Почему в Латвии русский язык никогда не будет государственным Пять лет назад прошел «референдум о языке». Как это было?

Пять лет назад, 18 февраля 2012 года, в Латвии прошел референдум о предоставлении русскому языку статуса второго государственного. В голосовании участвовали больше миллиона человек, это 70% населения страны с правом голоса (такая большая явка до этого случилась лишь однажды — во время опроса о независимости Латвии от СССР в 1991 году). Латышский язык как единственный государственный поддержали более 800 тысяч человек. За русский проголосовали около 270 тысяч. О том, как такой референдум стал возможен и к каким последствиям привел, по просьбе «Медузы» рассказывает латвийский журналист Алексей Гусев.

Страна-билингва

По данным Центрального статистического управления Латвии, в стране сейчас живут менее двух миллионов людей. Более 60% населения — латыши, 26% — русские; также здесь есть белорусы, украинцы, поляки и представители других национальностей. Государственный язык в Латвии только один — латышский. Все делопроизводство ведется на латышском, его обязаны знать все сотрудники государственных и муниципальных учреждений. Такое же требование предъявляется сотрудникам частных компаний, которые работают с людьми — в магазинах, школах, клиниках. За заключение трудового договора с человеком, который не владеет языком на должном уровне, работодателя могут оштрафовать на сумму от 140 до 350 евро. За повторное нарушение в течение года наниматель может заплатить до 1400 евро, сам работник — от 280 до 700 евро. За соблюдением языковых норм следит специальный орган — Центр государственного языка. Его функции и статус напоминают российский Роспотребнадзор или другой проверяющий орган.   

Нынешняя Латвия считается правопреемницей Латвийской республики, основанной 18 ноября 1918 года и просуществовавшей до 1940-го. Страна, воссозданная в 1991-м, взяла Конституцию первой республики, а гражданство получили только люди, жившие здесь до 1940 года, и их потомки. Притом что пока Латвия находилась в составе СССР, в нее въехали более миллиона человек. В 1995 году им предложили пройти процесс натурализации — сдать экзамен на знание языка и истории и получить гражданство. Некоторые так и поступили, другие покинули страну — но до сих пор в Латвии остаются почти 230 тысяч «неграждан», которые эту процедуру не прошли; они не имеют права голоса на всех выборах и не могут работать в государственных органах.

В Латвии де-факто есть две общины, которые можно назвать «латышской» и «русскоязычной». Они существуют в разных языковых, культурных и информационных пространствах. Как утверждают политики, находящиеся у власти, это цена, которую пришлось заплатить за восстановление независимости страны. Один из лидеров умеренно правой партии «Единство», депутат Сейма и его спикер во время референдума 2012 года Солвита Аболтиня говорит, что без латышского языка как единственного государственного Латвия не существовала бы вообще. «Латышский язык — это та основа, на которой создавалось наше государство в 1918 году. Конечно, на этой территории всегда жили люди разных национальностей, они сумели объединиться вокруг латышского государства. И если мы хотим сохранить свое национальное государство, то статус языка должен остаться неизменным», — сказала Аболтиня «Медузе».

Оппоненты возражают, что государственный язык не должен превалировать над правами человека. Юридический консультант парламентской фракции партии «Согласие» Елизавета Кривцова говорит, что защитить латышскую идентичность можно и без государственности, основанной на языке. «Вопрос в том, что первично. В Европе со времен Великой французской революции величайшее достижение — это демократическое устройство и признание того, что человек важнее государства. Вступая [в 2004 году] в Евросоюз, мы выполняли критерии верховенства права, а не национальной самобытности», — говорит она. По мнению Кривцовой, русскоязычное меньшинство и сейчас ограничено в своих правах.

В Латвии распространено мнение, что если человек не интегрировался за годы независимости и не выучил язык, то он, очевидно, этого и не сделает. Депутат Сейма от «Национального объединения» Эдвин Шноре считает, что русскоязычные меньшинства сами не хотят принадлежать к Латвии как государству. «У нас много говорят о том, что сначала все очень поддерживали создание независимой Латвии, а потом часть общества якобы обманули и они, мол, обиделись. Нет, на референдуме 1991 года 411 тысяч человек проголосовали против независимости Латвии. Эти люди хотели оставить все как есть — Советский Союз и гегемонию русского языка. Часть из этих людей до сих пор живет здесь», — говорит Шноре «Медузе».

Референдум прямого действия

У языкового референдума 2012 года было несколько организаторов, но в первую очередь это заслуга Владимира Линдермана. Линдерман — бывший комиссар латвийского отделения Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова (в России эта партия признана экстремистской и запрещена еще в 2007 году). В Латвии его обвиняли в хранении взрывчатки и подготовке государственного переворота, поэтому в середине 2000-х он находился в России. В 2008 году Линдермана заставили покинуть Москву. В Риге его взяли под стражу, но он выиграл суды — и наиболее тяжелые обвинения с активиста сняли. Оказавшись на свободе, Линдерман стал одним из руководителей общества «За родной язык», которое и начало сбор подписей за поправки в Конституцию — о придании русскому языку статуса второго государственного.

У Линдермана в Латвии устойчивая репутация пророссийского активиста. Правящие политики прямо называли его экстремистом и общественно опасным элементом, а латвийские спецслужбы подозревают, что деятельность Линдермана финансируется из Москвы. Сам активист в разговоре с «Медузой» это отрицает.

«Я снимал квартиру в Московском Форштадте (не самый благополучный район в центре Риги — прим. „Медузы“), возле железной дороги. По служебной необходимости в мой дом явился депутат рижской думы от „Национального объединения“. И мы с ним столкнулись на лестничной клетке. У него на лице было такое искреннее удивление, он меня спросил: „Что, у Путина денег не хватило вам нормальную квартиру купить?“ Так и не поверил, что я там живу. Решил, что это какая-то конспиративная квартира. Им легче поверить в русских шпионов, чем в существование проблемы русскоязычных в Латвии».

Линдерман вспоминает, что отчасти идея референдума о статусе русского языка пришла ему в голову как «ответка» на референдум, который пыталось провести «Национальное объединение». Оно еще в 2010 году начало собирать подписи под инициативой — перевести все бюджетные школы, где учатся представители других национальностей, полностью на государственный (латышский) язык. Сейчас, как и тогда, в Латвии действует билингвальная модель, при которой 40% предметов преподаются на русском, а 60% — на латышском. Это устраивает все правящие партии, кроме «Национального объединения», которое последовательно выступает за образование только на латышском.

Референдумы в то время организовывались в три этапа. Сначала активистам требовалось собрать 10 тысяч нотариально заверенных подписей, самостоятельно покрыв все расходы. Это удалось сделать авторам обеих инициатив. Затем, в соответствии с действовавшим тогда законом, на втором этапе подписи начинала собирать латвийская Центральная избирательная комиссия. Этот этап длился месяц, и за это время нужно было собрать около 150 тысяч подписей — 10% от всех, имеющих право голоса. Сбор проходил на избирательных участках по всей стране и осуществлялся за счет бюджетных средств. И тут сторонники «Национального объединения» проиграли — до нужного числа подписей они не дотянули. Третий этап — сам референдум — не состоялся.

Идея о государственном русском оказалась более жизнеспособной. Референдум поддержал самый популярный русский политик в стране (уже тогда мэр Риги) Нил Ушаков. Ставя подпись, Ушаков отмечал, что лично он продолжает выступать за латышский как единственный государственный язык. Референдум же, по словам мэра, — это способ указать на проблему исключения национальных меньшинств из политической жизни страны. Потом эта подпись станет поводом для других партий не вступать с «Центром согласия» Ушакова в коалицию. Солвита Аболтиня из «Единства» и сейчас говорит «Медузе»: «[Подпись за русский язык] является одной из политических ошибок, которые так просто не забываются, если забываются вообще».

Линдерман указывает, что Ушаков исходил из рациональных соображений, когда подписывался, — не хотел терять поддержку русскоязычного электората: «Ушаков чутко следил за настроениями в обществе, и он просто понял, что значительная часть избирателей его не поймет, если он не подпишется. Ведь кто бы что ни говорил, большинство голосующих за Ушакова — русские. Сделал то, что было политически выгодно и необходимо».

Сам Ушаков отказался говорить с «Медузой» о референдуме.

Словно это баррикады

За русский как второй государственный было собрано значительно больше 150 тысяч подписей, вопрос был вынесен на всенародное голосование. «В моей политической биографии в Латвии это была высшая точка, — вспоминает Линдерман, — да и все русское движение находилось на пике. Это был праздник непослушания и доказательство нашего здесь существования». Большинство латышского электората восприняло происходящее как угрозу. Все правящие партии объявили, что цель организаторов референдума — раскол общества, и призвали граждан голосовать против русского как второго государственного. Политики в то время говорили, что референдум — это наглость, и призывали идти на участки защищать латышский язык, «словно это баррикады». 

В день голосования, 18 февраля 2012 года, на многих участках приходилось выстоять очередь, чтобы проголосовать. Явка превысила 70%. Больше было только однажды в новейшей истории страны — в опросе о выходе Латвии из СССР в марте 1991-го. Тогда в голосовании участвовали 84% населения.

Против русского как второго государственного проголосовали около 75% участников референдума. Количество поддержавших русский язык примерно совпало с числом русскоязычных граждан, имеющих право голоса. Кроме того, русский язык победил в восточной части страны, в том числе во втором по величине городе Латвии — Даугавпилсе. Работавший тогда премьер-министром страны Валдис Домбровскис выступил с заявлением, где, в частности, сказал, что сбор подписей и референдум «неблагоприятно повлияли на чувство принадлежности к Латвии, раскалывая общество».

Его коллега по партии Солвита Аболтиня говорит, что наиболее опасным в референдуме было то, что демократический инструмент использовался для подрыва стабильности в стране. «И пять лет назад, и сегодня демократические методы используются, чтобы расшатать основы нашего государства. Тогда все меня спрашивали — 270 тысяч [человек] проголосовало за русский язык, это нельзя игнорировать, что вы будете менять? Но и тогда, и сейчас для меня важнее те 800 тысяч, которые выступили против изменений в Конституции, показав себя ответственными гражданами своей страны. Мне жаль, что мы не нашли способов остановить процесс (ряд депутатов Сейма пытались остановить референдум в Конституционном суде — прим. „Медузы“). Этот референдум отбросил нас куда-то обратно. В то время в парламенте мои коллеги начали демонстративно говорить по-русски, то же самое случилось и с продавцами в магазинах».

Такого больше не повторится

Референдум ощутимо изменил политические расклады в Латвии.

Владимир Линдерман попытался преобразовать движение «За родной язык» в политическую партию, которая бы конкурировала за голоса русскоязычных граждан с более умеренным «Согласием». Новая партия провалилась. На выборах в органы местного самоуправления в 2013 году партию поддержали считаные единицы. Например, в Риге «За родной язык» собрала только 0,3% голосов. Самого Линдермана в списке кандидатов не было, поскольку он «негражданин». «Участие в этих выборах было необязательным, — признает активист, — хотелось, конечно, получить более приличный результат. Но главная задача была — создать организацию, которая сможет в дальнейшем влиять на судьбу государства. Этого не получилось».

После этого неудачного опыта Линдерман перестал участвовать в политической жизни страны. Спецслужбы продолжают активно им интересоваться — сейчас Полиция безопасности Латвии расследует два уголовных дела против него.

Парламент значительно изменил закон о референдумах. Теперь, чтобы запустить всенародное голосование, организаторы референдума должны сами собрать 150 тысяч подписей граждан страны — государство с финансированием больше не помогает. Процедура стала дороже и сложнее, и пока больше ни одного референдума в Латвии с тех пор не было. Изменения в законе о референдумах критиковал омбудсмен Латвии Юрис Янсонс. По его словам, поправки ограничивают права человека. Тем не менее Конституционный суд постановил, что новая редакция закона правомерна.

«До языкового референдума вопрос русскоязычного меньшинства просто игнорировался правящими элитами, — утверждает юрист Елизавета Кривцова. — Всеобщее голосование позволило поднять эту тему на самый высокий уровень. И в результате власти начали все запрещать. Пошла реакционная волна, стало хуже, чем было, но проблему это никак не устраняет».

Парламент также изменил Конституцию, добавив туда преамбулу, где говорится о неизменных государственных ценностях, в том числе о языке. Их нельзя пересматривать даже путем всеобщего голосования. Поэтому в современной Латвии референдум 2012 года был бы признан противоречащим основному документу страны. «Преамбула нам была необходима, — говорит депутат от „Национального объединения“ Эдвин Шноре, — уже хотя бы потому, что наши основные ценности находятся под угрозой. Покажите мне хоть еще одно государство Европейского союза, где бы прошел референдум о госязыке. Ситуация совершенно ненормальная. В столице своей страны латышская нация оказалась в лингвистическом меньшинстве. Мы приняли преамбулу, чтобы сделать хоть что-нибудь с этим».

«Национальное объединение» продолжает настаивать на переводе всех школ на государственный язык. Но правительство пока ограничилось только поправками в закон об образовании о лояльности учителей. C 1 января 2017 года по закону педагога можно уволить, если доказано, что он не лоялен государству. Пока закон не применялся, он также оспаривается в Конституционном суде.

Впрочем, многие политики спокойно относятся к двуязычию в стране. Среди них один из самых популярных политических деятелей страны, мэр Вентспилса и лидер партии «Латвии и Вентспилсу» (сотрудничает с председательствующим сейчас в правительстве «Союзом зеленых и крестьян») Айвар Лембергс. «Референдум никого не разделил, а просто констатировал состояние латвийского общества [на тот момент], — говорит Лембергс в беседе с „Медузой“. — Да, наше общество разделено по этническому признаку, но это началось далеко не с референдума, а как минимум со школьной реформы (она в 2004 году увеличила количество предметов на латышском в русскоязычных школах — прим. „Медузы“). Я считаю, что политик должен говорить с избирателем на том языке, который этому избирателю понятен. Поэтому у меня никогда не было проблем с тем, чтоб говорить по-русски. А применение латышского языка сокращается как раз в государственных ведомствах, и его вытесняет не русский, а английский. Например, Всемирный банк сделал доклад по налогам в Латвии, и его никто не мог перевести в течение месяца [с английского на латышский]. Мол, нет смысла переводить. Это и есть неуважительное отношение к латышскому как государственному».