Конец пророссийской романтики Чего ждать от нового президента Сербии: Carnegie.ru

Сдвигаясь ближе к России по модели внутреннего устройства, Сербия парадоксальным образом становится для Москвы все более трудным партнером. Общественное мнение и политическая конкуренция все меньше ограничивают свободу действий нового президента Александра Вучича, создавая идеальные условия для пересмотра отношений с Россией ради вступления в ЕС. На сайте Московского центра Карнеги заместитель главного редактора Carnegie.ru Максим Саморуков рассказывает, чего стоит ждать от нового президента Сербии.

Сербия — страна, где бессмысленно искать антироссийских политиков. Все, кто рассчитывают набрать хотя бы пару процентов голосов, тут горой стоят за дружбу с братьями-русскими, а если и критикуют власти на этом направлении, то только за то, что те слишком вяло дружат с Москвой, мало сотрудничают, медленно сближаются. Такая пророссийская идиллия царит в сербской политике уже больше 20 лет, и нынешние президентские выборы в нее прекрасно вписываются.

Кажется, Москве не о чем переживать по поводу Сербии, кто бы ни выиграл там очередные выборы, но в этой благостной картине все-таки есть некоторый изъян. Сербская публичная политика сильно деградировала за последние годы и все хуже отражает реальные настроения в руководстве страны. В Сербии почти исчезла реальная политическая конкуренция, выборы стали заранее расписанной формальностью, а власти добились высочайшей степени контроля над общественным мнением.

Поэтому в прошедших в Сербии президентских выборах смотреть надо скорее не на то, что выигравший их Александр Вучич сделал встречу с Владимиром Путиным главным событием своей агитационной кампании, а на то, какую власть он сконцентрировал в своих руках с помощью этой победы. Достаточную, чтобы даже в таком чувствительном для Сербии вопросе, как отношения с Россией, он мог без опаски радикально пересмотреть их содержание, сохранив только формальные разговоры о горячей дружбе.

Сербский Шекспир

Совсем недавно, на прошлых президентских выборах в 2012 году, в Сербии царила такая политическая свобода, что победа Томислава Николича стала для всех неожиданностью, а его отрыв от конкурента составил всего 2% голосов. Но с тех пор сербская политика изменилась так, что не узнать, и выборы там теперь проходят по все более популярной схеме восточноевропейских автократий.

Есть кандидат от власти — премьер Александр Вучич, и всем заранее понятно, что он победит, причем сразу в первом туре и с отрывом от ближайшего конкурента на 40%. Он не может не победить, потому что он главный патриот и спаситель отечества. За ним реальные дела и выстраданная стабильность, а еще госСМИ, админресурс, бюджетники и дружественный избирком.

Хотя даже если бы всего этого не было, кандидат от власти Вучич все равно бы выиграл, потому что сербская либеральная оппозиция сама лучше всех себя дискредитирует. Даже под угрозой окончательной маргинализации она не смогла предложить ни внятных новых идей, ни хотя бы единого кандидата, позволив Вучичу остаться единственным ярким политиком на фоне плохо различимого кордебалета оппозиционеров.

Тем не менее интрига в таких выборах все равно есть. Просто она состоит не в том, как проголосуют избиратели, а в том, кто станет обреченным на победу кандидатом от власти и как его неизбежный выигрыш повлияет на расклад сил в руководстве страны. 

Эта интрига и стала на прошедших в Сербии выборах основной. Уходящий президент Томислав Николич — основатель и бывший лидер правящей Сербской прогрессивной партии. Он однопартиец и наставник выигравшего президентские выборы премьера Александра Вучича. Он отбыл на посту президента всего один срок и имел полное право баллотироваться еще раз. Но правящая партия решила, что ее кандидатом будет Вучич, а Николичу пора на покой, хотя ему всего 65 лет.

Собственно, будущий президент Сербии и был избран в этом шекспировском конфликте между заслуженным, но растерявшим хватку патриархом Николичем и его воспитанником, молодым и амбициозным премьером Вучичем. Сильные и слабые стороны соперников распределились так, как и положено в конфликте поколений. На стороне Николича был опыт, который подвел, и мудрость, которая подсказала, что от слишком активного сопротивления будет только хуже. На стороне Вучича несравнимо лучшее образование, энергия молодости и готовность стать единственным в стране человеком, который принимает решения. После нескольких дней противостояния — еще в феврале, до начала официальной кампании — молодость победила.

Конечно, сначала Николич был возмущен, когда его воспитанник Вучич поставил его перед фактом, что второго президентского срока у него не будет. Все-таки Николич находится в первых рядах сербской политики еще с 1990-х годов. Это Николич первым осознал, что старый кондовый национализм уже не работает, рискнул карьерой, ушел из великосербской Радикальной партии Шешеля и создал собственную, умеренно патриотическую Сербскую прогрессивную партию. А осторожный Вучич, который тоже делал карьеру в рядах радикалов Шешеля, присоединился к Николичу и его прогрессистам только через несколько месяцев.

Николич знает, что такое настоящая политическая борьба. Он четырежды участвовал в президентских выборах и поднял свой результат с 6% в 2000 году до победных 49,5% в 2012-м. Причем победу он одержал, баллотируясь не от власти, а от оппозиции. И именно Николич своей победой в 2012 году переломил тенденцию, завершил 12-летнюю эпоху правления либеральных партий и вернул власть обратно сербским националистам. 

Став президентом, Николичу пришлось уступить пост лидера Прогрессивной партии Вучичу, который вскоре устроил досрочные парламентские выборы и занял пост премьера. За несколько лет Вучич успел переподчинить себе и партийные структуры, и госаппарат, и государственные СМИ. Так что образы президента Николича, отстраненного от принятия важнейших решений патриарха, и премьера Вучича, реального правителя, сложились у большинства сербов задолго до нынешней избирательной кампании.

Николич, несомненно, понимал, что Вучич забирает себе все больше реальной власти, но, видимо, был уверен, что второй президентский срок ему в любом случае обеспечен. Ведь формально по сербской конституции у президента меньше полномочий, чем у премьера. Но у Вучича оказалось другое мнение. Независимо от того, что написано в конституции, пост президента в Восточной Европе часто считается важнее премьерского, потому что президент избирается напрямую, а не через партийный список. К тому же Николич мог и не выиграть президентские выборы уже в первом туре, а второй тур позволил бы оппозиции раскрутить нового лидера. Наконец, избранный всенародным голосованием Николич, независимо от реальных полномочий, неизбежно оказался бы альтернативным центром влияния, а Вучич явно вознамерился стать единственным лидером Сербии так, чтобы внутри страны у него не было даже намека на конкурентов.

Противостояние старого президента и молодого премьера продлилось насколько дней. Вучич организовал свое выдвижение в президенты от правящей Прогрессивный партии, и все стали ждать, что ответит Николич. Ходили слухи, что он в ярости, что он все равно будет баллотироваться, что взамен он потребует себе пост премьера. Но в итоге все битвы так и остались за кулисами. Озаботившись политической карьерой сына, который сейчас занимает пост мэра Крагуеваца, и собственной спокойной старостью, Николич решил, что сопротивление бесполезно, и поддержал кандидатуру Вучича.

Двусторонний успех

Противостояние Николича и Вучича получилось довольно эпическим, но если учесть, что они однопартийцы и единомышленники, есть ли в нем хоть что-нибудь, помимо личного соперничества? Изменится ли политика сербского руководства от того, что один прагматичный националист помоложе сменит на посту президента другого прагматичного националиста постарше? Не сразу, но, скорее всего, да, и особенно в отношениях с Россией.

Вучич и Николич действительно единомышленники, и оба хорошо понимают, что для Сербии нет альтернативы евроинтеграции. Что Россия не может заменить для сербов ЕС и НАТО ни в области социально-экономического развития, ни в области безопасности. Поэтому дружба с Россией годится только для ограниченного экономического сотрудничества, для усиления позиций Сербии на переговорах с Западом и для того, чтобы повышать себе популярность внутри страны, изображая из себя защитников славянского братства. Но в целом стратегической целью Сербии должно быть вступление в ЕС и очень тесное сотрудничество с НАТО. 

Николич, несмотря на свое великосербское прошлое, этот подход разделял и по мере сил старался приспосабливаться. Для обладателя такой биографии он порой проявлял поразительную гибкость. Человек, который в 1990-х отправлял отряды добровольцев воевать в Вуковар, бывший зампред Радикальной партии, почетный воевода четников, в 2013 году он согласился лично встретиться с премьером Косова Хашимом Тачи, и не где-нибудь, а в Ватикане.

Но все равно Николич очень плохо вписывался в новую роль. Ему не хватало образования, кругозора, сказывался возраст — нелегко так перековаться после шестидесяти. Его постоянно позорили цитатами из 1990-х годов, ему было неуютно с западными лидерами, да и те его тоже не очень жаловали. Его все время тянуло к России, где понятные и психологически близкие ему люди. 

Вучичу такие проблемы незнакомы. Да, он тоже начинал в Радикальной партии, а в конце 1990-х даже был министром информации при Милошевиче. Но он почти на 20 лет моложе Николича и гораздо более вестернизирован. Да, он позаимствовал у Николича амплуа прагматичного националиста, но смог довести этот образ до совершенства. Западу он подает себя как единственного, кто способен контролировать сербских радикалов и привести Сербию в Европу. России — как единственного, кто способен не допустить в Сербии к власти прозападных либералов. Внутренней сербской аудитории — как единственного, кто способен найти общий язык с кем угодно, от китайского руководства до албанского, причем сделать это максимально выгодным для Сербии образом.

Вучич мастер манипуляций и любую ситуацию может развернуть так, чтобы противоположные стороны были уверены, что он решил ее в их пользу. Вот Вучич едет в Боснию на годовщину Сребреницы. Запад видит в этом поступок ответственного лидера, который готов признать преступления сербских националистов в 90-х. А сербское общество, не без помощи госСМИ, наоборот, видит жест смелого патриота, который не побоялся отправиться в самое логово врага, чтобы возвысить там голос в защиту сербов.

Или вот Вучич ведет переговоры с косовскими властями и уступает им контроль над северными приграничными районами Косова с сербским большинством. Запад в восторге, они и не надеялись на такой конструктив от Белграда. В Сербии тоже довольны, ведь в обмен Вучич выбил у Запада согласие создать автономное объединение сербских муниципалитетов в Косове и сербскую квоту в косовском парламенте, которая, по сути, дает Белграду право вето на ключевые решения Приштины. К тому же теперь Запад считает не сербов, а косовских албанцев стороной, которая ведет себя безответственно и тормозит переговоры. Предъявить сербскому обществу западную критику косовских албанцев стоит любых уступок по Косову, которое все равно уже не вернуть.

Братская угроза

Таких же манипуляций можно ждать от Вучича и в отношениях с Россией. Он, несомненно, осознает, что российская угроза сейчас прекрасно продается на переговорах с Западом. За борьбу с русским вмешательством на Балканах ему многое простят в деле евроинтеграции. И главная трудность здесь — как объяснить внутри Сербии, как Россия может быть одновременно и любимым союзником, и угрозой стабильности.

Вучич уже пытался продвинуться в решении этой задачи. Когда в октябре 2016 года власти Черногории объявили, что русские готовили против них переворот, Вучич повел себя довольно двусмысленно. С одной стороны, он заверял Россию в нерушимости сербско-российской дружбы, с другой — делал туманные намеки не только на то, что в черногорском деле был иностранный след, но и на то, что вместе с властями Черногории заговорщики хотели свергнуть и самого Вучича. Рядом с домом родителей Вучича нашли тайник с оружием, сербского премьера эвакуировали в безопасное место, звучали очень неконкретные разговоры о зловещих силах, желающих дестабилизировать Сербию, но с тех пор это дело так и не получило никакого развития. Зато на какое-то время в западных СМИ Вучич оказался в одном ряду с властями Черногории как проевропейский балканский лидер, которого хотят свергнуть местные националисты в сговоре с враждебными внешними силами. 

Образ Зорана Джинджича — прозападного премьера Сербии, убитого в 2003 году, — явно кажется Вучичу очень подходящим для переговоров с Западом. Он наверняка и дальше будет убеждать ЕС и НАТО не требовать от него слишком многого, потому что иначе его могут просто физически уничтожить сербские националисты при поддержке, например, России.

Чем ближе Сербия будет подходить к вступлению в ЕС, тем острее для Белграда будет необходимость серьезно пересмотреть свои отношения с Россией — например, отказаться от соглашения о свободной торговле. Останься президентом Николич, с его пророссийской романтикой и дурной репутацией на Западе, это сильно затянуло бы процесс. У Вучича и репутационных, и идеологических ограничений гораздо меньше.

К тому же Николич был последним серьезным конкурентом Вучича внутри Сербии. Доверия между ними давно не было. Могло получиться так, что Вучич начнет делать Западу какие-то уступки на российском направлении, а Николич решит воспользоваться этим, чтобы разыграть популярную в Сербии пророссийскую карту. Теперь такой риск исключен.

Став президентом, Вучич завершил строительство в Сербии системы, очень похожей на российскую, когда он оказался конечным пунктом принятия всех решений в государстве. Либеральная оппозиция разбита, Социалистическая партия и радикалы Шешеля превратились в лояльную оппозицию, которая только оттеняет достоинства Вучича и при необходимости готова его поддержать, госСМИ отточили мастерство в формировании общественного мнения, а после ухода Николича в правящей партии не останется никого, кто бы мог тягаться с новым президентом по авторитету и влиянию.

Но парадоксальным образом такое копирование российской системы отдаляет Сербию от самой России. Теперь в Сербии нет крупных политиков, которые могли бы критиковать Вучича с пророссийских позиций. Нет влиятельных независимых СМИ, которые могли бы рассказать, что реально происходит в отношениях России и Сербии. Поэтому, когда Запад окончательно сформулирует свою позицию и для вступления в ЕС потребует от Белграда отказаться в отношениях с Россией от этого и вот от этого, президент Вучич сможет с легким сердцем согласиться, а потом выйти в эфир государственного телевидения и выступить там с очередной теплой речью про нерушимую славянскую дружбу.