«Сейчас Нацгвардия — это мускулы без мозга» На что претендует новая силовая структура в России: интервью Марии Шклярук

Президент России Владимир Путин объявил о создании новой силовой структуры — Национальной гвардии численностью 400 тысяч человек. О том, насколько влиятельной может стать эта структура, какие полномочия у нее уже есть, а на какие она только будет претендовать, «Медуза» поговорила с научным сотрудником Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, экспертом Комитета гражданских инициатив Марией Шклярук, соавтором нескольких докладов о современном состоянии правоохранительных органов.

— Чем может стать Национальная гвардия в России?

— Судя по законопроекту, собираются воедино все мускулы разных силовых структур, за исключением ФСБ — у них остаются свои следователи и оперативники, свои силовые подразделения. ФСКН и ФМС уходят в структуру МВД, и формально силовиков становится меньше. Таким образом, кроме Нацгвардии у нас останутся ФСБ — вещь в себе, Следственный комитет, который на силовые подразделения никогда не претендовал, и МВД, у которого остались все полномочия по борьбе с преступностью, но у него забирают все подразделения с оружием.

Если мы представим, что Национальная гвардия уже есть, то прямо сейчас это очень неоднородная структура. В ней остаются военнослужащие — в законопроекте прописано право призывать туда, и все мальчики из внутренних войск окажутся там (когда видите в Москве молодого и робкого полицейского без жетона — это вот как раз они). Единственное новшество здесь — призывников в Нацгвардию будут согласовывать с ФСБ. 

Дальше в ее состав включили специальные силовые подразделения, которые были у МВД, — ОМОН и СОБР. Первые больше заточены на массовые мероприятия — футбол, столкновения фанатов, разгон митингов. СОБР специализируется на «маски-шоу»: ворваться с обыском в квартиру с вооруженной преступной группой, задержать банду — это про них. Да и воевать в Чечню оба этих подразделения ездили тоже, это была основная ударная сила МВД. Если оперативнику, следователю или участковому нужно было усиление — он получал его от этих подразделений. Теперь они — часть Нацгвардии, и это ослабление МВД. Но мы видим, что в законе есть переходный период — на первое время оперативное подчинение ОМОНа и СОБРа останется в МВД.

Третья большая часть Национальной гвардии — вневедомственная охрана, охраняющая здания, и разрешительно-лицензионная система МВД, которая занимается контролем легального оборота оружия.

— А зачем в одну структуру объединили подразделения с такими разными задачами?

— Все они будут унифицированы как военнослужащие. А дальше надо смотреть, что станет лицом новой структуры — мальчики из внутренних войск или подготовленные бойцы из СОБРа и ОМОНа. Или же произойдет некое усреднение. Что-то станет понятно по задачам, какие из них станут основными. Очевидно, что у Нацгвардии очень много полномочий по охране общественного порядка. Она может пресекать уголовные и административные правонарушения, проверять документы, открывать огонь. Это дает возможность компенсировать нехватку патрульных полицейских в МВД. По одному из вариантов развития событий Нацгвардия может стать новой патрульной службой.

— Полномочия новой структуры пересекаются и с МВД, и с ФСБ. А межведомственные отношения между силовыми структурами и без Национальной гвардии всегда были плохими.

— Сейчас Нацгвардия — это мускулы без мозга. Мозг, скажем так, остался в МВД и СК. И вот если новая структура начнет наращивать себе мозг, если кроме пресечения преступлений и реагирования на массовые мероприятия там появятся еще и аналитические структуры и департаменты, способные сами выявлять организованную преступность и террористическую угрозу, работающие с информаторами, — вот тогда это будет настоящее силовое ведомство. Имеем право применять оружие, но при этом понимаем, зачем мы это делаем.

— Глава Национальной гвардии Виктор Золотов — близкий к Владимиру Путину человек. Вероятно же, что создается не еще одна рядовая силовая структура.

— Вероятно. У меня сразу после появления новостей о создании Нацгвардии был только один вопрос: дадут им оперативно-разыскные мероприятия проводить или нет. Пока этих полномочий нет. Это значит, что прямо сейчас Национальная гвардия — силовая структура, которая будет лишь выполнять задачи, поставленные президентом. Максимум самостоятельности, которая сейчас есть у Нацгвардии, — это если в каком-то районе объявят контртеррористическую операцию, то, может быть, глава гвардии в регионе возглавит ее и проконтролирует ее ход. Но это пока.

— Если суммировать реакцию соцсетей: Владимир Путин создает собственную силовую структуру, которая защитит его от массовых беспорядков.

— На мой взгляд, власти честно сказали: Национальная гвардия — это такое подразделение быстрого реагирования, подчиненное напрямую президенту. Давайте теперь посмотрим, что будет. Нацгвардия эффективнее всех отреагирует на любые ЧП — это очевидно. Все, кто умеет оперативно реагировать и обращаться с оружием, сейчас в ее составе. Если где-то произойдут социальные волнения или всплеск организованной преступности — туда теперь моментально можно будет перебрасывать усиление. Оперативнее, чем если бы подразделения быстрого реагирования остались бы у МВД. 

— А можно ли в связи с созданием Национальной гвардии говорить о каком-то проигрыше главы МВД Владимира Колокольцева и падении аппаратного веса и влияния МВД?

— Надо посмотреть на это под другим углом. Если у МВД заберут массовые мероприятия, оставят только борьбу с преступностью и добавят в структуру ФСКН и ФМС, то, мне кажется, что это очень хорошо для ведомства. Колокольцев всегда позиционировал себя как профессионального полицейского — и вот, пожалуйста, настоящая полицейская работа. Хотели контроль над мигрантами — забирайте. Мешало дублирование функций с ФСКН — этого больше нет.

— То есть ФСКН и ФМС в структуре МВД — это усиление и компенсация за создание Нацгвардии?

— Я бы рассматривала это как компенсацию и уравновешивание в полномочиях с новой структурой. Просто представьте, что в структуре МВД сохранились бы еще и вооруженные подразделения быстрого реагирования, — это был бы совсем монстр, сравнимый с советским МВД. А с точки зрения аппаратной логики так не принято, силовые ведомства надо уравновешивать. Вот ровно это сейчас и произошло. С точки зрения того, как развивается наша государственная система, все очень логично.

— Насколько сильно создание Национальной гвардии меняет всю структуру правоохранительных органов в целом?

— Скорее упорядочивает. В плане уголовного преследования бизнеса и обычных людей не изменится вообще ничего. Здесь все практики давно сформировались, ведомства отлично работают между собой.

Пока есть одна вещь, которая, я надеюсь, изменится в лучшую сторону. И в среднесрочной перспективе надо смотреть на еще несколько вещей — никто пока не скажет, как изменятся они. В лучшую сторону может измениться контроль над легальным оборотом наркотиков. У ФСКН в составе МВД просто не останется времени заниматься врачами, рецептами на сильные болеутоляющие и так далее. Скажем так, я не очень оптимистична, но все же надеюсь, что в этой сфере станет лучше.

Еще одна важная вещь: охрана общественного порядка — в прямом понимании этого термина, кто будет патрулировать улицы. Патрульные службы МВД или Нацгвардия. Такая же важная в будущем история: кто получит контроль над оборотом оружия — гвардия или полиция, как сейчас. Именно на эти внешние признаки надо будет обратить внимание — с точки зрения, как далеко в своем влиянии новая структура может зайти. Наконец, третья важная вещь — терроризм и организованная преступность. Хватит ли у Национальной гвардии головы и ресурсов, чтобы заниматься этим, или нет. Вообще, это будет главная интрига следующих полутора лет. Как раз до президентских выборов. И вот тогда можно будет говорить об изменении ландшафта правоохранительной системы.

— Из того, что вы рассказываете, можно сделать вывод, что в России появится самое влиятельное правоохранительное ведомство.

— Да, предпосылки для этого будут. Но, может быть, это будет позитивный сценарий. Я считаю, что у нас должна быть федеральная полиция, которая занималась бы только серьезными преступлениями, не отвлекаясь на мелочи. Остальным пусть бы занималось МВД. Но посмотрим, резких шагов я не жду — пока новую форму гвардейцам придумают, пока со структурой определятся. Единственное, что произойдет быстро, обеспечение порядка на митингах, при выборах — это сразу к Нацгвардии перейдет.

— С аналогичными структурами в других странах ее имеет смысл сравнивать?

— Честно говоря, не уверена, что нужно сравнивать. Когда я читаю законопроект, у меня нет никаких сомнений, что он написан именно под наши реалии.

— Президент объяснял создание новой структуры тем, что нужно оптимизировать бюджет правоохранительных органов, избавить их от дублирующих функций и повысить уровень правопорядка. Насколько это выполнимо?

— В сокращение бюджета я не верю. У ФМС годовые затраты были 34 миллиарда рублей, их вводят в структуру МВД с 30-процентным сокращением численности. То есть значительная часть бюджета уйдет на социальные выплаты. ФСКН станет частью МВД без сокращения численности. Ну, может быть, 5–10 миллиардов рублей получится сэкономить, но это довольно смешная экономия, когда бюджет МВД — больше 1 триллиона рублей.

Что касается дублирования функций — это интересно. Если МВД будет заниматься преступностью, а Нацгвардия — общественным порядком, то это может дать позитивный эффект. Только вот выстроится ли эта конструкция — большой вопрос.

— Почему?

— Повышение уровня правопорядка — сложная и неблагодарная работа. Один раз уже хотели оптимизировать полицию — переименовали, раздали жетоны, провели соцопросы о доверии. Нельзя сказать, что оптимизация получилась. Просто нужно рассматривать принципиально другую концепцию взаимоотношений граждан и полицейских, построенную на доверии. Этого нет, и поэтому лично мне хотелось бы верить, что Нацгвардия — это прообраз полиции будущего, только едва ли это будет так.