Достоевский, Бунин, Пушкин Как делается патриотическое кино: фильмы по русской классике

В 2014 году в России были утверждены основы государственной культурной политики, в 2015-м разрабатывалась ее стратегия. На культуру наложена определенная миссия — она должна формировать систему ценностей и поведенческих норм, развивать патриотические чувства и отвечать интересам государства. По выполнению патриотического плана самым плодотворным из искусств оказался кинематограф — что только ни сняли режиссеры за последние несколько лет, обратившись и к классической литературе, и истории. Кинокритик Сергей Синяков по просьбе «Медузы» неделю смотрел самое разное патриотическое кино последних лет, изучал темы и приемы на конкретных примерах. В первом обзоре из серии — три картины, снятые (или придуманные) по классике: «Бесы» Владимира Хотиненко, «Солнечный удар» Никиты Михалкова и «Дуэль Пушкинъ — Лермонтовъ» Дениса Банникова.

Русская литературная классика удобна для патриотического кино, прежде всего, добротностью сюжетной фактуры. Но есть нюансы: кто-то из русских писателей «открыт» для сотрудничества с современными режиссерами, кого-то приходится подтягивать под нужный формат и идеологию, а иных и вовсе возвращать с того света.   

«Бесы», режиссер Владимир Хотиненко, 2014, 12+ 

Следователь Горемыкин приезжает в провинциальный город N, чтобы расследовать убийство разночинца Шатова; того застрелили, а труп утопили в пруду. Вскоре выясняется, что тут не бытовуха, а самый настоящий террористический заговор: в покойной русской тьмутаракани обосновалась, проникнув даже во власть, группа нигилистов-экстремистов.

Мини-сериалу Хотиненко следовало бы выйти года четыре назад, эффектно оттенив в мозгах телезрителя бум столичных протестных настроений, но и сейчас сюжет ложится на повестку дня. Провокаторы инородно-интеллигентского вида везут из Европы идеологическую заразу, будто хамон. Прикрываясь либеральными идеями, высмеивают все, что есть у русского человека святого; сами не верят вообще ни во что, а баламутят из баловства. Измываются над стариками, убивают больных и насилуют детей. Затягивают в свои сети скучающих романтиков: «Людям часто кажется постылой обыкновенная деятельность, вот и начинаются эти игрища». Мечтают погрузить общество в аморальный хаос, не гнушаются сакральными жертвами, выбранными из своих же.

Если с иными классиками приходится повозиться, чтобы вплести их в «правильную» идеологическую линию, то с Достоевским такой проблемы нет. Тем более в самом, возможно, мощном и точно самом реакционном его романе («Нигилисты и западники требуют окончательной плети»). Чуждому материальности почвеннику «Бесы» способны заменить годовой запас сыра, помидоров и моющего средства, запрещенного в России. Ничего вроде бы добавлять не надо, но Хотиненко добавляет, доступно разъясняя авторские метафоры. Сказано в романе: либералы, будто библейские демоны, вселяются в свиней. Показано на экране: Верховенский сперва истово хрюкает вместе с боровами, а потом и пляшет с ними в загоне. 

Православие*****

Самодержавие*****

Народность*****

«Солнечный удар», режиссер Никита Михалков, 2014, 12+

Одесса, 1920 год. Сдав новой революционной власти погоны, оружие и честь, белые офицеры, согнанные на обнесенный колючей проволокой пятачок, ждут загадочной эвакуации, угрызаются совестью и задаются вопросами: «Как все это случилось? С чего все началось?» Ответы главный герой-капитан ищет в воспоминаниях-грезах из прошлого — двух погожих летних днях 1907 года, когда у него, тогда поручика, случился роман с прекрасной незнакомкой — сколь страстный, столь и непродолжительный.

Хрестоматийный вопрос «Кто виноват?» (в развале великой страны) не звучит, но подразумевается. В давнем деле о расследовании краха империи возникают неожиданные фигуранты вроде Чарльза Дарвина. Он, например, повинен в том, что заронил в умы мысль, будто царь — не помазанник божий, а, как и все мы, потомок обезьяны; то есть в случае чего с ним можно особо не церемониться. Русская литература — в многолетней подрывной деятельности: «Сто лет сами себя говном поливаем, остановиться не можем, все подряд: попов, господ, любую власть. Как это Некрасов, пьянь, картежник писал: „Широкую, ясную, грудью дорогу проложим себе“. Проложили». Виноват, надо полагать, и сам герой, чьи похождения комического идиота в духе мистера Бина авторы склонны трактовать как легкомысленные проказы юности. При этом в расточаемых чудаку комплиментах собутыльника-западника — «Что вы здесь делаете с вашим умом и талантом?» — видится троллинг высокого уровня.

Наиболее беспощадно Никита Михалков, впрочем, обходится с Буниным, чьи произведения — пятистраничная зарисовка «Солнечный удар» и дневниковые «Окаянные дни» — формально положены в основу сюжета. В экранизации проза Бунина истерта до прозрачности. «Удар» — это три рыхлых часа скабрезных шуток, неловких каламбуров, плохой актерской игры и звенящей пошлости метафор, где Русь тонущую можно распознавать хоть в синем платочке-путешественнике, хоть в чемодане папирос, хоть в конфете-карамели.

Православие***

Самодержавие****

Народность**

«Дуэль Пушкинъ — Лермонтовъ», режиссер Денис Банников, 2014, 12+

Пушкин и Лермонтов не погибли молодыми, а дожили до 1857 года. Александр Сергеевич убил Дантеса и ревнует к покойному Наталью Николаевну (та действительно дает повод, на глазах всего светского Петербурга бегая к французу на могилу). Поэт погряз в быту, выясняет у жены, во сколько обошлось креслице в гостиной — в 130 рублей или в полтыщи. Картежник-бобыль Лермонтов — весь в долгах — регулярно хамит другу Мартынову, поочередно сватается к пушкинским дочкам и подумывает о самоубийстве. Рука тянется к курку, но тут в бедный лермонтовский угол заходит Александр Сергеевич и сообщает, что есть денежная халтура: на пару написать в стихах «Историю царствующего дома» по заказу Николая I.

«Дуэль» — редкий в кино пример патриотической инициативы снизу; лента снята без финансового участия Минкульта. К сожалению, оригинальность замысла душат избыточно благие намерения. Классики реанимируются только для того, чтобы, расставшись с былым вольнодумством, проникнуться идеями государственности. Шансов на исправление авторы картины не дают почему-то только Грибоедову, который тоже жив-здоров. Неприятный крашеный блондин в темных очках, хотя и служит дипломатом-госчиновником, а снова норовит обхаять родину в сиквеле «Горе от ума» — новую комедию он декламирует по салонам. За кадром выразительно отбывает в США.

В российских политических ток-шоу любят привлекать мало кому ведомых западных экспертов, выступающих на тему гниения Европы и расцвета России — как бы в знак легитимности нашей правоты. Схожий прием применяют и создатели фильма, доверяя исторически контрафактному немцу Густаву Адаму Йохану несколько животрепещущих пассажей: «Россия — опора тем народам, что живут с Богом в душе. А там, где требуют либеральных свобод, тут же являются деньги и проливается кровь».

Как патриотическое высказывание «Дуэль» сбоит, оказываясь россыпью поучительных, но несмешных анекдотов. Живые мертвецы едва не перестреляют друг друга из-за пушкинского мухляжа в «буриме» (а ведь могли из-за гонорара). Труд над «Историей царствующего дома» ограничится изобретением слова «медведчество», а все посмертное творчество поэтов сведется к визионерским лермонтовским строкам, написанным, понятное дело, сценаристами: «Навек для всех Европ и будущих историй / Вы отстояли Крым и главный русский порт!»

Православие **

Самодержавие*****

Народность****