«КНДР — давно не идеальная антиутопия» Кореевед Константин Асмолов о том, почему КНДР провоцирует весь мир

После испытаний Северной Кореей водородной бомбы и запуска на орбиту спутника Совет Безопасности ООН принял новые санкции против КНДР. Лидер Северной Кореи Ким Чен Ын в ответ решил проводить больше ядерных испытаний. Ситуацию осложняет то, что Южная Корея и США проводят на Корейском полуострове масштабные военные учения. Журналист Олег Егоров по просьбе «Медузы» поговорил с ведущим научным сотрудником Центра Корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Константином Асмоловым о том, насколько вероятна сейчас война и что заставляет КНДР провоцировать весь мир.

— Совет Безопасности ООН принял новый пакет санкций против КНДР. На КНДР и до этого висел огромный «букет» санкций ООН. То, что приняли на прошлой неделе, как-то меняет ситуацию?

— Да, меняет. В новых санкциях Совбеза есть несколько ключевых моментов. Запрет на поставки авиационного топлива. Запрет на работу филиалов северокорейских банков за рубежом (то есть попытка полностью отрезать КНДР от мировой банковской системы). Фактический запрет на экспорт угля, золота и редкоземельных металлов в КНДР. И последнее — досмотр всех грузов, которые поступают в Северную Корею или из нее. Вместе это похоже не просто на санкции, а на хороший, годный шаг к экономической блокаде.

Когда постоянный представитель США в ООН Саманта Пауэр сказала, что это самые жесткие санкции за 20 лет, она, возможно, была права. Во всяком случае, они даже более жесткие, чем те, под которыми находился Иран.

— И это может заставить Пхеньян отказаться от ракетной и ядерной программы?

— Вряд ли. Честно говоря, я вообще не считаю санкции особо эффективным инструментом — я просто не знаю истории, когда ввод санкций реально приводил к каким-то изменениям. Потому что на самом деле обычно цель санкций сводится к следующему: c их помощью ты настолько ухудшаешь экономическое положение в стране, что местное население само начинает бунтовать и свергает тот режим, против которого вводились санкции.

— В Северной Корее это маловероятно.

— Именно так: во-первых, в этой стране уровень жизни и без того довольно низкий, а во-вторых — санкции дают режиму возможность говорить, что именно из-за происков внешнего врага мы бедствуем. Поэтому нынешнее обострение скорее может, наоборот, укрепить позиции режима.

— КНДР уже успела отреагировать на санкции, несколько раз запустив очередные ракеты.

— Пока они только постреляли куда-то ракетами малой дальности, это из разряда «все в своем праве». Когда южнокорейцы вместе с американцами проводят крупномасштабные учения на территории Южной Кореи, северяне возмущаются, а им отвечают — это наши территориальные воды, что хотим, то и делаем. Так и здесь.

На самом деле ответом на санкции была более серьезная штука — заявление о приведении ядерных сил в полную боеготовность. Но есть ли у КНДР ядерные силы и можно ли их привести в полную боеготовность? До сих пор непонятно, есть ли у них что-то, кроме ядерного взрывного устройства. Неясно даже, способен ли Север миниатюризировать это устройство, чтобы засунуть в боеголовку. 

Север закрыт, поэтому проверить слова их руководства невозможно. Сами северяне заявляют, что если бы у них была «своя Новая Земля», то есть место, где они могли бы взрывать заряды без боязни задеть соседей, то вот тогда-то бы они показали всю чучхейскую мощь. Но «пруфлинков» пока нет. И не скажешь, что это совсем обман — понятно, что свои испытания они проводят на ограниченной территории и очень осторожно, потому что если что-то заденет Китай или Россию, то Север будет иметь очень бледный вид.

Что касается ракет, у них было всего два пуска, которые увенчались успехом, когда все-таки удалось забросить спутники на орбиту. Ни одного нормального запуска военного назначения, когда тестируется возможность ракеты не только взлететь, но и доставить заряд в нужную точку, не было.

— Южная Корея реагирует на шаги КНДР довольно жестко: Сеул закупил американские истребители, ведет обсуждение создания системы противоракетной обороны.

— Более того, часть радикальных южнокорейских консерваторов уже заявляют: мы не можем полностью доверять Америке, пора нам делать свою бомбу. Американцы, правда, пока, смотрят на это дело недружелюбно. Еще более невыгодно это Китаю: ядерный Юг Кореи для них станет угрозой. Это одна из причин, по которым Китай вместе с Россией осуждает ядерную программу Севера и голосует за принятие санкций ООН.

Самая важная деталь здесь — ПРО. Переговоры о его размещении уже ведутся, посмотрим, как быстро они пройдут. Американцы долго добивались согласия Китая на его размещение, потому что все понимают: такая система ПРО на самом деле направлена не против КНДР, а против Китая и России. И КНР весьма жестко выражает свое неудовольствие.

Должен заметить, что система ПРО, на самом деле, провоцирует войну, а не сдерживает. Современная концепция большой войны между ядерными державами все еще основывается на концепции гарантированного взаимного уничтожения. Межконтинентальная ракета летит 15-20 минут. Ты получил информацию о том, что в тебя летят ракеты — и не успеешь даже приказать всем бежать в бункеры. Зато ты успеешь запустить свои ракеты в ответ. И получается, что все погибнут, победу не получит никто, и война невыгодна. А система ПРО создает иллюзию, что свои-то ракеты ты запустишь, а чужие эта система собьет.

— Это иллюзия?

— Да, потому что гарантий нет: собьют — не собьют. Это только шанс. И, поскольку ядерный потенциал Китая куда меньше, чем у России, Китай вся эта история с ПРО в Южной Корее напрягает куда больше, чем нас.

— Вообще насколько опасны эти эскалации между Кореями, которые случаются примерно раз в год? Некоторые эксперты считают, что все их участники действуют строго в определенных рамках, такой своеобразный военно-политический «балет», в котором обе стороны исполняют свои партии. Тогда реальной опасности нет?

— Что все эти эскалации идут в рамках определенного коридора — верно. Но есть очень важная деталь. Если смотреть на вероятность конфликта, на который идут осознанно — да, она по-прежнему невелика. Ни Ким Чен Ын, при всех обвинениях в его адрес, ни Пак Кын Хе не обладают мышлением стереотипного Главного Гада из мультиков. «Зачем ты это сделал? — А, для развития сюжета!». Война им не нужна. Но в такой ситуации очень сильно растет вероятность случайного конфликта, того, что я называю «войной из-за кролика».

— Это как?

— Смотрите: у тебя практически полностью разорваны все контакты, нет возможностей обсудить ситуацию с другой стороной. Высокий уровень взаимной демонизации, солдат накручивают в духе «на любую вражескую провокацию отвечайте десятикратно, сначала стреляйте — потом разбирайтесь». И вот, условно говоря, в центре демилитаризованной зоны случайно появляется кролик, который начинает чем-то шуршать. Какая-то из сторон — та, которая больше на нервах — думает, что это не кролик шуршит, а к ним крадутся злые люди с другой стороны. Начинает по источнику шума стрелять. На другой стороне это слышат, и, хотя пока никто ни в кого не попал, расценивают это как провокацию и немедленно начинают стрелять в ответ — по инструкции, в десять раз сильнее! Товарищи на той стороне окончательно убеждаются, что по ним ведется огонь, усиливают свой. И в итоге выходит, что конфликт, который никому изначально не был нужен, превращается в войну. Такой вариант менее очевиден, но я постоянно держу его в голове.

— В 2013 году, когда КНДР в предыдущий раз запускала ракету, тоже было серьезное обострение и все опасались начала войны. Но этого не случилось.

— Это было довольно забавное обострение. Случилось тоже весной: март-апрель — время очень серьезных и масштабных американо-южнокорейских военных учений. В них участвует до 70 тысяч человек. Северяне всегда воспринимают эти маневры с опаской: каждый раз они легко могут перестать быть маневрами. И в 2013 году, насколько я знаю, на Севере существовали очень серьезные опасения — это был первый год Пак Кын Хе, она тогда еще не вполне контролировала влиятельную фракцию консерваторов в армии. С учетом истерии после ядерного испытания была вероятность того, что во время маневров произойдет какой-то инцидент, и маневры превратятся в отработанное вторжение на северокорейскую территорию.

Ким тогда даже объявлял эвакуацию иностранных дипломатов, то есть активно поднимал ставки — до такой степени, что потенциальные провокаторы с Юга были вынуждены передумать. По крайней мере, обошлось без инцидентов. Не знаю, насколько обойдется сегодня — шанс конфликта всегда есть. Несчастный случай, чья-то глупость, не в меру инициативный майор, или что-то еще — такие вещи невозможно до конца контролировать.

— Вы говорите, что провокации возможны и со стороны Юга. Но, как правило, в качестве провокатора все-таки выступает Север, и именно у КНДР репутация непредсказуемой и немного безумной силы на мировой арене.

— Потому что аналогичные новости применительно к Югу не попадают в тренд. Если у Севера любые маневры, любой запуск ракет малой дальности немедленно становятся медиа-событием, то гораздо более серьезные южнокорейские учения не создают такой шумихи. Опять же, закрытость Севера и его особенности создают такой феномен, который один американский журналист по фамилии Стоунфиш в шутку назвал «законом Стоунфиша»: любая чушь, которую вы напишете про Северную Корею, будет некритично принята на веру западными СМИ — ведь это тоталитаризм, проверить ничего нельзя, так что вполне вероятно, что и гигантской змеежабе детей там в жертву приносят.

— А на самом деле это не тоталитаризм?

— Иллюзий испытывать не надо. Север, безусловно, весьма жесткий авторитарный режим. Проблема в том, что кроме объективного понимания страны, ее особенностей и проблем, очень распространено альтернативное, где Север — это адский Мордор. А есть еще и третий вариант, подход фанатов чучхе, согласно которому Север — последний оплот коммунистической духовности и Спарта наших дней.

Взгляд что через красные, что через черные очки очень сильно далек от реальности. Как правило, приходится спорить с адептами идеи про адский Мордор, но и любителям коммунистической духовности от меня достается не меньше. Я люблю им при случае напомнить, что статью о предумышленном загрязнении портрета вождя только в 1980-м перевели из политических в общеуголовные. Насколько я знаю, она до сих пор действует.

Своя специфика есть везде: есть Саудовская Аравия, где отрубают руки и могут казнить за супружескую измену. Тем не менее, шума по этому поводу мы слышим куда меньше, чем вокруг КНДР. Есть Таиланд, где закон об оскорблении величества работает даже жестче, чем на Севере: последний случай — человеку угрожает срок в 27 лет за оскорбление собаки короля.

— Кстати, как правильно фильтровать информацию о Северной Корее в СМИ, человеку, который не очень разбирается в вопросе?

— Нужно смотреть источник, на который ссылаются западные или российские СМИ. Есть несколько источников, им стоит больше не доверять, чем доверять — японские и правые южнокорейские издания вроде «Чосон ильбо». Кроме того, часто в прессе мелькает шок-информация, от беженцев с Севера на Юг. Это история «распятого мальчика» в чистом виде — человек бежал из зоны конфликта, пытается привлечь к себе внимание, но важного рассказать ему нечего и он пересказывает яркие ужасы.

— Насколько можно понять из докладов корееведов, КНДР постепенно и медленно, но все же меняется — например, там идет экономическая реформа.

— Да, они переходят на хозрасчет, вводят семейный подряд, до последнего обострения отношений пытались привлечь в страну инвестиции. Север действительно меняется. КНДР — давно не идеальная антиутопия, и Север постепенно проходит процесс, который условно можно назвать ползучей перестройкой, хотя это и не совсем корректно. Но проблема в том, что некоторые вещи людей не интересуют, особенно в условиях напряженности, и мультяшная картинка начинает подменять собой реальный мир. Поскольку все и так знают, что на Севере — адский Мордор, ни у кого нет желания копать и реально выяснять, что там происходит.

— Два традиционных для Пхеньяна партнера — это Пекин и, в гораздо меньшей степени, Москва. На Китай завязан почти весь внешнеторговый оборот КНДР. И Китай, и Россия осудили ядерные испытания КНДР, поддержали санкции ООН. Они не могут надавить на КНДР?

— Москва для Севера — во многом альтернатива Пекину. При том, что сейчас мы проводим сбалансированную политику: мы не только друзья Севера, мы еще и не меньшие друзья Юга. У нас даже на каком-то этапе отношения с Республикой Корея назвали стратегическим партнерством, хотя в Сеуле на это разве что вежливо поулыбались, потому что это, мягко говоря, не тот уровень. Для Севера же мы довольно важны, потому что северокорейский режим всегда существовал за счет лавирования — у них не было определенного сюзерена, и они пытались обеспечить себе определенную свободу маневра.

Китай, со своей стороны, сейчас воспринимает КНДР как своих традиционных данников, и старается максимально укоротить поводок, на котором они сидят. Нынешние санкции дали Китаю такую возможность. Учитывая, что у Севера с Китаем самая протяженная граница, его судьба во многом зависит от того, насколько Китай будет иметь желание и возможность эти санкции соблюдать. Вполне вероятно, что китайцы формально присоединятся к экономической блокаде, а реально будут смотреть сквозь пальцы, в обмен на лояльность.

— И насколько возможно будет контролировать КНДР таким образом?

— Китай здесь тоже в сложной позиции. С одной стороны, укоротить поводок хочется, и своенравный Пхеньян раздражает, с другой — для Китая лучше такой Север, чем объединенная Корея с доминированием Юга, противоракетной обороной и американскими войсками. Север понимает, что какое-то противостояние Китая и США все же будет, и это для него та самая ситуация, когда он опять на пересечении двух центров силы, между которыми можно лавировать.

В некоторых вещах Север слушает только себя, и Ким Чен Ын вполне мог бы подписаться под высказыванием, которое приписывают Александру III, в новой версии: «У КНДР два союзника — ядерная программа и ракетная программа». Понятно, что такой подход весьма рискован и, с моей точки зрения, стратегических перспектив не имеет — по мере того, как ракетно-ядерная программа будет развиваться, напряженность в отношениях Пхеньяна и остального мира будет лишь расти. Но с другой стороны, Север прекрасно понимает, что только наличие у него ядерной программы позволило избежать судьбы Ливии или Сирии.