Методы работы не подлежат раскрытию Почему ФСБ отказывается выдавать уже рассекреченные документы

Предприниматель Сергей Прудовский вновь подал жалобу в Мосгорсуд. Ранее суд продлил срок секретности документа, по которому в Манчжурии в 1930-е был репрессирован его дедушка. Несмотря на то, что сам документ рассекречен и опубликован на Украине, российский суд по-прежнему считает, что из-за «исключительных обстоятельств» и «особой чувствительности для России» эта бумага не может быть раскрыта. По просьбе «Медузы» член команды адвокатов «Команда 29» Глеб Беличенко объяснил, как в России может быть засекречен документ, который лежит в открытом доступе в интернете.

В 1992 году Борис Ельцин выпустил указ, по которому все материалы, касающиеся репрессий и нарушений прав человека в России за период с 1917-го по 1991-й, должны быть рассекречены. В 1993-м вышел закон «О гостайне», по которому максимальный срок секретности сведений составляет 30 лет. Документы, вышедшие до 1993-го, можно было рассекречивать, а можно было и не рассекречивать — закон не предложил однозначной трактовки этого вопроса. 

Долгое время сотрудники органов госбезопасности, используя принцип «закон обратной силы не имеет», настаивали на том, что это ограничение не касается документов, вышедших до принятия закона «О гостайне», то есть до 1993-го. Один из тех, кто на практике столкнулся с подобной трактовкой, — историк «Мемориала» Никита Петров. 

Петров специализируется на изучении истории советских органов госбезопасности. В 2010 году он попросил ФСБ рассекретить некоторые документы, связанные с деятельностью аппарата уполномоченного НКВД-МГБ в Германии в 1945-1953 годов. Ему отказали, поскольку экспертиза нашла в содержании документов гостайну. Вместе с юристами из объединения «Команда 29» Никита Петров оспорил это решение в Конституционном суде. Заявителям удалось добиться более четкой трактовки статьи 13-й закона «О гостайне».

«Как только мы их прижали и КС признал их позицию незаконной, они были вынуждены искать выход из создавшейся ситуации. Долго думали, что же делать. Это очень долгая и кропотливая работа — принимать решение по каждому документу», — рассказывает адвокат Иван Павлов. Павлов возглавляет объединение юристов «Команда 29» и более 20 лет занимается делами, связанными с секретностью и свободой информации. В конце 1990-х Павлов защищал обвиняемого в шпионаже журналиста Григория Пасько, тогда же участвовал в деле обвиняемого в госизмене Александра Никитина. Весной 2015 года Павлов добился прекращения уголовного преследования в отношении многодетной матери из Вязьмы Светланы Давыдовой.

По словам Павлова, в связи с решением КС органы госбезопасности пошли на беспрецедентный шаг — засекретили огромный массив архивных документов. 12 марта 2014 года Межведомственная комиссия по защите гостайны вынесла постановление, согласно которому срок секретности множества сведений из архивов ВЧК-НКВД-КГБ за период с 1917-го по 1991-й должен быть продлен до 2044 года. В приложении к этому документу перечислен список из 23 категорий информации, которых это касается.

«Комиссия не представила оснований для продления срока секретности документов. На наш взгляд, это решение нарушает статью 13 закона „О гостайне“. Самостоятельно нам так и не удалось выявить причины, по которым это произошло. Тем более что эти причины должны быть исключительными», — рассказывает Павлов.

Указ касается, например, данных о методах и результатах оперативно-розыскной деятельности, сведений об осведомителях, информации о финансировании спецопераций, информации о методах борьбы с организованной преступностью и коррупцией. Теперь, даже если документ датирован советским периодом, но, к примеру, содержит данные о планируемых или фактических затратах на антитеррористическую деятельность, ФСБ не обязана его рассекречивать.

Документ о продлении сроков засекречивания впервые был обнародован в связи с делом Сергея Прудовского. Прудовский изучает биографию своего деда Степана Кузнецова, который работал на Китайско-восточной железной дороге в 1930-х и попал под репрессии по делу «харбинцев». Харбин — город в Манчжурии, который основали в конце XIX века переселенцы из Российской империи. Почти все они были заняты в работах по строительству железнодорожной магистрали. После революции русскоговорящего населения в Харбине стало еще больше — туда хлынул поток белоэмигрантов. В середине 1930-х Манчжурию оккупировала Япония. СССР продал ей свою долю в КВЖД и насильно вывез всех русскоговорящих на свою территорию, где против подавляющего большинства этих граждан были заведены уголовные дела. Всего по «харбинскому делу» арестованы более 40 тысяч человек, расстреляны около 30 тысяч.

Своеобразный старт кампании против «харбинцев» был ознаменован письмом главы НКВД СССР Николая Ежова, которое разослали в сентябре 1937 года по всем союзным и областным управлениям НКВД. В нем были перечислены категории граждан, которые должны подвергнуться преследованию, а также расписан по пунктам план оперативных мероприятий.

Сергей Прудовский через суд попытался добиться рассекречивания этого письма, несмотря на то, что оно есть в свободном доступе. Архивы Украины опубликовали его еще в 2011 году. Исследователь говорит, что дело его чести — заставить именно российские власти открыть этот документ. Но Мосгорсуд отказал ему, сославшись на решение о продлении секретности. При этом и Верховный суд оставил решение первой инстанции без изменения.

«Они представили письмо — как некий обобщающий результат оперативно-розыскных мероприятий. Хотя из его содержания видно, что невиновные люди (многие потом были реабилитированы, в том числе посмертно) названы шпионами. То есть речь идет о необоснованных репрессиях. Тем не менее, даже Верховный суд Российской Федерации предпочел этого не замечать», — объяснил «Медузе» историк «Мемориала» Никита Петров, который также занимается изучением дела «харбинцев».

По словам Никиты Петрова, решение о продлении секретности делает невозможным изучение некоторых тем, связанных с историей СССР. Историк сам сталкивался с тем, что документы, которые были необходимы для его исследований, засекречивались повторно. Он считает, что это сравнительно новое веяние.

«В 1992 году специальный указ Бориса Ельцина воспринимали как указание к действию. Была проведена работа в разных архивах, был рассекречен определенный массив документов. А теперь посмотрим, как подобные указы сейчас трактуются в архивах. Даже очевидно связанные с репрессиями документы остаются засекреченными, и находится тысяча причин, чтобы не открывать их», — рассказывает Никита Петров.

Сергей Прудовский и правозащитники из «Команды 29» отправили жалобу на решение комиссии по защите гостайны еще осенью 2014 года, однако получили отказ. Сейчас они подали кассационную жалобу и собираются более подробно изучить «исключительные обстоятельства», из-за которых секретность была продлена. Общественники, пытаясь привлечь внимание к вопросу, запустили петицию, которую за несколько недель подписали более 10 тысяч человек. Сбор подписей продолжается и сейчас.

И Прудовский и Петров, в свою очередь, уверены, что причина — в «гипертрофированном профессиональном кураже», которым охвачены сотрудники силовых ведомств. На заседании по делу, которое касалось письма наркома Ежова, сотрудники ФСБ настаивали на том, что эта информация до сих пор чувствительна для России.

«Представить себе, что информация о событиях 1920-30-х годов чувствительна для нынешних сотрудников ФСБ, довольно сложно. С тех пор столько воды утекло, нет людей, структур, правил. Но они живут с такой мыслью в голове — если мы по первому требованию будем выдавать им все, что они захотят, то мы тогда не хозяева собственного архива. Вот когда мы решим, тогда и будет необходимо», — говорит Никита Петров.

По словам Сергея Прудовского, практика «вечной секретности» имеет системный характер, даже если дело касается реабилитированного человека, каким был его дед. Недавно он столкнулся с похожей ситуацией в другом деле, фигуранта которого также впоследствии оправдали. Исследователь считает, что еще одна причина кроется в преемственности и корпоративной этике сотрудников органов госбезопасности.

«В архивно-следственных делах многие страницы закрыты, хотя ничего секретного там просто быть не может. Например, недавно знакомился с делом бывшего начальника УНКВД по Москве и области. В его деле 800 с лишним листов, почти половина закрыта. Все допросы, которые были до того, как его перевезли в Сухановскую тюрьму, закрыты. Как мне сказали, методы работы не подлежат раскрытию и ознакомлению. А я спросил: у вас что, методы такие же? Мне ответили — да, такие же».