Два самых ожидаемых женских романа года Галина Юзефович — о книгах Элены Ферранте и Кристин Ханны

Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о двух самых ожидаемых женских романах 2016 года — «Гениальная подруга» Элены Ферранте и «Соловей» Кристин Ханны. 

Элена Ферранте. Гениальная подруга. М.: Синдбад, 2017. Перевод с итальянского О. Ткаченко

Тот факт, что у нас романы Элены Ферранте до сих пор не продаются в каждом супермаркете (именно так происходит уже в 35 странах мира), в очередной раз подтверждает репутацию России как глубокого литературного захолустья. Новости об этой главной европейской диве наших дней чуть ли не впервые просочились в отечественное медийное пространство совсем недавно — в связи с разразившимся вокруг нее громким скандалом. На протяжении многих лет писательнице, скрывшейся под псевдонимом, удавалось успешно сохранять свою анонимность — , несмотря на миллионные тиражи и колоссальную популярность. Однако в сентябре дотошный журналист Клаудио Гатти обнародовал результаты своего расследования: на самом деле Элена Ферранте — это переводчица Анита Райя, живущая с мужем-писателем в Риме. Литературный мир раскололся надвое: одни (во главе с Салманом Рушди) отстаивают священное право писателя скрываться в тени своих книг, другие считают, что «читатель имеет право знать». И именно сейчас, наконец, выходит по-русски первая часть «неаполитанской тетралогии» Ферранте — роман «Гениальная подруга». Причем выходит не у одного из мейджоров нашего книжного рынка (которые по идее должны были бы до крови драться за право издавать Ферранте), а в симпатичном, но маленьком «Синдбаде» — что тоже, увы, не лучшим образом характеризует нашу книжную отрасль.

Пересказывать прозу Ферранте — занятие бесперспективное: что ни делай, вcе равно получится мыльная опера с элементами социальной драмы. 50-десятые годы ХХ века, нищий район на окраине Неаполя, где женщины дерут друг другу космы прямо на улице, где человек, умеющий читать, слывет опасным интеллектуалом, а мужчины ругаются и бьют детей даже будучи трезвыми, где никто никогда не видел моря, где смерть и увечья — такая же часть повседневности, как завтрак или чашка кофе, а мечта любой девчонки — вырасти и устроиться на «чистую» работу в галантерейный магазин. Именно в этой среде, неплохо знакомой нам по фильмам итальянского неореализма, растут две девочки-героини, две лучшие подруги — кроткая, миловидная Элена, дочь швейцара в муниципалитете, и дочь сапожника Лила — тощая, злая и непревзойденная во всем, за что бы ни бралась, будь то латинская грамматика или непристойная брань, танцы или устный счет. 

Их ключевое различие состоит в том, что Элена не может обходиться без Лилы, а Лила без Элены — прекрасно может, и потому их дружбе с самого начала присуща странная, мучительная асимметрия. Отношения Лилы и Элены друг с другом и с соседями (все они — без малого четыре десятка персонажей — аккуратно, как в пьесе, перечислены в самом начале книги, и ими круг действующих лиц исчерпывается), интриги и драмы местного масштаба, влюбленности и предательства, этапы взросления, попытки вырваться за пределы своего убогого мирка и неизбежные к нему возвращения, а в конце — свадьба, не сулящая ни счастья, ни покоя, зато вполне однозначно сулящая второй том. Вот, собственно, и весь сюжет «Гениальной подруги».

Однако то, что в пересказе выглядит мелодрамой с более чем скромным эмоциональным бюджетом, в реальности оборачивается page-turnerʼом неодолимой силы и не вполне понятной природы. В точности как хмурая и невзрачная молчунья Лила, обладающая диковинной властью над людьми, Элена Ферранте ухитряется приворожить читателя, не используя для этого никаких видимых глазу трюков и ухищрений. За «Гениальную подругу» берешься не без брезгливости, чувствуя себя эдаким просвещенным колонизатором, осторожно ступающим по грязной улице папуасской деревушки. Однако уже страниц через 30 обнаруживаешь, что все эти папуасы, все эти неумытые, грубые и неграмотные Альфонсо, Рино, Энцо, Кармелы и Мелины, оказываются тебе ближе кровной родни, а их мелкие дрязги и скромные достижения вызывают жгучий, не отвлеченно-культурный, а вполне человеческий интерес. Настолько острый, что лично я, едва перевернув последнюю страницу русского перевода «Гениальной подруги», отправилась на «Амазон» и заказала все три следующих романа цикла на английском — по-итальянски я не читаю, а мысль о долгих месяцах ожидания русского перевода показалась мне невыносимой.

Орхан Памук, Фазиль Искандер, Арундати Рой — обманчиво бесхитростная мыльнооперная Элена Ферранте на самом деле глубоко литературна, и, конечно, ее роман лежит в рамках той же парадигмы культурной апроприации, что и книги этих признанных классиков. О чужом и экзотическом она рассказывает как о своем, и в результате граница между автором и читателем, между миром реальным и миром романным рушится, а изначально чуждое внезапно оказывается близким, понятным и родным. Однако для того, чтобы прочитать эти культурные коды, чтобы различить скрытую внутри «Гениальной подруги» виртуозную машинерию, вам потребуется время и эмоциональное усилие — ведь для этого необходимо внутренне отлепиться от текста Ферранте и хотя бы на время покинуть душой грязное неаполитанское предместье. А это легче сказать, чем сделать.

Кристин Ханна. Соловей. М.: Фантом Пресс, 2016. Перевод с английского М. Александровой

В отличие от подчеркнуто локальной, ограниченной во времени и пространстве «Гениальной подруги» Элены Ферранте «Соловей» Кристин Ханны (едва ли не главный американский и мировой бестселлер прошлого года) в пересказе тянет на полномасштабную эпопею. Вторая мировая война, раскидистая семейная драма, ужасы Холокоста, героизм Сопротивления, опыт исцеления травмы, как коллективной, так и индивидуальной — начавшись в живописной французской деревушке на берегах Луары погожим августовским днем 1939 года, роман неспешно и вальяжно катится к своей драматичной развязке, которой суждено разыграться пятьюдесятью годами позже, на побережье ветреного Орегона.

«Соловей» — Россиньоль — это фамилия двух главных героинь, двух сестер Вианны и Изабель. Рано оставшиеся без матери и фактически брошенные отцом, девочки растут удивительно несхожими: неуверенная в себе, робкая и хрупкая старшая Вианна привыкла во всем полагаться на мужа и следовать установленным правилам. Совсем другое дело юная, энергичная и подвижная, словно ртуть, Изабель: она действует, не успев подумать, и говорит то, что у нее на сердце даже тогда, когда это грозит смертью ей самой и ее близким. Запертые во французской глубинке во время немецкой оккупации сестры, никогда не питавшие друг к другу особой любви, оказываются перед нелегким выбором: рисковать собой, чтобы спасти других, или отсиживаться в относительной безопасности и видеть, как окружающие жертвуют собой ради свободы и высоких идеалов.

Нечестно будет не предупредить читателя, что абсолютно все гипотезы относительно дальнейшего развития сюжета, возникшие у него в этой точке, сбудутся с максимальной точностью и полнотой. Конечно же, обе сестры сделают правильный выбор и, немножко покуролесив поначалу, каждая на свой лад бескомпромиссно встанет на сторону добра — Изабель уйдет в Сопротивление, Вианна займется спасением еврейских детей. Первый же парень, встреченный Изабель во время бегства из оккупированного Парижа, не только накормит девушку жареной крольчатиной (это при тотальной нехватке продовольствия и посреди огромных толп беженцев!), не только не изнасилует и не ограбит ее, но и окажется ее любовью на всю жизнь. Любимый муж Вианны, претерпев множество мучений, благополучно вернется из лагеря для военнопленных к жене и дочке. Даже холодный, бессердечный отец девушек под конец жизни раскается, попросит у дочерей прощения и вообще окажется героем. Немецкие офицеры хорошие и человечные (если, конечно, не служат в гестапо или СС — те-то, понятное дело, конченые изверги) и творят зло без всякого удовольствия; коллаборационистов можно понять, но трудно простить, а любовь французов к сливочному маслу и вину может сравниться только с их любовью к родине и романам Виктора Гюго. Персонажи Ханны если уж радуются, то «всем сердцем», а если умирают, то, разумеется, с ясной улыбкой на губах и в объятиях любимого человека.

Впрочем, несмотря на тотальную предсказуемость как на уровне сюжетных ходов, так и на уровне деталей, назвать «Соловья» плохой книгой было бы известным упрощением. Пожалуй, правильно будет говорить о романе Кристин Ханны как о крепком массовом продукте, рассчитанном, с одной стороны, на просвещение (французы тоже воевали — ну надо же!), а с другой — на сильный эмоциональный отклик: неслучайно же каждый второй отзыв на роман на сайте GoodReads начинается с отчета о количестве израсходованных в процессе чтения носовых платков. Словом, если год назад вы проливали слезу над бестселлером Энтони Дорра «Весь невидимый нам свет», а несколькими годами раньше — над «Мальчиком в полосатой пижаме» Джона Бойна, то «Соловей» Кристин Ханны написан для вас. И да, носовые платки вам точно понадобятся.