Россия останется опасной страной. ФБК после Навального — это карго-культ. Очень все грустно Бизнесмен Борис Зимин был одним из главных спонсоров ФБК. Вот что он теперь говорит о российской оппозиции

Бизнесмен Борис Зимин в начале мая дал интервью Deutsche Welle. Но полностью оно так и не вышло. Издание опубликовало его только в виде короткой новости о том, что Зимин прекратил спонсировать ФБК, хотя сам он говорил об этом решении еще год назад. Зимин долгое время был практически единственным крупным спонсором ФБК, не скрывавшим своего имени. Он же оплатил медицинский самолет, которым в 2020 году Алексея Навального вывезли из Омска в Германию — после того как Навального отравили в России «Новичком». Когда интервью Deutsche Welle не вышло, Борис Зимин поговорил с журналистом Александром Плющевым. Вот что сказал Борис Зимин.

О Deutsche Welle

Это интервью записывалось до того, как стало известно, что Deutsche Welle будет вручать награду ФБК через какое-то время.

В интервью получается, что я сказал какие-то вещи, которые, может быть, не слишком соответствуют награде. Это не какая-то большая беда, просто эта урезанная новость — она не отражает мое настроение. Я совершенно не рад тому, что не поддерживаю ФБК, и все немножко не так. Вряд ли это [снятие публикации] акт цензуры, у меня нет оснований [предполагать такое], мне кажется, были логичными предположения, что — ну, неудобно, неожиданно, не к месту.

О сериале «Предатели»

Нехорошее у меня от этого фильма впечатление — и некоторое разочарование, надежды какие-то последние пропадают. ФБК, мне кажется, не тем занимается, не то делает — тратит имеющийся капитал куда-то в странную сторону. Я понимаю, что кликбейт, я понимаю, что все [о сериале] говорят, и это, может быть, какой-то критерий успеха — но, на мой взгляд, это стратегический неуспех. Этот фильм не просветительство никакое — это политическое высказывание, и сам ФБК подтверждает, что это политическое завещание Алексея. И это меня вгоняет в совершеннейшую тоску. Если это политическое завещание, то из чего оно состоит? Оно состоит из ненависти — к конкретной точке исторической и к конкретным людям. И если это завещание такое, направленное в прошлое, — ну, это ужасно.

Я не согласен, что это политическое высказывание и завещание Алексея. Я не хочу верить в это. Алексей был политиком. Алексей мог задавать повестку. Алексей понимал, что такое борьба с коррупцией, чем отличается видение будущего от каких-то тактических вещей. Сейчас ФБК после Алексея — это какой-то карго-культ, когда внешние технологические вещи замещают видение.

О 1990-х годах

То время для меня было временем совершеннейшей весны во всех смыслах. Были какие-то трудности и глупости, и страшно было, но ощущение весны. Я верил, что мы зарабатываем и чем больше людей отвечают за себя, тем больше шансов, что и демократия придет. Все стало казаться немножко по-другому существенно позже.

Еще раз [о сериале ФБК]: это упражнение по ненависти мне кажется допустимым с эмоциональной точки зрения, но совершенно провальным и ужасным с точки зрения политической организации, которой хочет быть ФБК. И еще раз — это не Алексей. Алексей для меня — человек, который доказал совершенно другую теорему: что нужно поступать в соответствии со своими ценностями и в ущерб своим интересам. Этого в том, что сейчас ФБК представляет завещанием Алексея, ни капли нет. И то, что они базируются на последней статье Алексея, мало что значит — он сидел в тюрьме.

О политике ФБК

Политик должен заниматься поиском смыслов, объединения, но никак не ненавистью. Вот хорошо: коррупция — плохо, демократия — это хорошо, а воровать плохо. Это все не ценности, это какие-то обстоятельства, потому что хорошо жить с хорошей медициной без коррупции хотят все. А давайте поговорим, кто за что готов умирать. В России мы сейчас видим, за что люди умирают, — за какую-то химеру, за какую-то гадость для убийства других людей. Что вы им предложите? Борьбу с коррупцией? Так они и так уже с вами. Они рукоплещут посадке генералов. Представим, что все прошло, Путин куда-то исчез, и вот мы вместе: мы — вернее, вы — и миллионы участников СВО. И куда мы дальше пойдем с этой ненавистью? Искать Чубайса, чтобы его повесить? У Алексея была ценность, это было похоже на что-то, связанное с «не воровать» и так далее, но это совершенно не тот разговор, который мы сейчас слышим от ФБК. Ради чего не воровать, что будем строить, какую страну?

О прекращении спонсорства ФБК

Я повторю то, что рассказывал. Когда ФБК был в России, мне было понятно, почему я один такой и не скрываю своего имени. Когда мы оказались все за рубежом, мне эта ситуация стала казаться странной: я опять один — почему, где поддержка? Мне кажется, я объяснил, и Леня [Волков] меня понял. Да, нужно время, чтобы перестроиться, отыскать спонсоров, может быть, поменять политику на более открытую — мы сделали плавное расставание в течение года. Политическая организация должна зависеть от своих избирателей. А если я или, там, какая-то группа богатых людей предложит плечо, помощь, не будет спрашивать ничего — перед кем будет отвечать организация? Деньги у нее есть, от сторонников она не очень зависит.

О поддержке российской оппозиции за рубежом

У нас фонд [«Династия»] — он вообще-то должен тратиться на что-то, связанное с просвещением. Трата на ФБК — это не слишком целевая трата. Но [за столько лет] я убедился, что надо тратить на страну, это суперважно. Мы так должны понимать свою миссию. Без нормальной политической системы или хотя бы оппозиции вообще нечего говорить ни о каком просвещении. Сейчас ситуация другая — сейчас есть война в Украине. Сейчас нужно тратить деньги на украинские нужды. А тратить деньги на оппозицию, которая в ближайшие пять лет мало на что повлияет, — это неразумно. Как инвестор я понимаю, что бы сейчас ни случилось в России — вот Путин испарится, — кардинально ничего не поменяется, она останется опасной страной. Но, с другой стороны, большая беда, что в оппозиционном лагере не на что положить глаз. Очень все грустно.

О гражданах России

Умирать [в России] особо никто не хочет, воевать особо никто не хочет, но в общем есть понимание, что надо, люди идут. И когда поменяется ситуация с существованием Путина, что эти люди подумают? Что мы три года шли не туда? Я в это не верю. Из-за чего вдруг люди поменяют свое сознание и систему ценностей? Может, случится чудо и кто-то придумает вот это измерение, в котором можно о чем-то поговорить вместе, но сейчас [его] нет, не о чем говорить. У нас, мне кажется, состояние гражданской войны.

Где пространство, в котором можно поговорить, не перерезав друг другу горло? Вот чем политическая организация должна бы заниматься. Сейчас идет война, она отличается от всего, что мы видели, тем, что куски мяса — прямо в телеграме. Украина-то уже находится в Европе, и как-то Европа, может, справится с этой проблемой. А России никто не будет помогать. Борьба с коррупцией — штука важная, но на фоне всех этих проблем ценностных — немного не того масштаба.