Перейти к материалам
истории

Памяти Евгения Евтушенко Галина Юзефович — о самом ярком поэте шестидесятых

Источник: Meduza
Фото: Елена Никитченко / ТАСС

1 апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко. Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о Евтушенко, о роли поэта в русской культуре и о поколении шестидесятников, теперь окончательно оставшемся в истории.

В последние 20 лет фигура Евгения Александровича Евтушенко вызывала некоторое чувство неловкости: экстравагантного вида старик в безумных блестящих пиджаках, клоунских кепках и с самодельными сумками через плечо, громко и аффектированно читавший собственные стихи, такие старомодные и избыточные.

Про Евтушенко любили вспоминать известную фразу Бродского («Если Евтушенко против колхозов, то я — за»), как поэта его принято было сравнивать с ровесником и товарищем по цеху Андреем Вознесенским (всегда в пользу последнего), а его полувековая, с 1963 года, номинация на Нобелевскую премию казалась едва ли не недоразумением. Его обвиняли в бесконечном самопиаре, обесценивая даже самые смелые поступки — такие, как заступничество за диссидентов Юлия Даниэля и Александра Солженицына, публикацию скандальной поэмы «Бабий Яр» или стихотворения «Танки идут по Праге», посвященного советскому вторжению в Чехословакию в 1968 году. Его часто и охотно (хотя, похоже, вполне безосновательно) обвиняли в сотрудничестве с КГБ — казалось подозрительным, что на протяжении стольких лет Евтушенко эдаким эмиссаром Советского Союза невозбранно разъезжал по всему миру, завязывая приятельские отношения с политическими лидерами от президента Никсона до Фиделя Кастро. Словом, в последние годы Евтушенко у нас старались воспринимать в лучшем случае как курьез. 

Все так — начиная с крушения Советского Союза Евтушенко постепенно превращался в персону гротескную и даже неуместную. После 1991 года, когда он как депутат Верховного Совета СССР решительно выступил против ГКЧП, его лиро-политическая звезда больше не знала восходов. Поэт-трибун, фактически говоривший от имени огромной безголосой массы, исчез — или, вернее, перестал быть нужен в силу обретения той самой массой голоса, превратившись в немного смешной, немного печальный анахронизм. Самый «передовой», модный и актуальный из поколения шестидесятников, он оказался в наименьшей степени востребован в условиях новой реальности. 

И это, конечно, неслучайно. Ничто не устаревает быстрее, чем вещи остро модные. В отличие от своих лиричных, персональных, куда более укорененных в толще языка и потому куда менее подверженных влиянию времени сверстников — Окуджавы, Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко был плотью от плоти шестидесятых — эпохи полусвободы, смутных надежд, великих строек и тотального торжества метафоры как выразительного средства. 

Евгений Евтушенко в концертном зале «Россия». Поэту исполнилось 60 лет. 1 июля 1993 года
Фото: Николай Малышев / ТАСС

Чешский поэт и нобелевский лауреат Ярослав Сейферт в 1984 году писал: «Есть страны и народы, которые находят выразителей для своих вопросов и ответов на них среди мудрых и чутких мыслителей. Иногда эту роль выполняют журналисты и средства массовой информации. У нас же национальный дух ищет наиболее действенного своего воплощения в поэтах. Этот путь подходит нам лучше всего в силу способности поэта использовать метафору, выражать то, что является ключевым, непрямо, непрозрачным для чужих глаз способом». Ему вторит и другой нобелевский лауреат, поляк Чеслав Милош: «Начиная со времен Второй мировой войны поэзия становится единственным способом выражения для многих». Именно таким поэтом — не художником слова, но в первую очередь выразителем и ретранслятором смыслов, важных для страны в целом и для каждого из ее обитателей в частности, и был Евтушенко.

Он как никто умел балансировать на грани дозволенного, каким-то буквально шестым чувством зная, где пролегает эта грань, и никогда ее не преступая. Он спорил с вождями (так, известно его бесстрашное участие в полемике вокруг упомянутой уже поэмы «Бабий Яр», которая страшно не понравилась Хрущеву), будучи — или по крайней мере считая себя — одним из них. К слову сказать, высокомерная потребность в контакте с элитой, твердая вера в то, что поэт имеет право говорить с сильными мира сего на равных, была не чужда и стопроцентному антагонисту Евтушенко Иосифу Бродскому: после так называемого Ленинградского самолетного дела (группа еврейских диссидентов-отказников пыталась тогда угнать самолет в Израиль) он не задумываясь написал письмо Брежневу с просьбой помиловать его участников. И это было очень в духе времени: как сам Евтушенко написал чуть позже в своей помпезной и официозной поэме «Братская ГЭС», «поэт в России больше, чем поэт» — по крайней мере, так казалось тогда многим, если не всем.

О чем бы Евтушенко ни говорил — о строительстве Братской ГЭС, об убийстве Мартина Лютера Кинга или о военном перевороте в Чили, он всегда откликался на разлитые в воздухе смутные вибрации. Не будет преувеличением сказать, что именно через Евтушенко в конце 50-х, в 60-е и в 70-е проходил нерв времени, и когда нерв этот переместился в другую область, поэт не сумел сменить частоту и перенастроиться на новую волну. Самый истовый, яркий и бескомпромиссный представитель поколения шестидесятых, именно в силу этого Евгений Евтушенко оказался неприемлем для нас сегодняшних. 

Сейчас интерес к эпохе оттепели возвращается. Сериал «Таинственная страсть», выставка «Оттепель» в ЦДХ и другие обсуждаемые культурные феномены актуализируют, возвращают в дискуссионное поле это странное, миражное, наивное и по-своему очень симпатичное время. Евгений Евтушенко в этом контексте долгое время оставался засидевшимся гостем: его присутствие среди нас не позволяло празднику закончиться, а эпохе шестидесятых окончательно отчалить в прошлое, став таким образом объектом умиления, симпатии, да попросту беспристрастного, отстраненного рассмотрения. И вот сейчас, когда Евгения Александровича больше нет, возможно, на смену раздражению и неловкости в его адрес придут чувства куда более светлые, справедливые и непредвзятые. Время шестидесятых, наконец, по-настоящему завершится, а сам Евтушенко займет свое место в сонме его ушедших героев — романтиков, лжецов, пассионариев и конъюнктурщиков. И место это будет, безусловно, почетным и важным. 

Галина Юзефович