Пензенской области, в управление министерства внутренних дел, Следственный комитет и прокуратуру. Глава «Гражданского союза» сообщил, что самопровозглашенные благотворители не публикуют финансовые отчеты, не имеют документов, подтверждающих официальный статус филиала, а также привлекают к работе несовершеннолетних, которых он видел на улице. Тем временем с подачи Шарипкова работой «Ауреи» начали интересоваться местные журналисты — и пришли в офис фонда, чтобы сделать материал.

Офис представлял собой небольшую комнату, где стояли два стола, шкаф и несколько стульев. Внутри находились пять молодых людей — журналистам показалось, что они были школьниками, максимум студентами. Один из них, увидев съемочную группу, стал кричать: «Я вам сейчас все камеры тут побью». Второй, представившийся Эрнестом Ивановым, попросил коллег выйти и сказал, что готов ответить на вопросы. Он объяснил, что приехал в Пензу из Чебоксар и устроился в «Аурею» по объявлению. По его словам, никакого другого начальства у активистов не было, официальные документы он подписывал сам, получив доверенность от президента «Ауреи» Анны Шурыгиной. Иванов утверждал, что волонтеры работают бесплатно — однако его коллега рассказал журналистам, что получает 20 процентов от собранных денег. «Когда мы увидели документы, на них были разные печати, хотя у организации всегда одна печать на каждый вид документов. Плюс какие-то доверенности из области фантастики, — объясняет Шарипков. — Если человек когда-нибудь видел доверенность — он, конечно, на это не поведется».

После того как об «Аурее» начали говорить в СМИ, многие горожане стали мешать работе активистов на улице. Вскоре председатель «Ауреи» Григорий Шурыгин написал несколько заявлений в СК и прокуратуру, требуя привлечь Шарипкова к уголовной ответственности за создание «преступного сообщества, угрожающего безопасности РФ и ее гражданам». В интервью местному изданию он рассказал, что волонтеры с ним никак не связаны. «Создан сайт, где они [волонтеры] оказывают детям-инвалидам помощь. Перечисляют деньги на расчетный счет благотворительного фонда „Аурея“, а мы деньги переводим матерям, — сообщил Шурыгин. — Можно также переводить деньги напрямую. У нас ни с одним волонтером официального договора нет».

Хода заявления Шурыгина не получили — однако и с «гражданскими активистами» полиция поделать ничего не могла: волонтеров время от времени задерживали, но потом отпускали за отсутствием формальных оснований для задержания. Местное представительство Минюста на заявление Шарипкова ответило, что в Пензенской области «Аурея» не зарегистрирована; красноярский филиал ведомства сообщил, что нашел в деятельности организации нарушения и передал эту информацию для прокурорской проверки. Тем временем полиция также провела проверку по заявлению руководителя «Гражданского союза» — выяснилось, что не все волонтеры работали бесплатно, а баланс по расчетному счету для сбора средств не сходился. Кроме того, в больнице, где состоял на учете ребенок, для которого собирали деньги, полицейским сообщили, что никакого дополнительного лечения (сбор шел именно на него) пациенту не назначалось; мать ребенка, впрочем, подтвердила полиции, что получала помощь от фонда. Уголовное дело в итоге возбуждать так и не стали: в деле не нашлось потерпевшей стороны.

В середине июля 2016 года волонтеры «Ауреи» исчезли с улиц Пензы. Шарипков написал у себя в фейсбуке радостный пост, в котором сообщил: «Мы убрали мошенников с улиц Пензы абсолютно законными методами, теми самыми, которыми иногда гнобят нормальные НКО». В комментариях один из пользователей разместил фото из Чебоксар. Он встретил там активиста фонда «Аурея», который собирал деньги на лечение Владимиру Шарафаненко, — тому же ребенку, фотография которого была на ящиках пензенских «гражданских активистов».

Будь частью команды

«Из Пензы „Аурею“ выгнали не потому, что сумели привлечь их к ответственности, а потому, что давили на полицию. Они хватали волонтеров, приводили их в отделение, переписывали данные, не давали работать, — считает Берхин. — А Пенза город маленький, не так сложно покрыть его силами полицейских. Как только им стало невыгодно там работать — они ушли. Я не очень верю, что информационной кампанией можно их остановить, максимум — сделать так, чтобы они меньше зарабатывали. Чтобы однозначно признать их мошенниками — нужна серьезная политическая воля».

Фонд «Аурея», судя по новостям в региональных СМИ, cейчас работает в Вологде, Йошкар-Оле, Ростове-на-Дону, Екатеринбурге, Новороссийске, Нижнем Новгороде, Ульяновске, Петербурге и других городах. В разговоре с корреспондентом «Медузы» тем не менее председатель фонда Григорий Шурыгин, который, как выяснили журналисты, параллельно работает в юридической фирме, рассказал, что у «Ауреи» нет официальных филиалов и представителей, а волонтеры по всей России самоорганизовываются без его помощи. По его словам, в 2015 году фонд собрал 932 тысячи рублей, в 2016-м — 1 миллион 816 тысяч, а за первый квартал 2017-го — 225 тысяч рублей. В ответ на уточняющие вопросы Шурыгин сообщил следующее: «Остальной информацией я не располагаю тем более мне надоела грязь которые льют на мой фонд журналисты я не общаюсь с журналистами комментарий не даю» (орфография и пунктуация автора сохранены — прим «Медузы»).

Григорий Шурыгин стал председателем «Ауреи» в 2009-м, через три года после того, как фонд в красноярском поселке Уяр, уроженцем которого является и сам Шурыгин, учредила некая Анна Васильевна Шурыгина — судя по всему, мать благотворителя, которая сейчас владеет одним из красноярских ломбардов, а в 2010-м заседала в Общественной палате Уярского района. Сам Шурыгин также некоторое время работал в госорганах — в 2010–2011 годах он служил контролером-ревизором счетной комиссии Уярского районного совета депутатов, а потом возглавлял отдел экономического развития в районной администрации; кроме того, Шурыгин пытался избраться в Центрально-Сибирскую торгово-промышленную палату, а в 2016 году был исключен из краевого Союза промышленников и предпринимателей за неуплату вступительного взноса.

За последние годы Шурыгин предлагал в интернете широкий спектр финансовых услуг: например, помощь в получении и невозвращении кредита, в получении ипотеки, в написании бизнес-плана и в поиске инвесторов для бизнеса; кроме того, предприниматель устраивал тренинги «Энергия денег в руках человека» и пытался привлечь инвесторов для организации благотворительных лотерей в рамках «Ауреи» (инвестиции в проект должны были составить не менее 100 миллионов рублей в год). Сейчас Шурыгин кроме «Ауреи» возглавляет созданные им же антикризисный фонд «Сибирь» и Союз инвесторов Красноярского края — и предлагает всем желающим помощь в получении президентских грантов (в реестре заявок на эти гранты и правда можно обнаружить массу запросов от созданных Шурыгиным юрлиц — например, на создание мобильной библиотеки и проект «Мы жители провинции»). Пробовал себя Шурыгин и в роли публициста — в 2000 году, когда ему был двадцать один, он опубликовал в красноярской «Сегодняшней газете» текст под заголовком «Благая весть», в котором сообщил, что «какими бы моральными принципами ни обладал человек, по своей природе он грешен», а также что «вера во Христа как своего Спасителя и Господа действительно заслуживает уважения и внимания».

В чем-то похожим образом складывалась и карьера Дмитрия Майорова, основателя другого фонда, который неоднократно обвиняли в непрозрачности и подозревали в мошенничестве (в частности, организация фигурировала в публикациях «Аргументов и фактов» и НТВ), «Время». Судя по открытым источникам, в благотворительности 27-летний Майоров работает не так давно. Еще в 2010-м он искал работу курьером, а позже — владел интернет-магазином обуви «Шопмод», пытался открыть склад обуви для других интернет-магазинов, вел паблик во «ВКонтакте» о почасовой аренде квартир и офисов в Москве, а также предлагал всем желающим пройти за деньги «курсы Продвинутого Лайфа». На сайте «Времени» в качестве партнеров фонда указаны кадровое агентство «Система» и строительная компания «Контрольстрой» — обе компании также зарегистрированы Майоровым по тому же адресу, где находится офис фонда. 

Владимир Берхин также приводит «Время» как типичный пример подозрительного фонда: глава «Предания» указывает на то, что последний отчет на сайте «Времени» датирован 2015 годом, причем «там написано, что больше половины денег они потратили на себя» (фонд «Предание», как и многие другие благотворители, публикует отчеты о потраченных и полученных средствах ежемесячно). В министерстве юстиции «Медузе» сообщили, что отчет «Времени» за 2016 год в ведомство поступил 14 апреля, в установленный законом срок; фонд «Аурея», по словам представителей Минюста, также исправно отчитывается о своей деятельности.

Майоров поначалу потребовал, чтобы корреспондент «Медузы» обязательно встречался с ним лично, а разговор с журналистом был записан сотрудниками фонда на камеру; впоследствии он согласился ответить на вопросы письменно. Майоров сообщил, что воспитывался в многодетной семье и родители научили его, что «ты в ответе за младших, за тех, кто слабее». Он рассказал, что ему неприятно, что люди «стали считать самым важным в своей жизни добиться карьеры, больших денег, стали жить по принципу „все продается“», и он решил найти единомышленников и показать молодежи на личном примере, «что быть сильным и великодушным значительно интереснее, чем завистливым и эгоистичным».

Обсуждать публикации, в которых «Время» обвиняют в непорядочности, Майоров отказался, сославшись на то, что у него нет времени «мониторить многочисленные инфопомойки». Он также сообщил «Медузе», что если кому-то не хватает информации по проектам фонда на сайте «Времени», «мы будем благодарны, если нам посодействуют в отборе видео, фотографий и профессиональной верстке сайта, поскольку штат еще не набран в полном составе и основная часть команды добровольцы» (фонд «Время» зарегистрирован с 2015 года). По словам Майорова, репутация организации подтверждается ее сотрудничеством с государственными ведомствами — например, с Территориальным центром социального обслуживания Москвы. Однако в Департаменте труда и социальной защиты населения Москвы «Медузе» сказали, что как орган исполнительной власти с фондом они не сотрудничали, а «Время» участвовало в благотворительных мероприятиях, проводимых в подведомственных им территориальных службах социальной защиты и Центре социальной помощи семье и детям, в которых может принять участие любой желающий.

Фонд «Время» активно продвигает себя через социальные сети. В его группе во «ВКонтакте» часто выкладываются фотографии волонтеров вместе со «звездами, которые помогают людям» с подписями вроде «А ТЫ КРУТ? БУДЬ ЧАСТЬЮ КОМАНДЫ!!!» и призывами жертвовать деньги через СМС. Представители нескольких известных людей, чьи фотографии с волонтерами «Времени» размещены в сообществе фонда, — певца Сергея Лазарева, телеведущей Елены Летучей, политика Владимира Жириновского и других — в комментарии корреспонденту «Медузы» пояснили, что фонд никак не поддерживают, а его представители фотографировались с ними как простые поклонники.

«Это фото было сделано в ноябре. Я ждала водителя у Большого театра, подошел парень, обратился по имени, попросил сфотографироваться на память, — рассказала радиоведущая Ольга Шелест. — Я не поддерживаю фонд, который представляет этот человек. От подруги, столкнувшейся с этими ребятами, которые собирают „пожертвования“ у станций метро, я узнала, что это мошенники, но это было уже позже». По словам Майорова, волонтеры «Времени» «представляются, вкратце поясняют, чем и почему они занимаются, и спрашивают — поддерживает ли та или иная публичная личность идею помощи людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации». Руководитель «Времени» также заявил, что представители фонда обзвонили тех же знаменитостей сами и они сообщили, что не знают о «Медузе» и не давали журналистам никаких комментариев. (Переписка с представителями Лазарева, Летучей и остальных есть в распоряжении «Медузы»; по их словам, никто из фонда «Время» с ними не связывался.)

На вопрос о том, как жертвователь «Времени» может проверить, на что именно пошли его деньги, если на сайте фонда нет актуальных отчетов, Майоров также ответил уклончиво. «Человеку, задающему вопрос именно в такой формулировке, вряд ли стоит вообще расставаться со своими столь дорогими ему средствами, — сообщил он. — Это мне напоминает доброго дедушку, который насыпал птичкам хлебных крошек, а потом начал их ловить и потрошить, чтобы выяснить — а все ли птички поклевали хлебушка?»