Мемуары дочери Шпета, «Замок из стекла», «Фрикомыслие» Галина Юзефович — о трех новинках нон-фикшн

Еженедельно литературный критик Галина Юзефович рассказывает на «Медузе» о самых интересных книжных новинках. В этом выпуске — «Дочь философа Шпета» Марины Шторх, «Замок из стекла» Джаннетт Уоллс и «Фрикомыслие. Нестандартные подходы к решению проблем» Стивена Левитта и Стивена Дабнер.

«Дочь философа Шпета», Марина Шторх, Corpus, 2014

«Дочь философа Шпета» Марины Шторх — это такой «Подстрочник» Лилианны Лунгиной (и про русский ХХ век, и по мотивам документального фильма), только со смещенным фокусом. В отличие от Лунгиной, рассказывающей преимущественно о себе, Шторх говорит в основном о других — и в первую очередь, как следует из названия книги, о своем отце философе Густаве Шпете.

Как результат этого фундаментального несходства — строго симметричными оказываются и достоинства, и недостатки двух книг. Если «Подстрочник» периодически раздражает авторским эгоцентризмом, то из «Дочери философа Шпета» можно узнать массу симпатичных и человечных историй про великих современников, родственников и друзей рассказчицы. Среди них — колоритнейшее семейство Гучко (родня со стороны матери), композитор Рахманинов, литовский поэт и дипломат Балтрушайтис, художник Поленов с чадами и домочадцами, а еще Пастернаки, Цветаева, «тетя Вера» Комиссаржевская, актер Качалов, балерина Максимова и вообще добрая половина деятелей культуры ХХ века, о которых Марина Густавовна рассказывает живо, остроумно и с любовью. В то же время, если голос Лунгиной «звучит» ярко и узнаваемо (в том числе и в отрыве от исходного видеоряда), то в книге Шторх образ рассказчицы, напротив, огорчительно смазан. Двухстраничное предисловие режиссера Елены Якович сообщает о самой Марине Густавовне заметно больше, чем последующие двести с лишним страниц мемуаров.

Впрочем, если вы не настаиваете на том, чтобы интересные истории вам непременно рассказывали интересные люди (лично я — настаиваю, поэтому в моем персональном рейтинге «Подстрочник» обходит «Дочь философа Шпета» на несколько позиций), следует признать, что сам по себе монолог Марины Шторх — чтение весьма увлекательное. В первую очередь, конечно, захватывающе интересен рассказ об устройстве гелиоцентрической семьи Шпетов, где решительно все вращалось вокруг сияющего солнца — самого Густава Густавовича. Его друзья, его строгость, трепет, который он вызывал в детях, его любовь к жене, его папиросы, его прошлое (внебрачный сын киевской портнихи), его первый брак и драматичный развод, его переводы Гегеля — все в книге Марины Шторх строится вокруг фигуры отца.

Любое счастливое воспоминание юности обретает ценность и смысл только тогда, когда его свидетелем или соучастником становится Густав Шпет, а переход в новый статус — из назойливого маленького существа, мешающего папе работать, в друга и собеседника (в полной мере это произошло в сибирской ссылке, где Марина Густавовна несколько месяцев прожила наедине с отцом) — становится едва ли не важнейшим в ее биографии. Поэтому неудивительно, что с арестом и ссылкой философа (в 1937 году Шпета арестовали вторично и на этот раз уже расстреляли) гелиоцентрическая модель мира рушится. Вся дальнейшая жизнь Марины Густавовны — по сути дела, ее три четверти — укладывается в скупой, на две недлинные главы, перечень разрозненных фактов. Вышла замуж, родился сын, первый — любимый — муж умер, второй брак, еще трое детей плюс один приемный, сводная сестра вышла замуж за сына Пастернака, работа в интернате при Центральной музыкальной школе, внуки, правнуки, 106 живых потомков Шпета…

Я не любитель подобного рода литературы (слишком много в ней, на мой вкус, имен, фамилий и родственных связей), но не признать ее исключительной актуальности невозможно. Назвать книгу Марины Шторх «светлой» или «оптимистичной» язык не повернется — что может быть светлого в книге, ключевой темой которой является потеря? Однако в то же время она обладает каким-то специфическим утешительным эффектом, особенно ощутимым именно сегодня. Среди любых ужасов случаются праздники, в ледяной ссылке можно смеяться, пить чай и комментировать Шекспира, а из шерстяных бинтов получаются красивые — правда, очень красивые! — платья для маленьких девочек. А еще — что, конечно, главное — все это, в принципе, можно пережить.

«Замок из стекла», Джаннетт Уоллс, «Эксмо», 2014

Книга Джаннетт Уоллс «Замок из стекла» — тоже повесть о странном детстве и юности, хотя совершенно ином и в иных декорациях. Джаннет, успешная журналистка и респектабельная дама, решилась на своего рода каминг-аут — рассказала о своем, мягко говоря, своеобразном детстве и немедленно стала медийной звездой.

Родители Джаннет — не совсем уж хиппи, но абсолютно «свободные души» — предпочли воспитывать своих четверых детей в стиле нью-эйдж. Жизнь в фургончике, свобода, творчество и горячая взаимная любовь — девизом семьи вполне могла бы стать излюбленная фраза мамы Джаннетт: «Может быть, у нас плохая термоизоляция, но зато мы любим и поддерживаем друг друга». Мама рисовала картины, папа сам мастерил все необходимое для жизни, иногда им приходилось есть то, что немного испортилось («Для этого нужно просто зажать нос, и все будет хорошо!»), зато перед сном папа всегда рассказывал детям увлекательные истории из собственной жизни, все вместе они хохотали до упаду, а еще у них была куча свободного времени и несколько собак. Другие дети считали их семью психами, зато они были счастливы. Ну, или некоторое время предпочитали так думать.

Не нужно обладать особо богатым воображением, чтобы понять: рано или поздно подобные идиллические сюжеты неизбежно перерождаются в свою прямую противоположность. Романтическое бродяжничество станет просто бродяжничеством, экстравагантность начнет отдавать безумием, а веселое «ничегонеделанье» внезапно обернется тягостной безработицей и изнуряющей нищетой. Все эти этапы Джаннет Уоллс фиксирует с совершенно хирургической беспощадностью (похоже, отчасти книга писалась в психотерапевтических целях). Вот папа и мама впервые подрались; вот папа впервые напился; вот нас — юных интеллектуалов — определили в класс для детей с задержкой развития; вот на груди у брата ночью насмерть замерзла игуана… Когда ситуация становится совсем невыносимой, родители вместе с детьми переезжают к бабушке с дедом — суровым реднекам, склонным, помимо прочего, распускать руки (во всех смыслах слова), после чего прежняя жизнь в фургончике начинает казаться чуть ли не раем.

Сама история превращения прекрасных молодых мечтателей в грязное отребье, роющееся в помойке в поисках съестного, достаточно драматична (и предсказуема), однако читать книгу Джаннетт Уоллс стоит не из-за этого. Главное в ней — восхитительное, анатомически безупречное и по-настоящему леденящее душу описание чувства стыда. Именно стыд — за свою грязную и рваную одежду и скверный выговор, за родительское чудачество, за свой стыд по этому поводу, за свой стыд по поводу этого стыда — оказывается без преувеличения главным героем книги и ее двигателем внутреннего сгорания. Поначалу маленький и безвредный стыд разрастается, захватывает все новые области и обретает поистине сатанинское величие. Наблюдать за этим страшно — и одновременно здорово. Все остальное — а что, были варианты? Понятно же было, чем дело кончится.

«Фрикомыслие. Нестандартные подходы к решению проблем», Стивен Левитт и Стивен Дабнер, «Альпина Паблишер», 2015

Лучшее, что пришло мне в голову при попытках определить жанр, в котором пишут Стивен Дабнер и Стивен Левитт, — словосочетание «десертная литература». И «Фрикономика», самая знаменитая книга этого творческого дуэта, и ее продолжение «Суперфрикономика» представляют собой идеальное развлечение для человека, слишком умного для глянцевых журналов и слишком занятого для серьезного чтения. Парадоксальная трактовка сложных экономических проблем — череда эффектных фокусов с их последующим разоблачением — создает ощущение легкой и приятной разминки для интеллектуальных мускулов, но без чрезмерного напряжения.

Новая книга Дабнера и Левитта подбирается к той же самой проблеме — парадоксального взгляда на привычные вещи — с противоположной стороны: авторы, с позволения сказать, раскрывают изнанку своего творческого метода. Вместо того чтобы жонглировать перед читателем готовыми разгадками, они демонстрируют, как можно научиться показывать аналогичные фокусы самостоятельно. Или, пользуясь их собственным термином, учат читателя «фрикомыслию».

Конечно, это тоже фокус: для того чтобы научиться «мыслить как фрик» (если под фриком подразумевать крупнейшего экономиста Левитта или опытного журналиста Даббнера), потребуется как минимум соответствующий масштаб личности. Так что возлагать на книгу большие надежды в смысле приобретения практических навыков не приходится. Однако скучно не будет — как всегда с этими авторами, удовольствие от чтения гарантировано. В самом деле, кому ж не интересно разобраться, почему люди с лучшим образованием меньше заботятся о состоянии окружающей среды или когда (то есть начиная с какой предложенной суммы) порядочная женщина начнет всерьез рассматривать возможность занятия проституцией.