«Россия — это одно сплошное „Фарго“: вечная зима и маразм» Интервью Семена Слепакова — о сериалах, сатире и свободе

Сценарист, продюсер и резидент Comedy Club Семен Слепаков сотрудничает с телеканалом ТНТ с 2006 года — именно тогда на экраны вышел успешный скетчком «Наша Russia». С тех пор он регулярно работает над проектами ТНТ: в 2015-м, например, Слепаков стал одним из сценаристов и продюсеров сериала «Озабоченные, или Любовь зла»; в 2016-м выпустит сериал «Бородач» с Михаилом Галустяном. По просьбе «Медузы» журналистка Александра Сулим поговорила с Семеном Слепаковым о новой сериальной культуре в России, сатирических песнях, недоумении от происходящего вокруг и неумении шутить в некоторых ситуациях. 

— За последний год вы от сценариста и продюсера стопроцентно юмористического продукта вроде «Наша Russia» и «Универа» стали двигаться к чему-то более серьезному. Я говорю о сериале «Озабоченные, или Любовь зла». Вы сами чувствуете, что являетесь непосредственным участником преобразования рынка сериалов в России?

— Если честно, нет. Это как-то все очень громко звучит для меня. Мы просто делаем то, что нам нравится. Всегда. И стараемся, чтобы это совпадало с коллективным бессознательным, как я это называю, чтобы люди это тоже воспринимали. Со скетчкомом «Наша Russia» мы добились большего эффекта, в случае с теми же «Озабоченными» — меньшего: он массовым не стал. Но никакой особой возложенной на нас миссии мы не чувствуем.

— А как это коллективное бессознательное можно нащупать? Как понять, что понравится зрителям?

— Это очень сложно. Но у меня это всегда естественно получалось: то, что было смешно мне, было смешно и всем остальным, ну, большинству людей, телезрителям канала ТНТ. И я всегда очень ценил эту естественность. Если я понимаю, что какой-то проект нашему зрителю не по вкусу, то стараюсь либо изменить сам проект, либо сменить площадку.

— «Озабоченные» пришлись по вкусу аудитории? Как вы сами считаете, сериал удачный?

— Второго сезона у «Озабоченных», скорее всего, не будет, хотя канал и доволен проектом, у него есть свои поклонники. Просто сейчас самое важное направление на телевидении все-таки развлекательное. Мы хотим экспериментировать, расти, делать что-то новое, но наш зритель по-прежнему усталый возвращается с работы и садится в кресло, взяв еду и параллельно разговаривая с женой; он хочет, чтобы что-то такое доброе, знакомое, то, к чему он уже привык или быстро привыкнет, звучало фоном, периодически выступая на передний план, когда у него есть время это воспринимать. Это правила, по которым живет телевидение, ты не можешь сказать: «А теперь давайте погасим свет, замолчим и насладимся шедевром». Это уже будет кино или же интернет, где человек находит что-то конкретное и смотрит по собственному желанию.

— С «Озабоченными» вы хотели перейти к более серьезному жанру?

— Если честно, мне все интересно. У меня нет потребности прикалываться и шутить постоянно. Я ведь даже в КВН пошел играть, потому что мне хотелось исполнять финальные песни, стоя на сцене. В них такие всегда сентиментальные слова: «мы вернемся», «мы еще встретимся». Эта ностальгия меня всегда очень трогала. Поэтому мне интересно работать в различных направлениях, главное, чтобы было про жизнь, чтобы зритель смог узнать в этом себя.

— «Озабоченные» писались и снимались довольно долго, а потом вы даже переснимали отдельные сцены, для российских сериалов — это большая роскошь…

— У меня пунктик такой: я ошибки совершаю, но потом обязательно хочу их исправить. Нас можно во всем подряд обвинять, но уж точно нельзя в том, что мы относимся к нашей работе спустя рукава. Нам действительно, может быть, где-то таланта не хватает или каких-то навыков, умений или профессионализма. Но зато есть желание сделать по высшему разряду, чтобы все было по максимуму. Видимо, поэтому мы что-то переснимали, переписывали. Если бы они уже не вышли в эфир, я бы еще что-нибудь переписал или переснял.

— Вас называют сегодня и сценаристом, и продюсером, и бардом-десятником. Вам самому какой статус комфортнее?

— Это все разные части меня: и то, что я исполняю свои песни, и то, что мы с Гариком Мартиросяном придумали «Бородача», а с Ирой Денежкиной придумали «Озабоченных», а с другими ребятами еще что-то. Какой-то мир такой стал, отовсюду идет столько различной информации, ты так много всего через себя пропускаешь, что начинаешь самовыражаться в разных направлениях.

— Скоро на ТНТ выйдет ваш новый сериал — на этот раз комедийный — «Бородач» с Михаилом Галустяном. Почему вы решили выделить эту сюжетную линию из проекта «Наша Russia» в отдельную историю?

— Мы решили рискнуть и сделать такой немного странный, но довольно интересный новый формат. В «Бородаче» все держится на рассказе главного героя. И сначала нам показалось, что это будет совсем несложная история, потому что мы ее относительно легко сняли в «Наша Russia». Тогда он просто говорил, и все веселились страшно. Но когда все растянулось на 24 минуты, стало понятно, что внутри каждого эпизода должна быть жесткая драматургия. Это совершенно экспериментальный формат, когда один человек тебе 24 минуты что-то рассказывает, и ты в принципе следишь за его рассказом, аналогов в мире я не знаю.

— У персонажа Михаила Галустяна будет какое-то развитие?

— Развития там особо нет. Зато у него есть девушка — стриптизерша в рязанском стриптиз-клубе, но у них происходит такое постоянное несовпадение. Он ничего ей предложить не может, а она ищет серьезного мужчину, у которого хотя бы ларек есть. Но эти серьезные мужчины, они с ней спят и ее бросают, и вот получатся, что ей не нужен Бородач, а она не нужна тем, кто лучше, чем Бородач. И вот они все мучают друг друга.

— А откуда еще, кроме коллективного бессознательного и реальной жизни, вы черпаете идеи? Американские сериалы смотрите?

— Я смотрю много американских сериалов, и многие мне нравятся: «Больница Никербокер», например, «Фарго».

— Мне кажется, уровень эти двух особенно для нас недосягаем.

— Не согласен! Все абсолютно реализуемо. Мне даже кажется, что кто-то уже пишет подобный сценарий. Ведь у нас сейчас большой подъем в этом плане: все всему научились, все всё смотрят. Тебе открыты все пути, был бы талант. В наше время мы на ощупь продвигались, буквально десять лет назад совершенно ничего не было, и мы ничего не смотрели, как действовать не знали. А «Фарго» написать в России гораздо проще, чем в любом другом месте, у нас Россия — это одно сплошное «Фарго», по-моему: вечная зима и маразм. Задаться бы только целью.

— А что все-таки сложнее: сериал придумать или продвинуть?

— Продвинуть сериал несложно. Сериал сложно снять, написать. Вот, пишешь пилотную серию, снимаешь, и если получилось хорошо — ты невероятно счастлив. И только потом понимаешь, что это только начало, что сейчас нужно сериал написать, потом снять его, смонтировать, выпустить, а если он получится, то писать второй сезон, а потом и третий, и четвертый. Вот «Универ» — он идет с 2008 года. Страшно сказать: восемь лет в эфире, 500 серий. Я писал первые сто. Сменились поколения авторов, родились дети, появились жены, а «Универ» еще идет. Сериал — адовая штука. В этом плане фильм гораздо более гуманная вещь, ты его за три года сделаешь и избавишься от него.

— Как вы думаете, когда-нибудь российские сериалы по своему качеству приблизятся к американским?

— В чем-то да, в чем-то нет. У нас свой путь. Хорошие сериалы, на самом деле, периодически появлялись и раньше — «Место встречи изменить нельзя», Штирлиц и т. д. В России все аккуратнее относятся к откровенным сценам, к каким-то кровавым моментам, а там у них зритель намного более искушенный. В США давно сложилась некая единая сериальная культура, а у нас это, скорее, выжженная земля, на которой есть маленькие постройки, какие-то симпатичные, какие-то уродливые, где-то вообще все развалено. Но чего-то единого у нас нет, поскольку наша реальность — очень шаткая, хрупкая и все время меняется. Два года назад, работая над «Озабоченными», мы не могли представить, что когда сериал выйдет в эфир, доллар будет — 70, а наша страна — в состоянии конфликта с кучей государств и все люди будут хотеть смотреть новости. В этом плане российская действительность похожа на пороховую бочку: она все взрывается под тобой, а ты не успеваешь осознать, понять и простить, как говорит Бородач.

— Сейчас самые рейтинговые проекты на ТВ — новости.

— В данный момент времени — да, но, может, через месяц уже все изменится. Новости же постоянно требуют каких-то вбросов, и я очень надеюсь, что их будет поменьше в нашей жизни, они все такие ужасные и трагичные, как правило.

— Вы как пишущий человек как относитесь к тому, что сейчас происходит?

— Если честно, я в растерянности. Вообще, и в жизни, и в творчестве я оптимист. Хотя нередко говорю о чем-то с грустью или сознательно провоцирую. И все-таки мне нравится, когда в конце есть надежда, что все будет хорошо. Но когда эта надежда становится все более и более призрачной, у меня почва из-под ног начинает уходить. Я предпочитаю высказываться и общаться со зрителем через юмор, но сейчас мне все сложнее и сложнее находить новые темы. Нет, они находятся, конечно, но почему-то не так, что ли, смешат, как раньше. 

Над самыми актуальными на сегодняшний день темами очень трудно шутить. Я не знаю, как шутить над тем, что «Исламское государство» (организация запрещена в России) убивает людей, то есть, наверное, можно как-то шутить и, наверное, даже нужно шутить над этим. И возможно, мы найдем какие-то способы с нынешней реальностью свыкнуться и найти в ней что-то смешное… Или ситуация между Россией и Украиной. Я не понимаю, о чем здесь я могу пошутить. Я могу как-то очень жестко, очень сатирически высказаться, но это обязательно обидит или тех, или других. Более того, я абсолютно искренне понимаю и тех, и других. Но как в этом всем искать юмор, я хоть убей, не знаю.

— Вы не хотите занимать какую-то жесткую позицию?

— Почему же, я ее занимаю. У меня есть несколько песен, в которых я высказываюсь довольно жестко. Но конкретный вопрос — украинско-российский — очень сложный. И я не вижу способа смешно высказываться на эту тему. Нет, ну, можно пошутить, что мы ухитряемся со всеми поссориться всегда, но у меня так не получается, я сначала должен задуматься, почему у нас это так, почему с той стороны — по-другому, и когда я себе все эти вопросы задаю, у меня — ноль в остатке. Я не могу сформулировать смешную мысль из всего этого. Я пытаюсь, я иду по цепочке событий, все звенья прохожу и понимаю, что ниточка никуда не привела. Не смешно мне.

— Делите ли вы для себя публику на ту, которая смотрит телевизор и ту, которая его уже несколько лет не включает?

— Мне кажется, что люди, которые не смотрят телевизор, только думают, что его не смотрят. На самом деле, они его смотрят в других местах: в интернете, в айфоне. Я думаю, что телевизор и сейчас остается тем рупором, через который ты можешь что-то сказать огромной массе людей. 

Сухая статистика говорит, что аудитория телевидения более широкая, чем аудитория интернета на данный момент. Конечно, все это быстро меняется. И вот благодаря данным последних исследований ТНТ наконец-таки понял, что интернет крадет у него аудиторию, и перестал выкладывать новые серии сразу же в день эфира и в то же самое время, когда идет эфир. Раньше мы не могли себе представить этого, потому что были уверены, что это какая-то мизерная часть людей — меньше миллиона — смотрит интернет, а 12-15 миллионов человек смотрит ТНТ. Но статистика все равно в пользу телевидения. Может, эта аудитория не самая суперпродвинутая и суперпрогрессивная, а может быть, это аудитория, у которой нет доступа к быстрому интернету. Но и такой зритель может быть глубоким, тонким и образованным, и его не надо считать отсталым. 

Вот мы все из маленьких городов, и там тоже есть библиотеки, а в них иностранная и русская классика, и если эти книги прочитать, то ты не будешь самым глупым человеком — даже по сравнению с теми, кто вообще никогда не смотрит телевизор. Мы работаем для всех людей, независимо от того, где они нас посмотрят. Это первое. А второе — было бы, конечно, лукавством не сказать, что через телевизор ты раскрутишься гораздо быстрее. В интернете тоже можно, но телевизор все равно охват дает гораздо больший.

— А можно ли вообще шутить, заниматься юмором или сатирой, перерабатывать и фиксировать действительность и оставаться вне политики?

— Можно. Для меня рецепт один: делать то, что ты сам чувствуешь лучше всего. Если тебя разрывает от того, что ты хочешь высказываться на политическую тему — вперед, а там уже потом выяснится, кто ты: интересный юморист или просто какой-то графоман, который хочет привлечь к себе внимание. Всегда надо делать то, от чего тебя самого прет, грубо говоря. Кто-то не любит шуток про политику, а кто-то вообще больше ничего не любит — только про политику шутить. Нужно себя чувствовать максимально естественно, это, по крайней мере, будет честно.

— Можно ли сказать, что ТНТ дает вам необходимую или достаточную свободу для самовыражения?

— Да, потому что взаимопонимание есть. Мне очень повезло однажды познакомиться с Сашей Дулерайном (генеральный продюсер ТНТ — прим. «Медузы») и с Романом Петренко (бывший генеральный директор ТНТ — прим. «Медузы»). Мы с ними смотрим в одну сторону, нам нравятся одни и те же фильмы, одни и те же сериалы, а когда вдруг нам что-то нравится разное, то у них хватает смелости и адекватности разрешить нам высказаться; а если они высказывают доводы, аргументы [против], нам тоже хватает внутренней мудрости выслушать их и, если нужно, что-то изменить. Это и называется идеально сложившийся творческий коллектив. 

Новый генеральный директор канала Игорь Мишин действует так же. А свобода именно в этом и состоит. Чтобы почувствовать себя свободным, мне необязательно услышать: «Семен, делай, что хочешь: хочешь порнуху, мы тебе порнуху покажем, хочешь невероятно оскорбительные, политические высказывания, пожалуйста, давай!» Это не свобода. Это ерунда, анархия. Не думаю, что она может кому-то пойти на пользу. Свобода в нашем случае — это когда тебе есть, что сказать, и когда люди на другом конце провода тебя понимают.

— Вы уже прощупывали границы этой свободы на ТНТ?

— Бывает, мы что-то предлагаем, а нам говорят: «Ребята, вы сами это видите у нас на канале?» Есть же интернет-пространство, где больше свободы в любом случае. Какие-то мои песни попадают в интернет, но не попадают на телек. Я к этому абсолютно адекватно отношусь, я не кричу: «Почему меня не показали по телевидению?» Разные мотивы могут быть. Докапываться до истины не хочу. Тем более, что она мне известна: там так много всего идет, одно с другим смешивается, и такой развлекательный канал, как ТНТ, не подразумевает каких-то острых политических моментов. Канал имеет жесткий формат: развлекательное телевидение. Когда пришел человек, сел, а ты его развлек, не выстрелил ему в голову каким-нибудь снарядом, от которого ему по комнате весь мозг разбросало — и он сидит бедный, не знает, как его собрать. [Задача], чтобы он как-то ненавязчиво повеселился.

— Да, вот передачу Никиты Сергеевича [Михалкова] недавно по «России 24» не показали…

— Да, я как раз смотрел этот выпуск. Смешанные чувства. Там очень много лукавства, и в том, что он говорит тоже. Я к этому всему отношусь осторожно. Мне почему-то кажется, что все набирают себе очки, причем под совершенно разными предлогами. Идет какая-то бесконечная гонка, борьба, в которой все пытаются друг друга обогнать. А к чему все стремятся, черт его знает, непонятно. Я в этом, короче, не участвую.

— Но вы это как-то внутренне переживаете?

— Я очень переживаю: из-за того, что у нас происходит, из-за того, что будет происходить, переживаю. Но я высказываюсь только тогда, когда знаю, что сказать. Подискутировать могу, и ту точку зрения принять, и эту. Но понять, сформулировать то, что всем было бы интересно услышать именно от меня, — не могу. Вот песню про нефть написал полгода назад — сформулировал.

— А если на это посмотреть не со стороны говорящего, а со стороны слушателя — вам самому хотелось бы слышать какие-то правдивые или просто другие высказывания о том, что происходит?

— А мы их и так слышим. Только их правильнее будет назвать не правдивыми, а искренними. Почитать эти форумы, все эти бесконечные посты в фейсбуке, нередко они написаны в совершенно отвратительной форме, но в них во всех есть та или иная доля искренности, где-то больше, где-то меньше. А правда — это уже более сложное понятие, и так бывает, что она у каждого своя.

Внимание, в песне Семена Слепакова звучит нецензурная лексика.

— Должно ли быть место для этих высказываний на телевидении, например? Пусть не на ТНТ, на другом канале. Или вы считаете, что интернета достаточно?

— Интернет стал массовым явлением. Благодаря интернету люди становятся звездами, едут в гастрольные туры, их все узнают. Например, если я перестану исполнять песни в Comedy Club, то смогу их выкладывать на своем канале в YouTube, как Сергей Шнуров это делает. У него ведь огромное количество концертов, поклонников, и он не выступает на телевидении. Зато, в отличие от всех других певцов, он ведет активную, созидательную интернет-жизнь. Не просто фотографирует себя с пирожными, а все время выкладывает какие-то видео, стихи, фразы. Они курсируют по интернет-пространству. Сергей Шнуров приезжает и собирает пять раз в год в Москве аншлаги. Так что ничего более эффективного, чем интернет, создать просто не получится. Это сейчас максимально эффективное средство массовой информации.

— Еще один эффективный способ высказать собственное мнение — выйти на площадь.

— Ну, Болотная, например, как раз-таки не очень эффективной была. Мне об этом сложно говорить. У нас оппозиция не может сформулировать внятные идеи, и поэтому это все выглядит как нелепые потуги, либо как какая-то «галимая заказуха», и всем это уже понятно. Я не против того, чтобы выходить, я просто не знаю, куда мне идти. У меня нет к конкретному человеку претензий, ни к какому. У меня такое недоумение. Есть какое-то место, в котором собираются люди, которые недоумевают? И что у них должно быть написано на плакатах: «Что делать?», «Как быть?», «Что будет?»