Эволюция Тарантино Как режиссер пришел к «Омерзительной восьмерке» (осторожно: спойлеры!)

В России на широкие экраны (после ограниченного показа) вышла «Омерзительная восьмерка» — восьмой фильм Квентина Тарантино, наполовину вестерн, наполовину — мрачный детектив. По просьбе «Медузы» редактор сайта Arzamas.academy Кирилл Головастиков попытался разобраться, о чем эта картина и каково ее место в фильмографии режиссера. Внимание, в тексте есть спойлеры.

Рецензенты «Омерзительной восьмерки» разделились на два лагеря: одни сравнивают фильм с плохим театром, вторые говорят, что напротив — смотреть на болтающих и стреляющих персонажей, находящихся в замкнутом пространстве, одно удовольствие. Правда, и те и другие, похоже, сходятся в том, что «Восьмерка» — необязательный фильм Тарантино. Однако кажется, на самом деле наоборот: как ни оценивай «Восьмерку», эта картина полностью встроена в художественную систему Тарантино и наглядно демонстрирует эволюцию режиссера.

Итак, о чем фильм? Спустя несколько лет после окончания Гражданской войны охотник за головами Джон Рут (Курт Рассел) везет в город по заснеженной пустыне пойманную опасную преступницу Дэйзи Домергю (Дженнифер Джейсон Ли). Последнюю должны повесить: доставить пленника живым к месту казни — дело принципа для Рута. К ним подсаживаются еще один охотник за головами Маркиз Уоррен (Сэмюэл Л. Джексон), воевавший за северян, а также новоназначенный шериф (и сторонник южан) Крис Мэнникс (Уолтер Гоггинс). Путешественники останавливаются переждать вьюгу на станции для дилижансов, где встречают ковбоя (Майкл Мэдсен), присматривающего за заведением мексиканца (Демиан Бишир), палача (Тим Рот) и бывшего генерала Конфедерации (Брюс Дерн). Рут начинает подозревать, что кто-то из его новых знакомцев не тот, за кого себя выдает, а на самом деле сторонник Домергю, и не зря: за длинными диалогами в фильмами Тарантино обязательно следует жестокая стрельба. 

В конце — первый спойлер — торжествует правосудие или, вернее сказать, пародия на правосудие. И это не единственная пародия здесь: финал последнего фильма Тарантино повторяет финал первого — «Бешеных псов». В обеих лентах пара героев, смертельно раненных в кровавой перестрелке, но пока еще живых, решают ключевые вопросы для всего фильма. Но тут начинается различие: в «Псах» эти вопросы связаны с отношениями героев, а на тот предмет, который дал формальный повод всем событиям состояться, — на чемоданчик с бриллиантами — Тарантино демонстративно наплевать: это лишь хичкоковский макгаффин, не более. 

Совсем не так в «Восьмерке»: для героев в преддверии неминуемой смерти главным становится вопрос о первопричинах событий, о судьбе женщины, из-за которой заварилась вся каша, — героини Дженнифер Джейсон Ли. В отличие от «Бешеных псов», в героях, склоняющихся к самосуду, возобладает не индивидуальное представление о чести, а стремление сделать все так, как если бы преступника судили по закону. Пусть это правосудие пародийно: штука в том, что если ты долго чем-то притворяешься, то в конце концов ты этим и становишься. Каким странным это ни покажется, но вестерн «Омерзительная восьмерка» — о том же, о чем, по идее, любой вестерн: о ранних этапах становления американской государственности. Неслучайно фильм завершается опять-таки издевательской, но оттого не менее мощной сценой чтения заведомо поддельного письма Авраама Линкольна: если нет настоящих ценностей, чтобы им присягать, сойдет и имитация.

Здесь стоит вспомнить, что Тарантино прославили совсем иные идеи и сюжеты, нежели утверждение государственного порядка (неважно, серьезно вы его воспримете, или нет). Однако теперь кажется, что этот результат был изначально заложен в его художественном мире.

В чем главная тема Тарантино? Философ Михаил Куртов писал, что «вся кинодраматургия Тарантино строится на тех же принципах, что и функционирование огнестрельного оружия. Этих принципов два — концентрация энергии (возрастание силы давления газов, образующихся при сгорании взрывчатого вещества) и энергетическая разрядка (выброс снаряда)». Для Тарантино «хорошо» — это когда разрядка в виде всплеска насилия наступает мгновенно («очистительные» выстрелы почти любого героя «Криминального чтива» и «Бешеных псов») и неизбежно (месть Невесты в «Убить Билла»). Для Тарантино «плохо» — это когда разрядка в виде всплеска насилия растягивается (в любых пытках, как, например, в танце мистера Блонда перед связанным полицейским в «Бешеных псах») или вообще подавляется (яркая, пусть и комическая метафора — так и не вспыхнувшая зажигалка в «Четырех комнатах»); за такое персонажам приходится жестоко расплачиваться.

Иными словами, главная тема Тарантино — это отложенное, но неизбежное насилие; однако что такое «отложенное насилие» как не определение государства? Именно о делегированном насилии как свойстве государственного порядка в «Омерзительной восьмерке» с наслаждением рассказывает герой Тима Рота, и именно роли людей, осуществляющих институционализованное насилие — военного, шерифа, палача, охотников за головами, и примеряют на себя герои фильма.

К таким героям Тарантино тоже шел постепенно. В первых его фильмах с обывательской точки зрения протагонисты ничем не отличались от антагонистов: и те и другие были бандитами, и только зритель, чувствовавший законы художественного мира «Псов» и «Чтива», понимал, кто «хороший», а кто нет. Затем Тарантино придал своим героям моральной определенности, сделав их мстителями, вигилантами: Невеста находится по ту сторону закона, но ею хотя бы руководят понятные зрителю мотивы. К той же линии персонажей относятся и отряд бесславных ублюдков, и Джанго (из одноименных фильмов), но в их случае Тарантино пошел еще дальше в легитимизации насилия, поставив его на службу общественных интересов — борьбе с нацизмом и рабовладением.

В этих фильмах Тарантино создал двух этически полярных персонажей: эталонного злодея, штандартенфюрера СС Ганса Ланду (он и изверг, и рассуждающий прагматик — худшее для Тарантино сочетание), и эталонного героя, борца с рабством Кинга Шульца (он убивает жестокого плантатора Кэльвина Кэнди, в одной фразе суммируя всю тарантиновскую положительную программу: «Извините, не мог удержаться»). Обоих героев, которые по функциям примерно равнозначны Кутузову и Наполеону в «Войне и мире», блестяще сыграл Кристоф Вальц, и логично, что за обе роли он получил по «Оскару». Казалось, после создания образов идеального зла и идеального добра двигаться режиссеру уже некуда.

Но Тарантино нашел выход: создал свой самый этически амбивалентный фильм о насилии не на службе у «частной инициативы», а у обезличенного духа законности. Смысл фильма уже в его названии: в «Омерзительной восьмерке» нет ни одного положительного персонажа. Однако в том и суть, что тебе не нужно быть сколько-нибудь приятным парнем, чтобы стоять в основе функционирующего государственного порядка, коль скоро ты худо-бедно выполняешь возложенную на тебя функцию. Герои помирают, а государство рождается в их муках. И радости в этом немного: у главного отправителя справедливости, героя Сэмюэла Л. Джексона — та же ухмылка, что у садиста мистера Блонда.