Человек в зеленом Даниил Туровский рассказывает историю Дагира Хасавова — адвоката, который защищает обвиняемых в терроризме

В последнее время каждый год в России заводится больше уголовных дел по статьям, связанным с терроризмом и экстремизмом, чем раньше. Часто их фигурантами становятся мусульмане, которых обвиняют в причастности к террористическим организациям и распространении экстремистских идей. Адвокатов, специализирующихся на таких делах, не так много; один из них — живущий в Москве Дагир Хасавов, который также иногда выступает посредником при решении вопросов в шариатских судах. Спецкор «Медузы» Даниил Туровский провел рядом с Хасавовым несколько дней и узнал, как уроженец чеченского села, который сплавлялся на плоту по северным рекам вместе с зэками и десять лет работал в Туркмении при режиме Туркменбаши, превратился в одного из главных судебных защитников мусульман.

11 апреля 2017 года адвокат Дагир Хасавов встал около пяти утра: накануне заседания суда надо было перечитать материалы уголовного дела против московского имама Махмуда Велитова, которого обвинили в публичном оправдании терроризма. К тому же Хасавов забыл адвокатское удостоверение в офисе — пришлось садиться в машину и ехать за ним с утра пораньше. Судебные заседания у адвоката в расписании почти каждый день — и иногда по дороге в суд он для вдохновения включает чеченца Тимура Муцураева, некоторые песни которого в России признавали экстремистскими за призывы к джихаду.

Накануне суда Хасавов уже предупреждал своего клиента, что говорить про шариат на первом заседании не стоит («Не будем вначале использовать исламские термины, иншаллах», — сказал он клиенту), но за полчаса до заседания на всякий случай еще раз встретился с Велитовым в кафе напротив здания Московского военного окружного суда.

— Что с руками? — спросил Велитов, указав на неестественно красные руки юриста.

— Всегда краснеют, когда нервничаю, — ответил Хасавов. — Нам нужно подумать, кого из исламских экспертов мы можем позвать. Надо задать тон процессу, доказать, что не любое высказывание мусульманина можно считать терроризмом. Кого можем позвать?

— Есть араб, который знает много хадисов.

— У него есть высшее духовное образование? Нельзя просто араба пригласить.

— Я узнаю, — пообещал Велитов.

Когда Хасавов и его подзащитный заходили в здание суда, один из родственников Велитова, пришедший на заседание, одобрительно указал на галстук адвоката: он был зеленого цвета — то есть, как принято считать, цвета ислама (такого же цвета — стены в рабочем кабинете адвоката). В зале мужчины заняли первые две лавочки, женщины сели в третьем ряду. Поджидая судью, Хасавов проинструктировал собравшихся: «Всегда узнавайте, у кого покупаете чебурек. Вдруг повар — из какой-нибудь партии запрещенной? Вас обвинят».

У людей, пришедших на заседание по делу имама Велитова, были все основания прислушаться к словам Хасавова. «Дагир — мусульманин, он сможет понять дело», — сказал «Медузе» один из прихожан имама. Адвокат не первый год специализируется на делах против мусульман. Он защищал выходцев с Северного Кавказа, которых обвиняли в участии в незаконных вооруженных формированиях; вел дело проектировщика соборной мечети в Москве (тот обвинял муфтият в том, что его отстранили от строительства, а саму мечеть построили из некачественных материалов); занимался делом мусульманских банкиров, осужденных на 11 месяцев заключения за незаконное обналичивание семи миллиардов рублей. Процесс Велитова — одно из самых больших его дел: Велитову, одному из самых влиятельных московских имамов, грозит до пяти лет тюрьмы; в России никогда не судили исламского религиозного деятеля, занимающего настолько высокий пост.

Работая по делу Велитова, Хасавов одновременно защищал имама Мухаммада Наби Сильдинского из Хасавюрта, которого тоже обвинили в публичном оправдании терроризма («Медуза» подробно рассказывала о нем и том, как в Дагестане преследуют салафитов; в октябре 2016 года его осудили на 5 лет заключения). В феврале 2017 года адвокат занимался апелляцией Варвары Карауловой — московской студентки, получившей четыре с половиной года тюрьмы за попытку уехать в «Исламское государство» (через месяц девушка отказалась от его услуг). «Варя в своем последнем слове очень правильно и мудро сказала о том, что нельзя проводить параллель между терроризмом и исламом, — объяснил „Медузе“ Павел Караулов. — После приговора я погрузился в тему ислама и так нашел Дагира, который оказался на вершине этой практики, занимался делами имамов, обвиняемых в терроризме».

Большинство дел Хасавова и правда связаны с попытками доказать, что ислам не связан с терроризмом напрямую. Сам адвокат — религиозный человек: он соблюдает пятиразовый намаз и каждую пятницу ездит на молитву — иногда в мечеть; чаще в один из молельных залов, где его не узнают и не будут отвлекать вопросами. «Я мусульманин, — говорит Хасавов. — Я должен защищать права мусульман».

Молодой коммунист

Впервые тем, как светские законы пересекаются с религиозными, Хасавов заинтересовался, когда в начале 1980-х учился в школе милиции во Львове. В местной библиотеке он нашел книгу «Мусульманское право» — и вскоре присвоил ее себе, заплатив в качестве штрафа за «потерю» тома его тройную стоимость.

Впрочем, перед тем, как заняться всамделишной юридической практикой, Хасавову предстояло еще много приключений. У адвоката всегда наготове десятки историй о своей жизни — он любит рассказывать о себе и хранит в кабинете стопку рекламных журналов со своим портретом на обложке.

Хасавов родился и провел все детство в чеченском селе Брагуны в тридцати километрах от Грозного, куда его родители вернулись после того, как их с односельчанами во время Второй мировой войны депортировали в Среднюю Азию. Деревенская жизнь текла спокойно: Дагир ходил ловить рыбу то на Терек, то на Сунжу; пас скот, помогал выращивать виноград, который потом продавали на базаре.

Семья Хасавова была религиозной: как рассказывает адвокат, его матери, учившейся в медресе, принадлежал один из двух Коранов на все Брагуны, и своих детей она воспитывала в исламе. Впрочем, ни мать, ни отец (он работал объездчиком — на лошади охранял с оружием совхозные поля) не возражали против того, чтобы Дагир — их младший сын — получил светское образование и впоследствии вступил в КПСС.

В школе Хасавов увлекался историей, которую преподавал его дядя (за невыученные уроки он легко мог дать племяннику подзатыльник), однако свои карьерные перспективы с наукой не связывал, рассудив, что работать, как и другим мужчинам из Брагунов, ему придется либо в железнодорожном депо в Гудермесе, либо на заводе медицинских инструментов. Перед уходом в армию семья отправила Дагира на работу в близлежащий совхоз — в первый же день Хасавов, получив в распоряжение гусеничный трактор, поехал на нем не в поле, а домой, изрядно удивив родственников.

Служил Хасавов в Красноярске — в частности, его взвод охранял один из местных заводов, который Леонид Брежнев посетил в рамках своей поездки по Транссибу. После армии Дагир вернулся домой — но работы там не было, зато часто случались драки, и старшие братья решили отправить младшего, у которого часто «играла кровь», куда-нибудь подальше от села. Престижнее всего было устроиться милиционером (человека в фуражке в Брагунах уважали) — и Хасавов поехал в МВД в Грозном. Там юноше сказали, что вакансий нет, — но в том же кабинете оказался человек из Сыктывкара, у которого вакансии были. Он предложил Хасавову поехать учиться в школу милиции во Львове — с обязательством потом три года отработать в Коми.

Так Хасавов и оказался во Львове, где открыл для себя исламское право и обнаружил, что его учебное заведение специализировалось на подготовке сотрудников для тюрем. Получив красный диплом, будущий адвокат решил выполнить данное обещание — и вместе с приятелем, заехав по дороге в Москву и побывав на могиле Высоцкого, отправился на север. На второй день за окном началась тайга, но в ней все время были видны поселки и дома, в которых горели окна. Вскоре оказалось, что это были тюрьмы.

«Ты молодой коммунист, надо ехать работать в глушь», — сказал Хасавову в Ухте местный начальник исправительных учреждений — и отправил его в отдаленную колонию, где молодого человека назначили ответственным по политическо-воспитательной работе. Непьющему и некурящему Хасавову было не очень комфортно со своими подопечными — заключенные не раз говорили ему, что он «не на свой вагон сел»; не помог и справочник по тюремным татуировкам, который по его просьбе нарисовал обнаружившийся в колонии художник. Через год Хасавов хотел перевестись в Высшую школу МВД — но вместо этого начальство приказало ему сопровождать семерых зэков на участок для заготовки леса: четыре километра по лесу, на берегу реки построить плот, дальше — 12 километров по воде, а там ориентироваться на огни костров.

По дороге плот начал тонуть — и Хасавов с зэками выбрались на берег. «Подумал — рядом убийцы, насильники, — вспоминает адвокат. — Они были, кажется, удивлены моим отчаянием». У кого-то из заключенных остались сухие спички — они развели костер, сделали чифирь и следующим утром построили новый плот, чтобы добраться до места.

После этого Хасавов все же уехал в Высшую школу МВД в Киев — там же он встретил жену, у них родилась дочь. По словам адвоката, после взрыва на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года его с другими студентами отправили в Припять, где они участвовали в ликвидации последствий аварии. На следующий год, перед выпускным, Хасавову предложили работу в отделе по борьбе с коррупцией в Туркменской ССР — и он согласился, потому что в Азии тепло и много полезного чернобыльцам гранатового сока. После того как Туркмения получила независимость, мужчина отказался присягать на верность Демократической партии, пришедшей на смену местной КПСС, ушел из правоохранительных структур и начал работать юристом; в основном — помогал инвесторам из Турции и Саудовской Аравии открывать в Туркмении бизнесы.

Из-за работы с турецкими инвесторами ему в начале 2000-х пришлось переехать в Москву, чтобы «оказывать юридическое сопровождение бизнеса» — помогать открывать новое казино на улице Правды недалеко от «Белорусской». Через некоторое время он занялся частной адвокатской практикой. По его словам, ему предлагали «различные посты в государственных органах», но он отказался. Поначалу он думал, что его главной специализацией станет арбитраж, — однако обнаружил в России сильную исламофобию. За консультациями к нему стали обращаться мусульмане — ни в начале 2000-х, ни сейчас больше идти им было особенно некуда: адвокатов-мусульман, как и правозащитников, специализирующихся на подобных делах, в Москве единицы.

Образ адвоката, специализирующегося на исламе, окончательно закрепился за Хасавовым в апреле 2012 года. «Мы [мусульмане] будем устанавливать те правила, которые нас устраивают, хотите вы этого или нет, любые попытки изменить это обойдутся кровью. Тут будет второе мертвое море, мы зальем город кровью, — заявил он тогда в сюжете „Рен-ТВ“ о шариатских судах. — Мусульмане не хотят ввязываться в судебную систему. Если называть вещи своими именами, это общество им немного чуждо». Лидер «Яблока» Сергей Митрохин потребовал возбудить против адвоката уголовное дело по 282-й статье УК; Генпрокуратура усмотрела в его словах признаки экстремизма; Минюст предложил лишить статуса; Рамзан Кадыров и муфтият выступили с осуждением — но самого Хасавова в Москве в тот момент уже не было: он улетел в Стамбул и вернулся только через полгода, когда уголовное дело закрыли за отсутствием состава преступления. Канал НТВ в репортаже о прилете Хасавова в Россию назвал его «кровожадным адвокатом».

«Весь этот шум привел меня к мысли о том, что мусульманам нужен голос, которого у них нет, — объясняет Хасавов. — Поэтому я решил акцентировать внимание на делах, связанных с исламом».

За годы жизни в Москве адвокат обзавелся множеством связей. Он рассказывает, что, когда несколько лет назад у него на Кутузовском проспекте украли только что купленный за 120 тысяч долларов автомобиль, он «свистнул землякам», которые «всех подняли, всех „воров в законе“». «Приезжали дагестанцы, аварцы, грузины, армяне, Саша Ташкентский, ингушей подняли. Все клялись Аллахом, говорили — головы пооткручивают, если найдут, — вспоминает Хасавов. — Около полугода пешком ходил, потом я дело против одного турецкого банка выиграл — и мне подарили большую Infinity».

Суд без судьи

Не у всех дел, которые ведет Хасавов, есть материалы и приговоры — в мусульманском праве существует своя, неформальная система решения вопросов, не предполагающая вмешательства государственных органов.

Иногда к адвокату обращаются, чтобы он использовал свои связи в диаспоре. В начале 2012 года семья из подмосковного Раменского рассказала Хасавову, что их семнадцатилетняя дочь пропала; предположительно — была похищена одним из знакомых с Кавказа для женитьбы: «Парень навязывал себя, не позволял себе лишнего, но решил украсть». Хасавов нашел старшего в роду похитителей, обратился к местному имаму — и девушку вернули в семью. «Потом, правда, в Подмосковье воровали девочек и не возвращали», — продолжает адвокат; по его словам, в полицию по таким случаям мусульмане обычно не обращаются: в первую очередь чтобы избежать публичности и не связываться с полицией.

Хасавов уверен: шариатские суды, параллельные общегражданским и выносящие решения на основе предписаний Корана, давно существуют в Москве и других крупных российских городах. Как и жизнь многих мусульман (например, миллионов мигрантов из Средней Азии), эти суды тщательно скрыты от посторонних глаз.

«Мусульманину писать заявление в органы западло, — объясняет Хасавов. — Он этого никогда не сделает. Ты сразу попадешь в унизительное положение, тем более если тот, кого ты обвиняешь, — твой брат по вере. Потому что вера говорит: „Все мусульмане — братья“. Прощать его не надо, но надо для решения использовать источники — адаты, традиции».

По словам адвоката, в Москве постоянно проходят «ходячие» шариатские суды. В них обращаются те, кто не доверяет светским судам. Заседания обычно проводят в кафе — например, в гостинице «Украина» или в уже снесенном ресторане «Сим-Сим» у «Баррикадной», где было много закрытых от посторонних глаз кабинок. Приглашают туда обычно по телефону — обвиняемому звонит земляк и предлагает встретиться; уже на месте он обнаруживает, что попал на шариатский суд и должен ответить, как относится к обвинению. После этого назначается новая встреча, на которую приглашают свидетелей, а также религиозных деятелей, чтобы они рассудили спорящих. В Москве, по словам Хасавова, так чаще всего решают вопросы, связанные с деньгами.

Несколько московских мусульман, посещающих мечеть на Большой Татарской улице, сказали «Медузе», что ни они, ни их знакомые никогда не обращались в шариатские суды. «Решаем вопросы между собой без каких-либо судов, не уверен, что в Москве они работают», — сообщил Анзор, приехавший на заработки из Узбекистана. Его слова почти повторил прихожанин мечети Рустам. «Такие мероприятия чаще всего проходят без судьи, люди сами разбираются между собой по Корану», — сказал он.

В 2010 году в Санкт-Петербурге руководитель организации «Аль-Фатх» Джамалиддин Махмутов пытался организовать постоянный шариатский суд в молельном зале недалеко от Сенной площади. Как и Хасавов, Махмутов предполагал, что такой суд сможет помочь мусульманам в бытовых и финансовых вопросах, — однако, получив предупреждение Генпрокуратуры о том, что судебная власть в России осуществляется государством, закрыл проект.

В большинстве сел Ингушетии действуют примирительные комиссии по кровной мести, куда входят имамы и религиозные старейшины. В 2016 году начальник ингушского управления по делам религии Али Котиков говорил, что им удалось примирить шесть семей, враждовавших много лет, и сорок семей, объявивших кровную месть из-за ДТП. В Чечне с 2010 года кровной местью занимается комиссия по национальному примирению.

«Самая большая угроза человеку, который не выполняет обязательства, сказать: „Я обращусь в шариатский суд“, — говорит Хасавов. — Это некий фактор кровной мести, сдерживающий от лишних движений». По его словам, помимо суда, есть и другие способы повлиять, например, на возвращение долга. «Можно долг передать в Грозный и Гудермес, оттуда человеку поступает звонок, его просят приехать дать объяснение. Человек, конечно, не поедет. С этого дня у него спокойная жизнь закончится. И не надо никаких коллекторов».

Суд против халифата

Радиф Шамсутдинов из Челябинска решил обратиться к Хасавову, узнав, что тот работает «по делам мусульман». «Мне братья из другого региона посоветовали, [потому что] мне нужно понять, как подавать апелляцию, как общаться, — рассказывает Шамсутдинов. — Пока он меня консультирует». Адвокат называет это дело «историей трех братьев»: братья Радифа, Раис и Ринат Шамсутдиновы, находятся в заключении из-за подозрений в причастности к партии «Хизб ут-Тахрир» (признана в России террористической еще в 2003 году). В октябре 2016 года братьев занесли в список террористов и экстремистов Федеральной службы по финансовому мониторингу (такие списки составляются для блокировки счетов террористов и их сообщников). ФСБ подозревает их в том, что они вербовали людей, распространяли запрещенную литературу и рассказывали о построении исламского халифата на территории России.

Доктрина «Хизб ут-Тахрира», которая была основана еще в 1950-х, основывается на тех же идеях, что взяли за основу воюющие в Сирии «Исламское государство» и «Фронт ан-Нусра». Главная из них — построение на всей территории планеты халифата, государства, живущего по законам шариата под управлением халифа. При этом, в отличие от «ИГ», «Хизб ут-Тахрир», хоть и соглашаясь с тем, что мир делится на мусульман и неверных, не проповедует насильственные меры борьбы за свои цели и не призывает к джихаду. Впрочем, организация не исключает применение силы против стран-агрессоров против «земель ислама».

После того как Россия начала военную кампанию в Сирии, российские спецслужбы не раз отчитывались о рейдах и задержаниях членов «Хизб ут-Тахрира» на территории страны — их обвиняли в сборе средств для «ИГ» и пропаганде терроризма. До этого массовые рейды против «Хизб ут-Тахрира» проходили после теракта в Беслане (в 2005 году осудили 46 человек) и после покушения на муфтия Татарстана Илдуса Файзова в Казани 2012 году. 

По словам Хасавова, к нему в последнее время постоянно обращаются за помощью родственники мусульман, которых подозревают в участии в «Хизб ут-Тахрире». По данным информационно-аналитического центра «Сова», в 2016 году возбудили вдвое больше подобных дел, чем за год до этого; центр указывает, что по таким делам часто дают большие сроки за распространение и изучение литературы. Прихожане московских мечетей подтвердили «Медузе», что мусульмане сейчас много говорят о делах против людей, у которых нашли религиозную литературу. Например, 6 декабря 2016 года в Москве задержали и обвинили в причастности к движению двенадцать человек — одного из них как раз защищает Хасавов. Его клиент, который с момента своего задержания не встречался со следователем, рассказал адвокату, что в Москве работал курьером и снимал однокомнатную квартиру. Раз в неделю он вместе с другими задержанными, молодыми трудовыми мигрантами из Средней Азии, собирались, чтобы обменяться новостями, поесть плов и помолиться; вместе они читали и книги — в том числе и изданные или написанные при участии «Хизб ут-Тахрира». «Разве можно запретить изучать ислам по различным источникам? Они ничего не взрывали, ничего не собирались делать, — возмущается Хасавов. — Это террористы, которые никаких терактов не проводят».

Знамя шахида

Пасмурным снежным днем в октябре 2012 года имам Махмуд Велитов, невысокий мужчина в черной тюбетейке и с аккуратной бородой, остановился недалеко от мечети Ярдям — кирпичного здания в московском районе Отрадное, окруженного многоэтажками и супермаркетами. К нему подошел мужчина с камерой и микрофоном, чтобы взять интервью для своего ютьюб-канала.

«Уважаемый шейх, сегодня вокруг уммы много сложных вопросов. Что вы скажете вообще о Сирии? Что мусульмане должны делать?» — спросил интервьюер. «Я очень переживаю за наших братьев в Сирии. Это все кровавый режим Башара сделал, пусть Аллах накажет его и его приспешников. Дай Аллах, чтобы там скорее возродилось исламское государство», — ответил имам. В тот момент Сирия уже была охвачена гражданской войной — против правительства выступили и либерально настроенная оппозиция, и исламистские группировки; «Исламское государство» и «Фронт ан-Нусра» набирали сторонников.

«Истинное слово — лучший джихад», — сказал Велитову мужчина с микрофоном. «А чего мне бояться? — ответил имам. — Все имамы и муфтии смотрят, что скажет Кремль. А что говорит Пророк? Сунну [нужно] считать превыше всех ценностей земных».

Учившийся в том же бухарском медресе, что Ахмат Кадыров и председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин, Махмуд Велитов — известный московский имам. Его брат Абдулкадыр в конце 1970-х накануне Олимпиады отстоял от сноса под стадион соборную мечеть, а в 1980-м — был убит (преступников так и не нашли). Мечеть в Отрадном Велитов возглавил в 1999 году — через два года после того, как ее построили на деньги благотворительного фонда из Татарстана; каждую пятницу на намаз туда собираются несколько тысяч человек; после проповеди и молитвы у здания разворачивается рынок, где из картонных коробок продают лепешки и халяльную колбасу. Одним из прихожан мечети, как сообщала «Комсомольская правда», был Дмитрий Соколов, муж смертницы Наиды Асияловой, подорвавшейся в волгоградском автобусе в октябре 2013 года.

За месяц до взрыва, в сентябре, один из прихожан рассказал Велитову о том, что в Кизляре неизвестные расстреляли мусульманина Абдуллу Гаппаева, — и попросил «прочитать молитву по нашему брату». Имам согласился; по его словам, Гаппаева он не знал и видео с его похорон не видел.

В Кизляре Гаппаев был известен как очень верующий человек, который нередко организовывал мусульманские мероприятия и выступал как свидетель защиты на суде по делу своего друга, члена «Хизб ут-Тахрира»; знакомые описывали его как «терпимого и мягкого человека, у которого не было врагов, также он являлся членом партии „Хизб ут-Тахрир“». После смерти Гаппаева на российском сайте «Хизб ут-Тахрира» (заблокирован в России) появилась новость: «Российские власти решили физически устранять членов „Хизб ут-Тахрира“». Один из мусульманских активистов считает, что Гаппаева убили из-за того, что у него были материалы о «беспределе силовиков».

В пятницу, 27 сентября 2013 года, Велитов взял стопку листков бумаги, включил микрофон и сел за небольшой столик. Перед ним на коленях сидели около двух тысяч прихожан. После небольшой речи о том, что такое халифат, Велитов сообщил, что верующим стоит ориентироваться на «моджахедов» и «шахидов». «Трусливыми преступниками расстрелян активный член уммы Пророка Гаппаев Абдулла. Покойный шахид был одним из активнейших носителей знамени призыва», — добавил имам и поднял перед собой руки ладонями вверх; прихожане повторили за ним этот жест. После этого Велитов объявил пятничную молитву.

Через три года после этого, в июле 2016 года (за это время в Сирии действительно появилось «ИГ»), Велитов возвращался на автомобиле с дачи. В районе Дмитровского шоссе его остановили для проверки документов — но вместо сотрудников дорожной полиции к имаму подошли следователи. Один из них сообщил Велитову, что ему угрожает опасность: его преследует банда скинхедов. Под этим предлогом имама пересадили в автомобиль сотрудников Следственного комитета — и повезли в Бутырский отдел СК в Москве. Там на него надели наручники, допросили — и обвинили в публичном оправдании терроризма и поддержке «Хизб ут-Тахрира» на основании видеозаписи его речи про Гаппаева. На следующий день суд отправил Велитова под домашний арест на полтора месяца; вскоре после этого на его компьютере, изъятом при обыске, нашли в постоянных закладках браузера сайт «Хизб ут-Тахрир», а в истории — сайты с материалами о запрещенной организации.

Адвокатом имама вскоре стал Дагир Хасавов. Его стратегия защиты строится на том, что Велитов не мог знать, кто такой Гаппаев, и прочитал молитву, потому что это было его обязанностью как имама — да и вообще: государству не должно быть дела до того, что происходит внутри мечетей.

На заседании 11 апреля Велитов, присаживаясь за стол, положил перед собой Коран. Хасавов, слушая первый допрос своего подзащитного, который, как и рекомендовал ему адвокат, не признал своей вины, теребил зеленые запонки на рубашке.

Прокурор Екатерина Розанова (в 2014 году она выиграла конкурс «Лучший государственный обвинитель со стажем свыше 5 лет») зачитала обвинение и лингвистическую экспертизу, проведенную Московским исследовательским центром при департаменте региональной безопасности (есть в распоряжении «Медузы»). По заключению экспертизы, имам Велитов во время своей речи «использовал вербальные и невербальные действия на формирование позитивного образа экстремистской организации». Прокурор заявила, что Велитов знал про «Хизб ут-Тахрир» и про причастность к партии Гаппаева, который состоял на учете в дагестанском Центре по борьбе с экстремизмом («Медуза» подробно рассказывала о профилактическом учете в Дагестане — на него ставят большинство мужчин, посещающих мечети). По версии обвинения, имея преступный умысел, имам во время проповеди «выразил положительное отношение к личности убитого» и «убеждал слушателей в необходимости построения халифата».

Хасавов заявил, что собирается позвать в свидетели нескольких религиозных деятелей, которых докажут, что дуа (молитва) умершему — работа имама.

«Мой подзащитный подсчитал, что в деле 133 раза упоминается „Хизб ут-Тахрир“, — сказал адвокат. — При этом сам он никогда не говорил об этой партии». Сам Велитов пояснил, что, когда говорил про халифат, «имел в виду земли Сирии и Палестины». «А как же Ирак?» — спросил судья. «Это обсуждается», — ответил имам.

Третий день суда над имамом выпал на пятничный намаз. Велитов, его родственники и Хасавов провели молитву прямо в зале суда. На следующем заседании Хасавов во время допроса свидетелей несколько раз ссылался на Коран. Судья улыбался, прокурор, отвечая адвокату, путалась в терминах, называя «джума-намаз» «джуна-намаз» (Джуна — известный российский астролог).

Когда прокурор спросила одного из свидетелей — еще одного имама мечети Ярдям — о том, ходили ли в мечеть члены «Хизб ут-Тахрира», Хасавов вскочил с места и почти прокричал: «Уважаемый суд, мечеть посещают не члены партий, а мусульмане! Давайте корректнее». В разговоре со следующим свидетелем Хасавов попросил его, как знающего Коран, рассказать, разрешает ли он читать дуа преступнику. «Нельзя разделять души человеческие, перед [Аллахом] мы все равны», — ответил свидетель.

Судья пообещал вынести приговор имаму уже 27 апреля. Велитову грозит до пяти лет тюрьмы. Хасавов уверен, что его оправдают. «Как иначе тогда действует 28-я статья Конституции о свободе вероисповедания? — возмущается Хасавов. — Если государство вмешивается во внутренние дела мечети, то давайте тогда в Кремле утверждать, какие молитвы нам читать. Мусульманам придется политизироваться. Все аппараты насилия государства нами уже занимаются, поэтому нужно менять законодательство. Настало время создавать в России исламскую партию».