«Зашла немецкая семья, просили хлеба» 70 лет назад Кенигсберг стал Калининградом: воспоминания переселенцев

В апреле 2016-го исполнилось 70 лет Калининградской области. Советские войска заняли Кенигсберг в 1945-м, и по решению Потсдамской конференции летом того же года эта территория — северная часть Восточной Пруссии — отошла СССР. В 1946 году Верховный Совет СССР переименовал область из Кенигсбергской в Калининградскую, а Сталин сформулировал тезис о том, что здесь — «исконно славянская земля». После этого началось массовое переселение в область советских граждан из других регионов страны. Несколько лет они жили вместе с немцами; в 1947–1949 годах больше ста тысяч немцев были депортированы. Исследователи под руководством историка Юрия Костяшова записали воспоминания первых переселенцев в Калининградскую область еще в 1990-х, а сейчас драматург Нана Гринштейн работает над документальной пьесой по этим материалам. С разрешения авторов «Медуза» публикует выдержки из интервью, посвященные тому, как восстанавливалась область после войны, каковы были отношения между немцами и приезжими, и чем Калининградская область отличалась от других мест СССР. 

Снимки из архива фотографа Александра Любина сделаны его дедом Семеном Анисковым — переселенцем, агрономом и фотографом-любителем в Калининграде и в области в конце 1940-х годов. Уже после смерти деда Любин случайно нашел пленки на чердаке своего дома.

Аркадий Татаринов 

родился в 1919 году, в Калининградской области с 1949 года

Всю войну я служил в войсках ПВО. Был командиром взвода, командиром батареи. Во время войны я впервые услышал слово «Кенигсберг». Это было в 1942 году в Лихославле Калининской области. Во время бомбежки фашисты сбросили комбинированную бомбу — зажигательную и осветительную, которую сбили наши солдаты. На парашюте этой бомбы было написано — «Кенигсберг». В моем понимании тогда это было самое логово врага, откуда произошло нападение на нашу страну.

Владимир Шмелев

родился в 1937 году, в Калининградской области с 1947 года

Мой брат Василий воевал в Восточной Пруссии. После войны он приехал домой, пожил немного, осмотрелся, да и опять уехал. Завербовался. Письма нам писал, что жизнь здесь хорошая. Мы, мол, рыбы едим до отвала, селедочные головы даже не едим — выбрасываем за окно. А мы же в России рыбы-то и не видели. Ну, если нам привезут хамсу, такая мелочь, так ее из-под полы продавали своим. Писал: приезжайте к нам, живем нормально, у нас тут лещи, судаки. А мы даже не знали, что это за рыба такая. У нас речушка небольшая была, так там огольцов наловишь, вот и вся рыба. Мать пошла к уполномоченному и завербовалась.

Нам говорили: «Куда вы едете — на неметчину?» А нам что? Мы пацаны, нам интересно: «В Кенигсберг едем! В Кенигсберг!»

Нина Вивилова 

родилась в 1912 году, в Калининградской области с 1946 года

Вообще-то мы харьковские. Но по-русски все мы (нас четыре сестры) говорили с малых лет. <…> Выехали из Пензы. Сопровождал нас вербовщик. Помню, фамилия его была Семейкин. На покалеченную ногу припадал здорово. Хороший мужик был. Хлопотал о пайках. Помню, что он приносил хлеб и какую-то крупу. Караулил, чтоб не сбежали, боялся. Даст паровоз гудок к отправлению, а Семейкин наш бежит вдоль вагонов, стучит и кричит: «У вас все на месте? Посчитайтесь, может, кого нет?»

Ехали мы в товарных вагонах, с двух сторон — нары в два этажа, посредине — печка. Стояли котелки какие-то, кастрюли. Варили крупу, которую нам Семейкин приносил. На стоянках бегали на базар, покупали там соленые огурцы, капусту, вареную картошку, еще теплую. В смысле удобств для детей стояли ведра, а для взрослых не было ничего. Эшелон часто останавливался, так мы все успевали. Загонят в тупик, мы и помыться успевали.

Ехали трудно. Вагоны были битком набиты. Духота, теснота. Проветривали без конца, сквозняк был сильный. Но мы не ругались, друг дружке помогали. Помню, одна женщина заболела, так мы за детьми ее ухаживали. Самых маленьких детей я не видела, ехали те, кому было лет пять и старше.

Анатолий Плюшков

родился в 1922 году, в Калининградской области с 1947 года

Все мы, партийные работники из Ленинграда, ехали в одном поезде. Большинство партийцев, направленных в область, были холостыми, в том числе и я. <…> Настроение у всех было приподнятое. В памяти у меня остались две фразы, сказанные моими попутчиками, которые наиболее наглядно показывают ход наших мыслей. Одна девушка, не помню ее имени, также посланная в Калининградскую область по партийным делам, сказала: «Меня не оставляет ощущение, что мы едем в прошлое». Действительно, большинство из нас, переживших войну, чувствовали себя носителями передовой советской культуры и образа жизни. Европа представлялась нам отсталым и враждебным регионом капитализма. Перспектива привнести советскую культуру в Восточную Пруссию была очень привлекательной. Вместе с тем мы почти ничего не знали о месте нашей будущей работы. Ехавший с нами молодой офицер отметил: «Русский солдат, прибыв в Европу, не заметил, что он не дома». Новоприобретенную калининградскую землю мы рассматривали не как нечто чужое, а как территорию, которую необходимо было освоить. Мы были полны оптимизма, и никакая задача не казалась неразрешимой.

Александр Мелнгалв

родился в 1930 году, в Калининградской области с 1947 года

Мы приехали в Кенигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков. Там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам удалось «захватить» скамейку. Люди в бараке постоянно двигались. Мы просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов. Они падали прямо с потолка! До сих пор помню, как они кусались. 

<…>

Через какое-то время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. <…> Смотрю с моста в сторону Калининграда: ни дымочка, ни машины, ни человека, одни развалины! Такая пустота! И так тоскливо стало на душе.

Я вернулся и говорю маме: «Давай, пока не поздно, обратно», мать говорит: «Мы же получили деньги, нас вызвали», — успокоила меня кое-как. А город был страшный: серый, горелый, разбитый.

На воскресниках очищали участки от завалов. Такие воскресники проводились примерно раз в месяц. Мы даже сочинили наш курсовой гимн:

«По городу пустим мы первый трамвай,

Руины в дворцы превратим мы,

Да здравствует Калининградский край

И Сталин родной и любимый!»

Кстати, нам не разрешили публично петь этот гимн, пока мы не вставили строчку про Сталина.

Валентина Корабельникова

родилась в 1935 году, в Калининградской области с 1946 года

Сам переезд я помню очень смутно, ничего особенного не произошло, а вот на вокзале мне запомнился случай. Торжественной нашу встречу никак не назовешь: меня оставили сидеть на единственном чемодане (тогда все везли один-два чемодана, в основном самое необходимое), подошел человек: «Девочка, ты сидишь на моем чемодане. Встань, я заберу его», — я встала, он взял чемодан и ушел. Вот так вся семья лишилась всех вещей.

…Я увидела немцев, живых немцев… Понимаете, была война, нам говорили, что немцы очень плохие, вообще они «нелюди». <…> Это был шок — они оказались обычными людьми, такими же, как мы.

Манефа Шевченко

родилась в 1917 году, в Калининградской области с 1945 года

Когда я прилетела, меня Саша встретил на машине. Мы так долго ехали, что я спросила: «Господи, когда же мы в город-то приедем?» — тогда он повернулся и сказал: «Мы уже десять минут по городу едем». Батюшки мои! Города не было! Одни развалины. Только кое-где вились дымки, это были немцы. Они жили в этих развалинах. «Как тут можно жить?» — подумала я.

<…> По утрам к домам приходили немецкие ребятишки, приносили дрова, продавали их, обменивали на продукты. А я же как-никак учитель, мне интересно было с ними пообщаться. Я стала расспрашивать их о жизни. Конечно, общались мы с трудом. Я немного по-немецки, а они — по-русски. Но понимали друг друга. Вот что они мне рассказали. Они воспитывались во вражде к Советскому Союзу. На всех картах учебников наша страна была маленькой и окрашена в черный цвет. Ребятам говорили, что живут там очень плохие люди и что они хотят напасть на Германию. Но пока они не напали, лучше немцам напасть. Меня это очень возмутило, и я стала рассказывать правду о Советском Союзе. Немецкие ребятишки сказали, что они уже знают, что русские — хорошие.

<…> Меня вызвал гороно (городской отдел народного образования. — Прим. «Медузы») и предложил принять школу № 17… я пришла, а от школы одни развалины. Я пошла опять в гороно, говорю, что же вы мне предлагаете брать школу, а здания нет? Тогда мне предложили выбрать любое здание, которое больше подходит под школу. Я пошла, выбрала. Там жили немцы. Я им сказала, что здесь будет школа, а им предоставляют хорошее общежитие, что там будет лучше. В общем, пришли к немцам из домоуправления и сказали выселиться в течение 24 часов.

<…> Когда в 1947 году я пошла работать в школу, мне до нее было очень плохо добираться, ведь трамвайные пути не работали. Тогда мне и мужу дали ордер на любой дом в районе школы. Мы с Сашей очень долго выбирали, и нам наконец пришелся по вкусу домик. Там жили четыре немца. Представители домоуправления предложили им выселиться в течение 24 часов. Причем, заметьте, брать с собой вещи им не разрешили. Вернее, разрешили брать узелок весом не более двух килограмм. И только в некоторых случаях, если, допустим, многодетная семья, разрешали брать груз до семи килограмм.

Эмма Климова

родилась в 1934 году, в Калининградской области с 1946 года

Трудно передать словами, насколько нас поразила ванна. Мы понятия не имели, что это такое. Мама решила, что раз она стоит на кухне, значит, служит для хозяйственных целей. Поэтому мы клали в нее свои вещи, в том числе и кухонный инвентарь. <…> Вспоминаю, как мы удивились, впервые в жизни увидев раковину. Никто даже понятия не имел, что это такое и для чего нужно. Она поразила нас даже больше, чем ванна. Раковина была очень интересной формы: шла полукругом и примыкала к стене. Отец был самодуром, поэтому даже знать не хотел, как ею пользоваться. Долгое время мы выносили воду из дома, как и помои. Раковина же служила нам для других целей, мы сидели на ней. Позже мы, конечно, поняли ее предназначение, но по-прежнему не пользовались.

Зоя Годяева

родилась в 1924 году, в Калининградской области с 1946 года

Нравилось то, что на новом месте можно было одеться. Трофеи всякие были. Из немецких матрасов мы шили себе платья. Пальто перешивали из трофейных немецких. В этой одежде и на танцы ходили, весело было нам.

<…> Здесь вода была жесткой и невкусной по сравнению со смоленской. Очень трудно было помыть голову. Как-то раз мы обнаружили на складе бочки с веществом, похожим на соду. С мылом тогда было плохо, и мы решили использовать находку. Скоро из головы стали волосы вылазить. Немки, когда узнали, что мы используем это вещество для мытья головы, пришли в ужас и сказали нам, что этого делать нельзя: это каустическая сода. А до войны мы с таким веществом у себя не сталкивались.

Людмила Богатырева

родилась в 1931 году, в Калининградской области с 1946 года

Как только приехали, мы, как и многие, посадили огород. Земля давалась по заявкам, бери сколько обработать сможешь. В 1946 году давали хлеб. Не помню точно, сколько килограмм каждому, но довольно прилично. Через месяц или два у многих он уже кончился — варили из него самогон, играли свадьбы, гуляли. Думали, что постоянно будут так давать хлеб. Когда хлеб и самогон кончились, начались разводы. В колхозе им. Калинина, где за скотиной ухаживали солдаты — там располагалась часть, — в том же 1946 году не заготовили сено на зиму. Может, думали, что и сено привезут. Не привезли. К Новому году лошади и коровы начали дохнуть от голода.

Агния Бусель

родилась в 1928 году, в Калининградской области с 1946 года

В первый год пребывания на новой земле картошка у нас не уродилась. Хотя у немцев это была плодородная земля. Сами виноваты. Запустили плуги глубиной на 25 сантиметров и тем самым нарушили структуру земли. У немцев большой слой перегноя был у самой поверхности. Испортя землю, мы добились того, что на отдельных участках даже трава не росла. Кроме того, мы же уничтожили всю дренажную систему. Помню, как ходили по полю и выбирали трубочки, а потом бросали в колодцы. А колодцы, куда стекали все ручейки, — засыпали.

Екатерина Моргунова

родилась в 1926 году, в Калининградской области с 1946 года

Нам говорили: «Под ноги смотрите, чтобы не взорваться», — очень много снарядов было. Мужики наши научились разминировать, а гильзы сдавали в пункт за деньги. Как гулять идешь — все время под ноги смотришь. В лес даже боялись ходить: часто взрывались. Детей много взрывалось, калек сколько. Из-за этого многие уехали. И дома были заминированы. К примеру, увидит кто — на стене часы висят, станет их заводить или разбирать, а они взрываются. Как косить надо, сначала граблями по траве пройдешь, чтобы не было никакого снаряда, проверишь, а потом снова косишь. А бывало, косят и взрываются.

Много самолетов находили разбитых наших, а там летчики, трупы. И солдат находили. Вот в туалет пойдешь, а там солдат. Вытащишь его, похоронишь. Документы, если есть, сдашь потом. Мы доярками были, ходили коров доить, два километра от поселка. Там дом стоит большой. Пошли туда первый раз на чердак. Хлопец там лежит убитый. Наш солдат. И документы, как были разложены, так и лежат. Это еще с войны лежали, никто их не убирал. Они уже разложившиеся были.

Алевтина Целовальникова

родилась в 1929 году, в Калининградской области с 1947 года

Великолепен был зоопарк. Он практически не пострадал от военных действий. Весь утопал в цветах. Сплошные розы. Густые деревья, повсюду росли плакучие ивы. Мы очень любили там гулять. Животных было мало. Помню, как усиленно спасали бегемота, который остался еще с довоенных времен. Говорили, что по личному распоряжению Сталина за ним был обеспечен большой уход. Бегемот был очень старый. Я видела возле его клетки кучу использованного пенициллина. Это было импортное дорогостоящее лекарство, его не хватало для солдат. А бегемоту кололи в больших количествах. Очень долгое время бегемот был жив.

Из памятников запомнился, пожалуй, только один — Шиллеру. Тогда он стоял с простреленным горлом, снаряд попал. Тогда шутили: в Калининграде если кто не пьет, так это Шиллер — у него все из горла выливается.

Антонина Николаева 

родилась в 1922 году, в Калининградской области с 1946 года

Мой муж работал начальником стройконторы, был техником-строителем по специальности. Он взялся за восстановление домов на хуторе, но не смог закончить начатую работу. В подвале одного дома он с другом нашел вино, которое было отравлено немцами. Муж умер. Я осталась одна с маленьким ребенком. Потеря ужаснейшая. Сразу же была мысль: вернуться на родину. Но меня стали отговаривать. Начальство: уедешь — всю скотину заберем, останешься ни с чем. Друзья: куда ты теперь поедешь, везде разруха. Пришлось смириться.

Немцы — жители нашей деревни — пухли с голоду. Однажды пошли в соседний хутор. В одном из домов обнаружили умирающую немку — мать с дочерью. Маленькая девочка жестами объяснила, что ее мать умирает. Потом она принесла фотографии и показывала, объясняя жестами, кто изображен на фотографиях, а после этого показала могилу своей сестренки в саду. Мы накормили девочку и взяли с собой. Мать ее схоронили.

Софья Блоха 

родилась в 1912 году, в Калининградской области с 1946 года

Немцы были недовольны своим положением (как и любой другой на их месте) и по-разному проявляли свои настроения. Иногда эти настроения выливались в ужасные формы протеста — самосожжения, повешения…

<…> Немцы часто заучивали русские выражения, не понимая их смысла. Это приводило к забавным случаям, когда на приветствие «Гутен морген» немец отвечал: «Здравствуйте, я ваша тетя», с сильным акцентом.

Екатерина Панова 

родилась в 1926 году, в Калининградской области с 1947 года

Каждый день с немецким мальчиком мы ездили за молоком в нынешний поселок Космодемьянский. Мальчика звали Гюде. Когда он мне представлялся, я из-за своей необразованности не поняла его имени и всю дорогу называла его Юде. Он очень обижался, отворачивался, а я, пытаясь объяснить ему что-то в очередной раз, повторяла — Юде, Юде. Потом он объяснил мне, что называть немца Юде (Jude по-немецки «еврей») оскорбительно.

<…> Очень часто нам подкидывали детей. Один раз мы нашли ребенка в пеленках с бумажкой, на которой было написано его имя. Ребенок даже не плакал и вскоре умер. Находили детей в кустах рядом с Домом ребенка, искали их по развалинам. Был случай, когда мы взяли ребенка, подкинутого в кусты, его звали Веня. Спустя некоторое время к нам пришла работать репатриированная из лагеря русская женщина. Она работала нянечкой — и как только приближалась к этому ребенку, он начинал плакать. Никто не мог понять, в чем дело, но позже мы выяснили, что это его мать.

Вера Амитонова

родилась в 1931 году, в Калининградской области с 1946 года

Однажды шел с папой врач-еврей, который хорошо говорил по-немецки. Сидит на скамейке старушка, рядом с ней мальчик лет десяти. Она и говорит мальчику: «Вот запомни, это один из них убил твоего отца». Тогда врач говорит ей: «Я еврей из Киева. Нас было пятнадцать родственников, остался я один».

Клара Степачева (Котова)

родилась в 1936 году, в Калининградской области с 1947 года

Как-то мы с подругой пошли смотреть похороны немца. Мы были поражены увиденным, все не так, как у нас. Около дома умершего были разбросаны еловые ветки. Труп старика лежал на полу на кухне на еловых ветках. Потом его положили в гроб. И нас удивило то, что все было тихо, никто громко не плакал, не причитал, но траур и напряжение чувствовались. Затем его молча понесли на кладбище, а когда начали закапывать, все родственники около ямы опустились на колени — и знакомые поодаль тоже на коленях, очевидно, читали молитву, но все было тихо и напряженно. Оттого нам стало страшно и жалко умершего, и мы заплакали. На нас все посмотрели с удивлением.

Маргарита Алексеева

родилась в 1941 году, в Калининградской области с 1947 года

Мама возглавляла конструкторское бюро, и у нее там немцы работали, пленные. Добродушные, хорошие, кроме одного. Он был из СС. Средних лет. Злой. Сослали его потом в Сибирь. Его сами пленные боялись. А эсэсовец никогда по-русски не говорил, хотя знал язык. Мама однажды спрашивает его: «Если бы мы здесь с вами были свободны, что бы вы сделали?» Он ответил: «Повесил бы вас на первом дереве».

Любовь Медетскис

родилась в 1931 году, в Калининградской области с 1946 года

Однажды к нам зашла немецкая семья, просили хлеба. А брат схватил кочергу и с криком «За родину! За Сталина! Бей фашистов!» бросился на них. Когда мать его пристыдила, он сказал: «Эти гады у меня отца убили, а я им должен хлеб давать?!»

Татьяна Иванова

родилась в 1924 году, в Калининградской области с 1945 года

Немцы работали в полеводстве, на животноводческих фермах, в механических мастерских — везде, где бы их ни поставили, и работали хорошо. Отношения их с нашими переселенцами были хорошие. Но я на них не могла спокойно смотреть: перед глазами вставало лицо расстрелянной гитлеровцами матери.

Мария Малкова (Крюкова)

родилась в 1941 году, в Калининградской области с 1946 года

У людей в то время было отвращение ко всему немецкому. Наша семья, к примеру, ела из простой алюминиевой посуды, а красивый немецкий фарфор собирали дети и расстреливали из рогаток. Также сколачивали мебель, а оставленная немцами мебель шла на растопку. Сейчас это кажется забавным. Помню такой случай: моя мама иногда давала хлеб одной немке (она имела двух детей). Та ей подарила сервиз и пуховую перину. Сервиз мать выкинула сразу, а перину все же пожалела. Просто убрала на чердак. Так перина и осталась. Пользовались только своими вещами.

Юрий Трегуб

родился в 1929 году, в Калининградской области с 1947 года

Иногда мы ходили в «немецкий клуб», находившийся за нынешним кожно-венерическим диспансером. Там собиралась немецкая молодежь, девушки, парни. Они принимали нас неплохо, дружелюбно. Не припомню, чтобы там случались драки. И мы к немецкой молодежи относились хорошо. Танцевали с немками-девушками под аккордеон, на котором играл немецкий парень. И девушка-немка пела немецкие песни. Это были фокстроты и танго. Еще немцы танцевали свои народные танцы, но они нам не нравились, мы требовали знакомую музыку — фокстрот, танго, линду. Приглашали немецких девушек. Они не отказывались танцевать с нашими ребятами. Немецкие парни к этому относились спокойно. Из немцев было больше девчат, чем парней.

Немецкие девушки были очень привлекательны, симпатичны. <…> Была какая-то разница: прически отличались, поведение, манеры. Немки были более интеллигентны внешне… Правда, если наши девушки ходили в туфельках, то немки — в деревянных башмачках, которые надевались на толстые шерстяные носки. Эти башмачки назывались сабо. У немецких девушек были длинные, до плеч волосы, немного завитые на концах. На голове они завязывали шарф с узлом впереди. Некоторые носили просто прямые волосы. А у наших девушек больше были косы, одна или две. Некоторые носили стрижку.

<…> На танцах немецкие парни были одеты сугубо по-немецки: на них были черные куртки и кепки с длинным козырьком, матерчатые, черного цвета. Немецкие ребята в этой одежде выглядели очень привлекательно. <…> У русских более грубые черты лица. Более грубое поведение. У немецких ребят лица более симпатичные, утонченные, чистые, ясные глаза. Тогда по глазам можно было определить, кто перед тобой стоит — русский или немец. Это какое-то интуитивное чувство, его так сразу и не объяснишь.

<…> Как-то я попросил прикурить у пожилого немца. Прикурив, я сказал ему: «Данке шен». А он мне ответил как-то грубо, в его взгляде и словах была грубость. Я ушел, ничего ему не ответив, хотя в его словах была грубая насмешка — это я понял, хоть и плохо знал немецкий язык.

<…> Были такие случаи. На остановках трамваев, на базарах отдельные русские ругали немцев, замахивались на них, фашистами обзывали. Были случаи, когда немцев били при всех. И никто не вступался за них. Страшно было вступиться, потому что тебе же скажут: «И ты туда же, фашист! И ты их защищаешь!» Вот такое мнение было: немец — фашист, и все. Любой немец был фашистом, и маленький, и большой.

Мария Слободяник

родилась в 1928 году, в Калининградской области с 1946 года

Во дворе здания, где я работала, был ухоженный цветник. Причем было видно, они посажены не только что, а давно растут, многолетники. И когда мы, русские, сюда приехали, одна немка продолжала за ними ухаживать. Иногда поглядишь в окно, а она около клумбы сидит, пропалывает и всякое такое. Знаю точно, что эту немку никто не просил это делать, не заставлял, не входило это в ее обязанности. Она была уборщицей. Ей нравилось, чтобы эстетично вокруг было, привычка к красоте была, наверное. Да и сама Эрика, так ее звали, хоть и полы мыла, но всегда приходила в белом накрахмаленном фартучке, скромненькая, чистенькая, симпатичная. Я посмотрела на нее сразу, как начала работать в 1946 году, и подумала: «Вот настоящая немка, не то что мы, русские женщины».

Галина Косенко-Головина

родилась в 1917 году, в Калининградской области с 1945 года

В Калининграде в то время существовало массовое увлечение кладоискательством. Даже планы домов доставали и изучали: где кухня, где что. И развалины копали. Копали все что попадется. И тут же продавали на базаре. И у нас копали во дворе. Нашли бочку со сметаной, ложки… Некоторые даже нигде не работали. Были специальные приспособления для поиска кладов.

<…> Идешь по городу — и буквально на улице, где-нибудь на уголке разложутся, продают: вилки, сервизы, хрусталь. Я каждый день ходила на базар, то тарелочку куплю, то еще что-то.

Мария Макеенко 

родилась в 1929 году, в Калининградской области с 1945 года

Я научилась немного говорить по-немецки. Стоим с одной немкой около железнодорожного полотна, и идут эшелоны на восток. Она думала, что я по-немецки не понимаю, и высказалась со злостью: «Все говно немецкое везут в Москву». А я ей тут неожиданно ответила: «А когда ваши все вывозили, ты не замечала?» Она смутилась и покраснела. <…> Что поражало — парень с девушкой обнимаются, лягут, целуются у всех на глазах. Я думала, нас, значит, настолько не уважают, а оказывается, у них вообще так заведено.

Ирина Поборцева

родилась в 1902 году, в Калининградской области с 1946 года

А какие кладбища у немцев были! Памятники — произведения искусства. И все это ломалось, куда-то вывозилось, могилки раскапывались, грабились. Вот мне запомнился один случай такой. Приехали мы в Кенигсберг, по привычке-то назвала… Ходили, город смотрели и забрели на кладбище, так там меня памятник один поразил. Ну просто чудо из чудес. Весь был сделан из серого гранита; идет священник (действительно идет, как живой). Ряса развевается по ветру. На груди висит огромный крест. Видно каждое деление цепочки, каждую складку на одежде, каждый волосок на голове. А самое главное чудо — это его пояс: простая веревка, но так выразительно сделана, что все узелочки, переплетения видны; вот если бы не дотронулась рукой, никогда бы не поверила, что это сделано из камня. На поясе висела связка ключей. Причем ни один ключик не был похож на другой.

Анна Копылова

родилась в 1925 году, в Калининградской области с 1950 года

Нам говорили, что на местах этих кладбищ будут парки. Мы, молодежь, по выходным дням на этих кладбищах подходили к могилам по несколько человек, если она была небольшая, то просто брали надгробья и плиты, клали в грузовики. Если могила была большая, то сворачивали надгробья и плиты с помощью ломов. Куда все это потом девалось — нас не интересовало. В нас оставалась ненависть к немцам, да и воспитание было такое: «Раз надо — значит, надо», ведь немцы наших убивали. Мы были такие патриоты, что хотели, чтобы ничего немецкого тут не оставалось, хотели построить новый советский город.

Тамара Звягина

родилась в 1930 году, в Калининградской области с 1946 года

В Доме офицеров были высокие красивые колонны, а между ними стояли бронзовые бюсты немецких композиторов. Подвыпившие офицеры на них пробовали силу. На спор нужно было взять бюст, донести его до реки и сбросить. Так они все бюсты в реку и покидали. А там были Моцарт, Бах, Шуберт, их там, наверное, бюстов десять было. Между каждой колонной стояли.

Эльбрус Беляев

родился в 1926 году, в Калининградской области с 1947 года

Когда я сюда приехал, то видел профессора ботаники Кенигсбергского университета, который ходил по Ботаническому саду, вытирал слезы, прощался. Он сказал: «Всю жизнь отдал этому саду. Это один из лучших садов в мире». Это действительно было так. Сад был очень ухоженным, красивым. Там были уникальные деревья со всего мира. Наши не оценили этого сокровища. <…> Хозяина не было — и должного ухода тоже. И в итоге все культурные и природные ценности стали погибать.

Александр Кузнецов

родился в 1925 году, в Калининградской области с 1946 года

Я принимал участие в выселении. Мы следили, чтобы никто не оставался, чтобы вещи не забыли. Жили они грязно. В домах были буржуйки, топили они почти по-черному. Я вышел из одного дома, гляжу: одна половина брюк у меня синяя, а другая — черная. Стряхнул, а это блохи. <…> У нас работал сторожем старик-немец, его звали Бауэром — не знаю, была ли это его фамилия или просто так прозвали. Он жил со своей старухой. Если бы не я, он бы умер. Я ему то картошки дам, то муки немного. Он и его старушка выжили.

Когда уезжали, приходит он ко мне и говорит: «Что тебе подарить?» «Ничего», — отвечаю. Он все-таки принес мне скамейку для ног, фанерный ящик вроде чемодана и бинокль. Принес все самое ценное, что у него осталось. Бинокль я не взял, сказав ему, что его можно будет еще продать. А чемодан еще лежит у меня в сарае, сохранил я как память и скамейку. <…> Уезжали они, по-моему, с охотой. Но вообще это их надо об этом спрашивать. Старичок Бауэр уезжать не хотел, плакал. И другие плакали. Но случаев сопротивления не было. Одного только оставили, он работал в гараже слесарем по машинам. Его отправили месяца через три. <…> Надписи немецкие были, их закрашивали, но часто не получалось — надписи на домах проступали вновь. Тогда приходилось срубать.

Александра Кондаурова

родилась в 1923 году, в Калининградской области с 1947 года

Немцы жили где попало… Я хорошо помню, как их выселяли. <…> Мы тогда собрались смотреть, как их вывозят на эшелонах, очень хорошо помню, как они тогда нам грозили, показывали кулак, грозились, что вернутся! Сколько злости было! А вот когда жили вместе, отношения были нормальные.

Зинаида Сидорова

родилась в 1938 году, в Калининградской области с 1948 года

Мы не любили немцев и открыто между собой об этом говорили. Вот помню случай, который отложился в детской памяти. После того как немцы уехали, нам пришлось содержать их кошек и собак. И они казались нам необычными, не такими, как наши животные. У нас в доме остались немецкие кот и собака. Собака сразу сошла с ума, а кот, серый такой и большой, жил некоторое время у нас. Вот однажды пришли мы со школы и сели за стол. А миска стояла посередине стола, далеко было тянуться. Мама нечаянно капнула на него (кота) горячим супом. Реакция была необыкновенной. Он спокойно отошел в сторону, залез на камин и просидел там около часа. А потом, когда мама стала убирать со стола, он словно взбесился. Прыгнул, пролетел у мамы над головой и вцепился когтями в деревянный стул. Замер и умер. Так мама с отцом говорили про него, что, мол, фашист натуральный.

<…> Мужик один пас овец на лугу. Закурил, сидит и смотрит, как гуси улетают. Видит, а на верхушке дерева висит чемодан. Сняли. Оказалось — немецкая посуда.

Александр Игнатьев

родился в 1923 году, в Калининградской области с 1949 года

У меня вон и сейчас грабли немецкие и культиватор. Очень удобные, а главное — надежные. У них для ручного труда все приспособлено. И крепость, и качество, особенно качество. И в руках держать удобно. С нашими не сравнишь. Они молодцы. А то, что войной пошли, так мало ли что бывает. Это же фашисты, Гитлер. А сколько хороших людей было. Я воевал, знаю. Сколько снарядов неразорвавшихся было. Это ж, значит, Гитлеру кто-то вредил на заводах. Я немецкую аккуратность знаю.

Анатолий Ярцев

родился в 1936 году, в Калининградской области с 1949 года

Сюда ехали: разведенные, скрывавшиеся от алиментов, скрывавшиеся от советской власти. Темные, забитые, голодные из Кировской области. Мордва, чуваши обособились… Из-за горя или несчастья, у нас вот дом сгорел. Ну вообще надо сказать, в области нашей собиралась вся голытьба… И те, у которых безвыходное положение.

Мария Тетеревлева

родилась в 1910 году, в Калининградской области с 1948 года

Мы жили с мыслью, что все немецкое — враждебное, а средства массовой информации вдохновляли создавать здесь все «советское». Я не думаю, что квартиры с широким коридором и чашки другой формы могут как-то повлиять на культуру. Сейчас мне вспоминается курьезный случай, который рассказывал мне муж. Его пригласил знакомый офицер на вечеринку. Была какая-то годовщина Победы — и в красном уголке устраивался концерт художественной самодеятельности с последующим просмотром фильма. Собирались с женами. Несколько женщин явились в трофейных пеньюарах. Цветное кружевное белье было по незнанию принято за выходной наряд.

Но самое печальное в этой истории то, что рассказывала мне моя знакомая Зинаида Максимовна, которая жила в ГДР, Румынии и Болгарии с мужем сразу после войны. Он служил там. Она тоже однажды в ночной сорочке пошла в театр. И как сама говорит, долго потом не могла понять, зачем столько кружев тратили на ночные сорочки.

<…> В подвале на стенах остались какие-то надписи, муж пытался разбирать, но понял только несколько слов. Под текстом были имена и напротив них даты смерти. Все такое разное у разных народов, но форма этой страшной фразы одна на всех языках: имя, черточка, дата.