Первооткрыватель тьмы Памяти Юрия Мамлеева

В Москве на 84-м году жизни умер российский писатель, драматург и философ Юрий Мамлеев — одна из ключевых фигур «неофициальной культуры» 1960-х. В середине 1970-х из-за невозможности публиковаться Мамлеев эмигрировал в США, но и там его главный роман «Шатуны», повлиявший на несколько поколений русских прозаиков, издали только в сокращенном виде — настолько зловещ был мамлеевский мир. По просьбе «Медузы» о писателе рассказывает литературный критик Галина Юзефович. 

Смерть Юрия Витальевича Мамлеева — из тех событий, которые уже мало что могут изменить на культурной карте: трудно назвать другого писателя, место которого в отечественной словесности было бы настолько прочно и незыблемо, зафиксировано таким количеством подражателей, последователей и учеников. Мамлееву выпала редкая и почетная судьба — подобно Пушкину (или, если угодно, Бродскому) он стал фактом языка и культурного контекста, обладающим способностью воспроизводить себя в чужих текстах часто помимо воли — или, во всяком случае, помимо осознанной интенции — их создателей. Дмитрий Бортников, Михаил Елизаров, Олег Постнов, Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Дмитрий Горчев, Анна Старобинец, Юрий Буйда — список писателей, так или иначе осененных мамлеевским плащом, в той или иной мере унаследовавших его способ смотреть на мир, можно продолжать едва ли не бесконечно. Более того, в этом списке сложно поставить точку: авторов, полностью свободных и независимых от темной, ночной изнанки жизни, открытой именно Мамлеевым, в сегодняшней литературе почти нет.

Первые книги Юрия Мамлеева появились в самиздате в 1960-е, когда их автор преподавал математику в вечерних школах. Разумеется, увидеть свет в СССР у них — при всей аполитичности — не было ни единого шанса: слишком велик был разрыв между официально тиражируемой «светлой советской повседневностью» и вскрытым Мамлеевым миром хаоса и жути в ее основании. Для того, чтобы увидеть свои книги напечатанными, Мамлееву пришлось эмигрировать — сначала в США, а после во Францию, где он много лет преподавал русскую литературу и русский язык, с неизменным упором на своего любимого Достоевского — автора, которого Юрий Витальевич считал своим предтечей и учителем. Но удивительным образом даже на Западе книги Мамлеева были восприняты как слишком страшные: вплоть до середины 1980-х великие «Шатуны» (без преувеличения одна из главных книг второй половины ХХ века) выходили сокращенными едва ли не вдвое и вызывали вполне однозначное отторжение у европейской и американской критики.

Ситуация изменилась в конце 1980-х, когда поднятая перестройкой мутная пена всплыла на поверхность, когда черты мира, казавшегося слишком страшным и невозможным в ситуации обманчивой замороженной стабильности 1970-х, внезапно начали проступать в реальности. Описанный Мамлеевым инфернальный мир поднимался к солнцу. Именно тогда начинается подлинное признание Мамлеева — и именно тогда он возвращается на родину из эмиграции: и физически, и в виде текстов. В 1996 году в России впервые выходит полное издание «Шатунов», а еще раньше у нас начинают публиковаться рассказы и философские тексты писателя. Отныне и навсегда Мамлеев оказывается включен в пантеон русских писателей и мыслителей ХХ века.

Мамлеев — не столько писатель, сколько визионер: для него описанный им мир нутряного, хтонического ужаса, таящийся за углом, рядящийся в лохмотья нормальности — не страшный сон, не фантазм, явившийся из глубин подсознания, и уж тем более не хитро завернутая метафора нашей сегодняшней жизни. Отношения Мамлеева с созданной им реальностью заставляют вспомнить знаменитое эссе Василия Розанова о Гоголе и Лермонтове. Если верить Розанову, великий прозаик и великий поэт оставили так мало следов в реальной жизни потому, что в действительности жили не здесь, но на границе миров — нашего, обыденного, и того, контуры которого проступают в их творчестве. Этот второй мир — миражный, страшноватый и волнующий — был для них подлинным, куда более важным, чем тот, где им приходилось существовать. Нечто похожее можно сказать и про Юрия Мамлеева: сдержанный, нарочито тихий человек в знаменитых желтых очках, ни разу за всю свою долгую жизнь не ставший персонажем скандала или, как теперь принято говорить, «общественной дискуссии», был не столько изобретателем, сколько первооткрывателем мира хаоса и мрака, не художником, но сталкером. 

Созданный им мир таится где-то во мраке — и теперь, когда Юрия Витальевича больше нет с нами, некому стать нашим Вергилием в этом аду (не случайно, кстати, американское название «Шатунов» — «Небо над адом»). Но благодаря Юрию Мамлееву у нас, по крайней мере, осталось знание о нем — и довольно подробная карта.