«Cкоро придет дядя Максим славить Христа» Рождество в СССР в русских дневниках разных лет
В сегодняшней России Рождество — государственный праздник, по всей стране это выходной день, а по федеральным каналам каждый год показывают, как первые лица стоят в церкви на торжественном богослужении. Официальное празднование Рождества началось в 1991 году, при Горбачеве. «Медуза» и проект «Прожито» предлагают вспомнить, как этот день отмечался в советские и первые постсоветские годы.
Никита Окунев, служащий, около 46 лет
9 января 1919 года
Все-таки в Сочельник и два Рождественских праздника разрешено было не заниматься и даже без вычетов заработка (предполагалось за празднование христианских праздников вычитать как за прогул). За два дня до Рождества, т. е. в воскресенье и в сочельник, однако, пришлось многим поработать с лопатами и с санями: убирали с улиц во дворы лишний снег. Работали «все кому не лень» и кто «с совестью». Работал и я, хотя по декрету, за возрастом, от таких работ освобожден. Надо было заменить отсутствовавших. Советские войска вступили в Ригу. Погода значительно потеплела: от неравномерной уборки и расчистки снега, с потеплением улицы опять сделались для езды и ходьбы опасными. Точно весной, после многоснежной зимы: ухабы, раскаты, зажоры, — вообще, беспорядок.
Александр Жиркевич, писатель, общественный деятель, 63 года
7 января 1920 года
<…>
По старому стилю сегодня 25 декабря, т. е. праздник Рождества Христова. Сколько воспоминаний! И как много загробных теней сошло в нашу квартирку вчера и сегодня для того, чтобы помочь нам, несмотря на всякие испытания и невзгоды, по-христиански встретить этот дивный праздник — приход в мир Спасителя. Убога была наша вчерашняя трапеза. Но под скатертью, по старому обычаю, лежало сено, и, съедая разогретый постный суп и безвкусный винегрет, мы по-своему были счастливы, благодарили Бога за счастье прошлого, за то, что он дал нам возможность еще раз здоровыми, мирно настроенными духовно соединиться со Христом. «На землю мир, и в человецех благоволение». Мира нет. Но благоволение, несмотря на все, пробивается даже у оскотинившихся, озверевших людей. Уплотнившие нас Семеновы весь день накануне Сочельника провели в ссорах и перебранке. А вчера, благодаря Сочельнику, у них в логовище царят мир и тишина. Моя Катюша ушла к ранней обедне, всю ночь не уснув, прибирая что-то в кухне. Ее святых молитв хватит на всех нас, многогрешных. За вчерашним обедом у нас на столе стояли фотографии дорогих покойников: точно и они, как «во время оно», были с нами. Тамарочка украсила комнату веточками елок. Бедное дитя не увидит елки, не испытает ничего похожего на былые рождественские радости. Сестры ее — тоже.
Иван Шитц, историк, 56 лет
8 января 1930 года
Рождество большевикам удалось-таки сорвать совершенно, по крайней мере — внешне. Разрушение церквей, занятие их под картошку, превращение в клубы, снятие колоколов, изгнание из квартир священников, лишение их возможности покупать хлеб даже по повышенным ценам, давление на служащих («подписка» о закрытии церквей), вовлечение детей (дети приглашались в анкетах указывать, ходят ли они в церковь, и если ходят — добровольно или «по принуждению» родителей; дети приглашались приносить в школу иконы для публичного сожжения и т. д.), — все эти приемы завершились введением «непрерывки» и «пятидневки», чем сбито самое понятие о празднике и уничтожена возможность общения людей.
Наконец, по невежеству, увидя в елке религиозный институт, запретили продажу и устройство елок, а кстати, т. к. торговля вся почти насильственно сосредоточена в советской кооперации, устроили так, что к праздникам лавки были пусты, нельзя было достать ни пряников, ни сладостей, ни закусок, ни вина.
И вот, надо было видеть русскую толпу людей, ходивших по магазинам и порою довольно открыто возмущавшихся этим намеренным игнорированием интересов граждан. Тут-то и стало видно, что только насилие ничего не поделает. Внешнее торжество полное — ну, а внутри? Для вящего торжества вчера, в день Рождества, утром можно было видеть, как на Страстном монастыре молотком сколачивали какие-то остатки церковного облика колокольни; нынче втянули туда огромную решетку, вероятно для каких-либо озорных надписей или рекламы.
По провинции тоже дан лозунг. Отовсюду телеграфируют о дружных постановлениях закрыть церкви, снять колокола, сжигать иконы и т. п.
Иван Попов, инженер-электротехник, 33 года
7 января 1931 года
<…>
Рождество, но праздник не чувствуется, как он чувствовался в каждой мелочи в былые годы. Умер навсегда праздничный перезвон колоколов. Красная рука большевизма задушила медные голоса «сорока сороков». А еще хватает наглости оправдываться перед заграницей и заявлять, что над религиозной совестью народов нет насилия. Насилие есть и продолжает быть, и вырастает до таких размеров, каких еще не знала мировая история.
На службе в нашу рабочую комнату приходила комсомолка с бумагой для записи на субботник по очистке снега на железной дороге. Под разными предлогами все сотрудники отказались. Покраснев от смущения и неудачи, она ушла.
Нестор Белоус, крестьянин, 43 года
7 января 1932 года
Рождество в этот праздник раньшие годы приготовляли селяне хорошие обеды, холодное жаркое белые пироги из рисом и начинкой пиво водка. Словом было из чиво готовить потому что ¾ села резали свиней к празднику. А в этом году во всех даже и борщ был постный за исключением тех у ково конина была то ели мясо хотя конское. А у меня тоже был борщ постный.
Елена Булгакова, жена писателя Михаила Булгакова, 41 год
24 декабря 1934 года
Елка была. Сначала мы с М. А. убрали елку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на елке, М. А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М. А. написал две сценки (по «Мертвым душам»). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского. Чичиков — я. Собакевич — М. А. Потом — Женичка — я, Сергей — М. А.
Гримировал меня М. А. пробкой, губной помадой и пудрой.
Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М. А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот.
Зрители: Ольга, Сусанна и мальчики. Успех.
Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей.
Евдоким Николаев, рабочий, старший механик телеграфа, 63 года
6 января 1936 года
Сегодня Рождественский сочельник. Как ни задушен этот великий Праздник, как он ни превращен в «будни», равно как и Рождество Христово, как ни преследуется всякий невыход в этот великий христианский Праздник на работу, но народ празднует и на последние скудные свои гроши спешит на базар и в лавку купить что-либо к Празднику. Завтра все поспешат на работу. В эти дни, т. е. большие праздники в особенности, невыход на работу преследуется, и преследуется жестоко. Одним выговором не отделаешься, а могут выгнать с «волчьим паспортом». <.> Ночь под Рождество Христово! Сколько возникает в голове воспоминаний о далеком прекрасном прошлом, и как отрадно вспоминать об этом далеком минувшем прошлом, канувшем в вечность. Хорошо и уютно было в родном бедном крестьянском домике, вымытый чистый пол, ряд освещенных лампадами в углу икон, торжественно тихо и тепло в избе. От лампад, освещающих избу, разлит тихий полумрак, на улице сугробы снега, стекла окон покрыты узорами, тепло на большой печке, где обычно насыпали для сушки рожь. Хорошо с нее смотреть на освещенный от ряда мигающих лампад угол. Все тихо кругом. Завтра великий праздник Рождества Христова, скоро придет дядя Максим славить Христа, а мой станет рядом с ним и будет ему подпевать. И вот загудят два хриплых голоса: «Рождество Твое Христе Боже наш» и т. д., потом обычное поздравление и пожелание, получение мзды и уход дяди Максима в следующие избы. Все это торжественно, просто и прекрасно. 55 лет прошло с тех пор, а все это я вижу как сейчас.
Александр Николаевич Болдырев, востоковед, блокадник, 32 года
25 декабря 1941 года
Рождество. Вечер. День потрясений. С утра неожиданная прибавка хлеба — 350 и 200. В 5 ч. митинг неожиданный: блестящее продвижение прорыва блокады. В ближайшие дни река продовольствия, больше, чем другим городам. Жданов сказал так. Ближайшие дни. Добавляют в кулуарах: еще в декабре дадут вино, шоколад, крупу. Хлеб увеличится с января, будет белый. И затем венец — московский паек: 800 и 600. Так это будет, так? Все внутри напряжено в ожидании. Кто доживет — будет жить! А Саша? Неужели погибнет, немного не дотянув? Сейчас Галя звонила — ему очень плохо. В беспамятстве. Делают вспрыскивание — ultima ratio. Марианна там и мама. Останутся на ночь. Сашенька. Саша…
Виктор Долженко, фармацевт, свидетель немецкой оккупации Ейска, 30 лет
6 января 1943 года
<…>
Зима стоит очень теплая. Похожа на осень. Позавчера всю ночь и весь день шел дождь. Завтра Рождество. Старухи направляются в церковь, по улицам встречал детей с узелками, которые несли бабушкам или дедушкам кутью, вечерю. Как все быстро меняется. Может и раньше все это делали, но тогда это было не главное, на него никто не обращал внимания и все эти ритуалы как-то не замечались. А теперь это все на первом плане и само лезет в глаза. Даже молодежь собирается справлять вечеринки. Может быть, это просто объясняется — иметь свободное время и использовать любой случай, чтобы погулять. Не знаю, будут ли немцы праздновать старое рождество, но многие учреждения работали в воскресенье с таким расчетом, чтобы иметь свободный день на Рождество. Говорят, в церкви собирали пожертвования для пленных, находящихся в Ростовских лагерях.
Виктор Старков, поэт, журналист, 32 года
5 января 1964 года
В минувшую субботу был в Москве… Мучаюсь — курева нехватка: с трудом нашел пачку сигарет «Прима». Если уж этого нет, то что же все-таки есть в столице… Самый центр улицы Горького, в старой Москве — это Тверская: стою спиной к бывшему Дому губернатора, а напротив через улицу современный памятник Юрию Долгорукому — по исполнению ну никак не рядом ни с памятником Петру I Фальконе, ни с конными статуями Донателло. И можно понять — почему это не скульптурный шедевр.
Две длиннющие очереди. Одна рядом с памятником, в кондитерский магазин — за пряниками (в кои-то века за пряниками вдруг — очередь). Другая — в магазин литературы стран народной демократии — за альбомом Поля Сезанна (немецкое издание). Обе очереди показательны для нашей материальной и духовной культуры. «Дела в стране идут хорошо»… Если это хорошо, то что же плохо? А послезавтра Рождество. Праздник всех праздников для народа.
Михаил Гробман, поэт, художник, 27 лет
7 января 1966 года
Поднялся с постели ок. 2 ч. дня, т. к. холодно и неуютно. Приехал Эдик Курочкин, пили чай, он читал «Сатирические сказки», я убирал в своей комнате, смотрели рисунки, его и Пятницкого, в моем собрании. Вскоре приехала Люда Савельева. Мы с Эдиком пошли к остановке встречать Нину Козинову, ее не встретили, а встретили Ирку, купили водки пол-литра, грудинку, селедку. Встречали Рождество, пили водочку. Я танцевал твист. Вспоминали былую жизнь, мой приезд из Таджикистана, Столляра, Яковлева и пр. Я проводил Люду и Эдика и посадил на троллейбус.
Дмитрий Каралис, писатель, 36 лет
7 января 1985 года
Дежурю в гараже. Семь утра, пришел колонный Леша Туманов, и мы с ним говорим немного о работе, о предстоящем дне. Затем иду в ремонтный бокс, умываюсь, ставлю на плитку чайник. Приходят первые водители, и я узнаю что температура -30.
На холоде машины заводятся плохо. Водители ходят с факелами из ветоши, пропитанной соляркой, суют их под кабины — отогревают загустевшую смазку в картерах двигателей, и площадка похожа на древний военный лагерь. Дым, пар, темнота, отблески пламени на машинах и красных физиономиях. Вода в боксе почти кипяток, ею толком не умоешься.
Сегодня, оказывается, Рождество. И один паренек из тех, что живут в деревушках вокруг Гатчины, поздравил меня с праздником. Я его тоже.
Полнолуние. Астрология утверждает, что в полнолуние мужчины становятся наиболее агрессивными. Подтверждение тому — три разбитые физиономии в нашем гараже.
Кто-то оставил начатую банку соленых огурцов в нашей будке, и я грызу их понемногу. Есть сало с перцем, колбаса, чеснок, чай, сахар, ириски. Прекрасно! Что еще надо? Чистую бумагу.
Время прошло незаметно. Ложусь спать.
Анатолий Черняев, помощник Михаила Горбачева, 70 лет
7 января 1991 года
Первое официальное Рождество — по указанию Ельцина и Силаева, на всей территории России. Но в ЦК работали. И М. С. демонстративно приехал на работу. И мне пришлось. Просидел весь день на службе. Скукота. Ощущение бессилия и бессмысленности. Даже внешние дела, которые при Шеварднадзе шли благодаря нам, теперь начинают нас обходить. Мы все больше оказываемся на обочине, в офсайде, в мифологии великой державы. М. С. уже ни во что не вдумывается по внешней политике. Занят «структурами» и «мелкими поделками» — беседами то с одним, то с другим, кого навяжут: то Бронфмана примет, то японских парламентариев, то еще кого-нибудь. Не готовится ни к чему. Говорит в десятый раз одно и то же. <…>
Олег Борисов, актер, 62 года
7 января 1992 года
Год начался на высокой ноте. Наш друг Серг. Бор. Станкевич пригласил на рождественскую службу в Елоховский собор. Места заняли в 2300. В особом месте для почетных гостей. Рядом, плечом к плечу, — Никита Михалков. На нас направлены телекамеры: получается, на всю страну молимся. Служба закончилась в 4 утра. Юра стоял сзади и несколько раз поддерживал наши спины. После этого — трапеза в Даниловом монастыре, бывшем когда-то мужским необщежительным.
Когда прощались, Никита вздохнул: «Неужели мы так и не пересечемся?..» Кто знает… Я с удовольствием пересмотрел недавно его «Обломова». Замечательный, чистый фильм. Природа и актеры воздействуют на меня, унося в мир детства, к нашим корням. Фильм воспринимается современно: Обломов — несветский человек, не переносит над собой никакого насилия, было б у меня такое имение и такой слуга, я бы мало чем от него отличался.