Рассказ замполита Суд в Ростовской области допросил Надежду Савченко. Репортаж Андрея Козенко

В городском суде Донецка (Ростовская область) во вторник, 29 сентября, допросили Надежду Савченко — украинскую военнослужащую, которую обвиняют в убийстве сотрудников ВГТРК Антона Волошина и Игоря Корнелюка летом 2014 года, в покушениях на убийство мирных жителей Луганской области и в незаконном пересечении границы с Россией. Все эти обвинения Савченко отвергла. Она сказала, что убивала не мирных жителей, но только тех, кто пытался убить ее. Савченко утверждает, что ее не было рядом с поселком Металлист, где погибли журналисты, а в России она оказалась, потому что ее взяли в плен и похитили сепаратисты из самопровозглашенной Луганской народной республики. Этот рассказ (а Савченко еще и требовала допросить ее с применением детектора лжи) в корне противоречит тому, что написано в обвинительном заключении. Сторона обвинения восприняла это очень спокойно, задав лишь несколько уточняющих вопросов. За процессом следит специальный корреспондент «Медузы» Андрей Козенко.

Допрос Савченко начался с ходатайств ее адвокатов Ильи Новикова, Марка Фейгина и Николая Полозова. Они просили, чтобы их подзащитная давала показания с помощью детектора лжи и специалиста-полиграфолога, а также чтобы во время ее допроса на стену зала заседаний проецировалась карта Луганской области. Так Савченко, по мнению защитников, смогла бы лучше доказать, что 17 июня 2014 года ее не было вблизи поселка Металлист рядом с Луганском, и что она не координировала обстрел, в ходе которого погибли Волошин и Корнелюк, а еще несколько мирных эвакуировавшихся жителей пострадали. 

С детектором лжи разобрались довольно быстро: все-таки по Уголовно-процессуальному кодексу суд, а не машина оценивает достоверность тех или иных показаний. За карты стороны воевали подольше. Те, что есть в материалах дела, сторона обвинения предоставлять отказалась. А против карты Google («Полученной, как я понимаю из интернета», — недовольно сказал председательствующий на процессе судья Леонид Степаненко) сторона обвинения выступила, потому что с точки зрения УПК карта является «недостоверной» и «не официальной».

Наконец, Савченко приступила к своему рассказу. Она сказала, что будет говорить по-русски, а на украинский перейдет только в том случае, если не сможет объясниться. За три следующих часа она путалась разве что в названиях месяцев.

Савченко родилась в 1981 году, окончила 11 классов и швейное училище, потом пошла в армию — сначала в железнодорожные войска, потом в десант. Мечтала летать на истребителях, однако по украинскому законодательству женщины не могут работать на реактивной технике. Полгода по миротворческой линии ООН была в Ираке — в Басре. Пять лет после этого служила штурманом-оператором на вертолете Ми-24.

Отдельно она отметила, что координация ведения огня в авиации и в артиллерийских войсках — это принципиально разные вещи. В артиллерии нужны математические расчеты и знание точных координат. Всему этому ее не учили.

Когда начались события на Майдане, Савченко приезжала туда во все свои увольнительные. «Это было мое волеизъявление», — говорила она. Была она на Майдане и в феврале 2014-го, в дни самых жестоких боев в районе улицы Грушевского, когда погибли мирные граждане. Оказывала медицинскую помощь, защищала «беркутовца», с которым хотела расправиться толпа. «Потом мы с другим „беркутовцем“ уговаривали его коллег не применять силу к мирным людям», — говорила она. После присоединения Крыма к России и начала боевых действий на юго-востоке Украины Савченко решила отправиться в Донбасс. Она подала заявление на перевод в батальон «Айдар», но приступила к службе, не дожидаясь, пока оно пройдет по инстанциям.

Сторона обвинения все пыталась отговорить Савченко от политических лозунгов, но это было невозможно, потому что ее мотивы были связаны только с политикой. «Людям моей профессии, низовому звену, было тяжело принимать решения сверху об отъеме территорий, которые мы считаем нашими», — говорила, в частности, Савченко. К людям, оказавшимся на другой стороне, ненависти, по ее словам, у нее не было. Сепаратистов — жителей Донецкой и Луганской областей — Савченко врагами не считает: они просто «под воздействием пропаганды сделали свой выбор и стали противниками». Настоящими же врагами Савченко называет тех, кто «пришел на Донбасс из чужой страны» с чужим же оружием в руках.

2 или 3 июня Надежда Савченко прибыла в распоряжение батальона «Айдар». Занималась всем и сразу — не хватало личного состава, оружия, раций, вещей. Если бы она поступила на службу официально, то стала бы замполитом — «психологом-идеологом». Как говорит Савченко, это была единственная в полку должность, на которую могла претендовать женщина.

Чем ближе к 17 июня, тем подробнее становился рассказ Савченко. 15-го и 16-го украинская армия отбила у сепаратистов населенный пункт Счастье. «Ход действия операции я вам раскрывать не собираюсь», — холодно сказала подсудимая. Так же она отвечала и на все вопросы прокуроров о дислокации частей или о технике, стоящей у них на вооружении. Рано утром 17 июня Савченко позвонил комбат «Айдара» Сергей Мельничук и сообщил ей об обстреле и раненых южнее Счастья. Савченко подняла несколько человек из личного состава, а сама на автомобиле Nissan вместе со своей волонтеркой-сестрой Верой поехала к месту. 

Дело происходило в районе населенного пункта Стукалова Балка. Боя уже не было, рассказывала она, на дороге стояли брошенные сепаратистами маршрутная «Газель» и две частные машины с боеприпасами. Савченко обнаружила четверых раненных солдат, позвонила Мельничуку и сестре, сказала, чтобы за ними приехали на легкой технике, потому что бронемашину легче заметить и уничтожить. Минут через 15 за ранеными приехала машина с двумя бойцами «Айдара», но ее, рассказывала Савченко, тоже подбили. Она предложила им отступать — как получится, сама же пошла еще южнее. Что было дальше с ранеными, она так и не сказала. Поселок Металлист, где в это же время велся обстрел, оставался в трех-пяти километрах к западу от нее.

Савченко рассказала, что засаду она почувствовала, когда до нее оставалось метров двести. Она остановилась, но тут прямо перед ней, метрах в двадцати, появился вооруженный сепаратист. «Попалась. Иди сюда», — произнес он. Савченко решила не сопротивляться — открыв огонь, она могла привлечь внимание к скрывающимся раненым. Парень даже не отнял у нее автомат. Они вместе, беседуя, прошли до основной засады. Вот там Савченко уже разоружили, у нее забрали деньги. На голову надели мешок и пообещали «отправить в расход». Это было за час до того, как начался обстрел поселка Металлист, во время которого погибли сотрудники ВГТРК.

Савченко привезли в спортивный зал военкомата в Луганске, приковали наручником к спортивному снаряду. Там были и другие украинские пленные; их приковывали наручниками к гирям, например. На следующий день в спортзал впустили группу корреспондентов российских федеральных телеканалов. И только от них, по ее словам, она узнала о гибели Волошина и Корнелюка. Савченко сказала на телекамеры, что была наводчицей огня. На суде она пояснила, что сделала это просто так: «Это российские журналисты, какая разница, что им говорить». И добавила: она действительно звонила командиру полка Мельничуку, но не координировала ведение огня, а лишь просила не стрелять по дороге.

Бойцы ЛНР, рассказывала Савченко, вели себя агрессивно, но в целом нормально. Кормили тем, что ели сами, вели разговоры об обмене военнопленными. Тогда же Савченко увидела нынешнего главу ЛНР Игоря Плотницкого — он представлялся министром обороны самопровозглашенной республики. Именно Плотницкий, считает Савченко, принял решение о том, чтобы отправить ее в Россию.

23 июня ее сначала везли на машине с мешком на голове и в наручниках, а потом передали двум людям в военной форме, которые, в отличие от многих сепаратистов, совсем не говорили по-украински. Они прошли через лес, сели в новый автомобиль, там Савченко приняли люди в масках. За три с половиной часа пути они не обмолвились с ней ни словом. Потом Савченко оказалась в синей «девятке» с двумя людьми в штатском. Потом ее ждал бежевый микроавтобус и еще два часа дороги. Большую часть пути глаза Савченко были закрыты, однако один раз ей удалось разглядеть дорожный указатель «Богучар — 60 км». Богучар — это райцентр в Воронежской области, до украинской границы от него больше 70 километров.

Савченко рассказала, что оказалась у поста ДПС, к ней подошел полицейский. «Правый сектор»? — спросил он ее («Правый сектор» признан в России экстремистской организацией, его деятельность запрещена). «Я военнопленная», — ответила она. Савченко отвезли в мотель «Евро» на трассе «Дон» (окраина Воронежа) и держали там под охраной. К ней начали приходить российские следователи. Один сказал, что она будет свидетелем по делу Авакова-Коломойского (главное дело, возбужденное СК РФ по мотивам украинских событий). «Я их даже не видела ни разу», — пожала плечами Савченко. В июле ее арестовали уже в рамках собственного дела.

Таким образом, версия Савченко в корне противоречит обвинительному заключению. В нем говорилось, что она координировала огонь по Металлисту, а потом незаконно пересекла границу в Ростовской области. Но сторона обвинения в зале суда выглядела так, будто ее эти расхождения не очень волнуют. Савченко задавали много абстрактных вопросов: умеет ли она ориентироваться на местности, кем она была в Ираке, приходилось ли ей убивать людей (да, но только тех, кто пытался убить ее, — отвечала подсудимая), в чем состоит теоретическая подготовка штурмана-оператора вертолета и так далее. Сторона обвинения, похоже, хочет доказать, что Савченко обладала всеми знаниями, чтобы быть тем человеком, который умеет координировать огонь. Была ли она им на самом деле — в обвинительном заключении об этом все уже сказано.

После допроса Савченко суд начал допрос потерпевших — жителей Луганской области. Он продолжится и в среду.