«Как читатель я устал плакать вместе с Улицкой» Редакция современной прозы «Рипол классик» — о поиске новых авторов

Летом 2015 года издательство «Эксмо» покинули директор по брендингу и рекламе Владимир Чичирин и ведущий редактор Юлия Качалкина. В рамках издательства «РИПОЛ классик» они открыли редакцию современной прозы. Там они приступили к рискованным с точки зрения остального книжного рынка экспериментам: новые, мало кому известные русскоязычные авторы, крошечные тиражи, стратегия быстрого реагирования на читательский спрос. По просьбе «Медузы» литературный критик Галина Юзефович поговорила с Чичириным и Качалкиной о нынешнем состоянии книжного рынка и современной русской прозе. 

«РИПОЛ классик» основано в 1996 году, входит в пятерку ведущих издательств страны, специализируется на художественной взрослой и детской литературе, а также на прикладной и эзотерической литературе.

— Принято считать, что в книгоиздании кризис, тиражи падают, а то, что печатают, все равно никто не читает. А дальше вроде бы перспектива еще мрачнее — до полного коллапса книжного рынка включительно… Что нас ждет?

Владимир Чичирин: Книги — это часть индустрии развлечений, и когда мне говорят: «Ах, что вы, как можно, нет, это не развлечение, это для души», мне становится смешно. Ну, окей — для души, а с душой-то вы что делаете? Не развлекаете ли часом? Другое дело, что чтение — это развлечение особое, ни на что не похожее: игра со своим воображением, эдакий театр внутри собственной головы. В этом состоит его уникальное потребительское свойство — извините, я все же маркетолог и мыслю такими категориями. И потому литературе как таковой ничто не угрожает — ничего аналогичного индустрия развлечений не предлагает и предложить не может. Так что все с чтением будет хорошо, не волнуйтесь — умирать никто не собирается.

— Но соцопросы показывают, что интерес к чтению падает. Как же так?

— Да просто литературой никто не занимается — никто не пытается предлагать читателю то, что ему действительно интересно. Вот смотрите, если кинофильм проваливается в прокате, киношники чешут в затылке и говорят: «Да, что-то мы не так сделали». А если книга проваливается, то общее мнение — читатель дурак и не понял. Вдумайтесь — не автор дурак, не издатель, а читатель. У большинства в голове по сей день сохраняется устойчивое деление: либо трэш, либо «великая русская литература», причем эта последняя — она всегда про серьезное, про болезненное, про страдание. Вот вы как хотите, но лично я как читатель устал плакать вместе с Улицкой — она замечательная и я очень ее уважаю, но не могу больше, честно. Я хочу, чтобы со мной поговорили о сегодняшнем, может быть, даже сиюминутном, чтобы мне рассказали хорошую, увлекательную историю. Не обязательно простую — тотальная Донцова тоже никому не нужна, но обязательно цепляющую, узнаваемую вызывающую эмоциональный отклик. И вот этого у нас совсем нет — никто себе не ставит такой цели. Надо ли при таком раскладе удивляться, что читатель «утекает» в другие области.

Все опросы показывают, что с 2008-го по 2014-й интерес к чтению в самом деле снизился на 9%. Но при этом тиражи художественной литературы упали за тот же срок на 60%. Возникает логичный вопрос — а разница-то куда делась? Ну, понятно, что кто-то ушел в область пиратского контента, кто-то просто перешел на электронные книги, но процентов сорок точно где-то по дороге потерялись. Я уверен, что эти люди не перестали читать, но перестали покупать книги — они перешли на домашние библиотеки, перечитывают классику — это только снобам кажется, что классику, скажем, ХХ века все без исключения давно прочли; но книжный рынок, увы, уже не имеет к этому никакого отношения.

— А почему так вышло?

— С 2008 года у нас идет жесткая оптимизация книжного рынка — так это почему-то принято называть. На практике же все сводится к тому, что сокращаются площади для книготорговли, а на тех, что остались, размещают только авторов «проверенных» — то есть уже раскрученных и известных. И издатели, и книготорговцы боятся инвестировать во что-то новое — потому что вдруг не купят? Все ждут стопроцентных хитов, а книги, способные продаться в количестве тысячи-двух-трех экземпляров, никому особо не нужны. 

Этот метод парадоксальным образом работает против рынка. Смотрите, параллельно с книжной «оптимизацией» у нас в стране шел взрывной рост интернета: до 2008 года проникновение было около 28%, а сегодня оно уже больше 60%. Интернет приучает людей к новому — они привыкают к тому, что спектр доступных развлечений постоянно расширяется, что это нормально — каждый день получать что-то новенькое. И вот такие все из себя ориентированные на новизну люди приходят в книжный магазин — и что же они видят? Донцова, Маринина, Дашкова. По праздникам — Пелевин, Сорокин, Акунин или Улицкая. Приходят через месяц — то же самое. Через год — опять они. И как результат человек уходит из книжного и больше не возвращается.

— Звучит немного безысходно. Что делать в такой ситуации?

— Я думаю, что сейчас после взрывного роста на интернет-рынке начнется стабилизация и даже, возможно, произойдет небольшой откат. Именно сейчас и надо возвращать читателей в книжные магазины. Но для этого надо предлагать им новое — новые имена, новые истории, новых героев. Именно эту сферу деятельности мы для себя и выбрали: мы ищем новых авторов, печатаем их маленькими или очень маленькими тиражами, уговариваем розницу выложить их на видное место; единственное, на самом деле, что эффективно продает книжки — это выкладка в магазине. А после по результатам продаж допечатываем еще. Ну, или не допечатываем.

— А почему вы начали с русской прозы? 

— Мы и до переводной доберемся, просто начать решили с русской — это проще, не возникает проблем с переводами и международными правами. Вообще, мне кажется, что по-русски чаще пишут про то, что ближе и важнее именно российскому читателю.

— И что, магазины идут вам навстречу?

— Знаете, в основном да. Они же тоже понимают, что если сейчас не заняться экстренным восстановлением рынка, то скоро будет поздно. Поэтому они тоже готовы экспериментировать, пробовать, искать. И в этом смысле мы с ними на одной стороне.

— Вот вы говорите — маленькие тиражи. Но ведь известно, что тираж меньше трех тысяч нерентабелен.

— Если говорить об офсетной печати, с которой работают большие издательства, то да. Но мы-то печатаем свои книги в цифровой типографии, и потому можем позволить себе хоть 300 экземпляров — главное, чтобы хватило разложить по магазинам. А потом, если надо, мы за несколько дней можем допечатать и довезти еще.

— Вы работаете уже полгода — и как, можно говорить о каких-то тенденциях?

Юлия Качалкина: Такого, чтобы мы что-то выпустили, а оно лежало, лежало и в конце концов возвращалось к нам на склад, еще не было. Тиражи постепенно растут, и прибыль тоже есть — не гигантская, конечно, но все же. В среднем все, что мы издаем, расходится тиражами в 1000-1200 экземпляров. Причем иногда вещи, на первый взгляд неожиданные, оказываются очень успешными: так, книги Сергея Чупринина и Валерии Пустовой, вроде бы довольно специальные, нишевые, — обе легко перевалили за тысячу и явно не собираются на этом останавливаться. Книга Саши Окуня «Камов и Каминка» была выбрана книгой месяца в магазине «Москва», а это тоже всегда поднимает продажи. Короче говоря, пока наша идея работает, и на 2016 год у нас в планах выпустить в общей сложности 25-30 новых книг.

— А где вы их возьмете? Многие жалуются на то, что издавать некого: не появляется новых достойных текстов.

— Тут многое зависит от того, что и как искать. В подобных жалобах, на мой взгляд, почти всегда есть элемент лукавства: как правило они означают, что не появляется готовых гарантированных бестселлеров, что известные авторы пишут мало и редко. С новичками же за редчайшим исключением никто возиться не хочет. 

У меня в этом смысле стратегия иная. Во-первых, я опираюсь на толстые литературные журналы — в свое время я сама начинала как литературный критик, работала в «Октябре», и у меня хорошие связи в толстожурнальной среде. В «Знамя», «Новый мир», «Октябрь» приходит безумное количество самотека, в котором — наряду с полной графоманией, конечно — попадаются очень любопытные вещи. Иногда через толстожурнальные «рогатки» эти тексты по тем или иным причинам не пролезают, а нам оказываются очень кстати — и редакторы готовы ими делиться. 

А во-вторых, я вижу свою миссию еще и в том, чтобы находить ярких, творческих людей, которым явно есть что сказать, и буквально вынимать из них книги. Иногда человек хотел бы что-то написать, но ему просто не с кем об этом поговорить, он не чувствует отклика, не верит, что его тексты кому-то нужны. Не все умеют писать для себя — вот тут-то и появляюсь я в качестве эдакой литературной акушерки. Когда пишешь не «в воздух», а кому-то — например, мне, писать легче. Таким образом, скажем, я недавно нашла совершенно замечательную Любовь Мульменко — она популярный блогер и драматург, пишет пьесы для «Театра.doc», а у нас весной выйдет первая книга ее прозы. В общем, за количество текстов я спокойна — на ближайшие полгода планы у нас очень плотные.

— Допустим, Москву и, возможно, Петербург вы своими микротиражами охватите. Но ведь главная проблема с книжной торговлей в провинции — если в столицах она неторопливо умирает, то там по факту уже давно умерла. При этом именно там проживает огромное количество ваших потенциальных читателей. Вы планируете прорываться в провинцию?

Владимир Чичирин: В провинции действительно с книжной торговлей совсем плохо — в том числе и потому, что провинциальные магазины и сети ориентируются на Москву, копируя все столичные недостатки. Четыре «главных» московских книжных — Дом книги, «Москва», «Библио-Глобус» и «Молодая гвардия» — задают тон по всей стране, поэтому если мы переборем ситуацию в столице, то остальная Россия неизбежно подтянется.