истории

Иван Ильин — любимый философ Путина, симпатизировавший фашистам. В РГГУ (под руководством Дугина) работает политическая школа, названная в его честь Рассказываем, что нужно знать про конфликт вокруг этого мыслителя, и разбираемся в его философии

Источник: Meduza

Летом 2023 года в РГГУ появилась Высшая политическая школа имени Ивана Ильина, которую возглавил ультраконсервативный философ Александр Дугин. В апреле 2024-го против нее выступили студенты университета — они запустили петицию с требованием переименовать учебно-научный центр: Иван Ильин — любимый философ Владимира Путина, который симпатизировал и итальянским фашистам, и немецким национал-социалистам. На петицию обратили внимание в Госдуме, в результате спор вокруг центра пришлось прокомментировать спикеру Думы Вячеславу Володину. «Медуза» попросила рассказать об Иване Ильине историка и публициста Илью Будрайтскиса, который написал статью «Страшная сила очевидности» о философии Ильина и его роли в политике современной России.

— Кто такой Иван Ильин? Кем он был и какой философской традиции придерживался? 

— Иван Ильин родился в 1883 году в дворянской семье. Он получил неплохое образование и в студенческие годы, которые отчасти пришлись на первую русскую революцию, он на короткое время поддался революционному влиянию. Известно, что он даже выступал на каких-то социал-демократических собраниях, а один из его братьев был довольно активен именно как социал-демократ. 

Но достаточно быстро Ильин эволюционировал вправо. Как философ и ученый он развивался под воздействием русской школы консервативного либерализма, которая ассоциируется с именами Бориса Чичерина и Павла Новгородцева. Новгородцев был научным руководителем диссертации Ильина. 

С точки зрения философского влияния Ильин, как и абсолютное большинство русских философов, — дитя немецкой философии, немецкого идеализма. Это Иммануил Кант, Иоганн Фихте и Георг Вильгельм Фридрих Гегель — главный автор для Ильина. Диссертация Ильина 1918 года, защищенная в Московском университете, посвящена учению Гегеля о боге и человеке. 

С началом [Октябрьской] революции Ильин заявляет о своей резкой оппозиции к большевистскому режиму. Несмотря на это, он продолжает оставаться в Московском университете до 1922 года, когда вместе с другими русскими интеллектуалами, которые открыто оппонируют новой власти, его ссылают на знаменитом «философском пароходе» в Германию.

В Германии он живет почти 20 лет — до 1938 года, когда эмигрирует в Швейцарию, где умирает в 1954 году. На этот период приходится его активная деятельность не только как философа, но и как публициста и политического идеолога. В этом качестве он был очень близок к «Русскому общевоинскому союзу» — это одна из главных организаций белой эмиграции, которая выросла из армии генерала Петра Врангеля, эвакуировавшейся из Крыма [в конце Гражданской войны].

Ильин во многом известен именно своими политическими текстами этого периода. Если посмотреть на те цитаты, которые сейчас как приводятся в поддержку его идей, так и свидетельствуют против [его воззрений], они в основном берутся именно из этих публицистических текстов.

При этом надо сказать, что его философское наследие, к которому можно относиться серьезно, ценилось самыми разными людьми, в том числе левыми. Даже Ленин был знаком с его текстами о Гегеле и с профессиональной точки зрения оценивал их достаточно высоко.

Кстати, интересно, что Ленин, как известно, использовал псевдоним «Ильин». Именно под этим псевдонимом он издал книгу «Материализм и эмпириокритицизм», на которую Иван Ильин написал разгромную рецензию. Так что между этими двумя историческими персонажами существует некое напряжение. Кроме того, у обоих были короткие бородки, и они даже внешне отчасти друг друга напоминают. 

Из политической биографии Ильина 1930 годов часто вспоминают период его увлечения национал-социализмом и фашизмом. Надо сказать, что это увлечение носило скорее конъюнктурный характер. То есть, поскольку для Ильина борьба против большевизма была абсолютно принципиальным делом жизни, и в нацизме, и фашизме он видел силу, которая способна оказать отпор большевикам. В этом смысле Ильин совпадал [во мнении] с довольно большой частью русской эмиграции. Можно вспомнить, что, например, Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус тоже симпатизировали Муссолини. А Иван Шмелев, известный эмигрантский писатель и друг Ильина, тоже сочувствовал Гитлеру и публиковался в нацистских изданиях на русском языке. 

Но в целом, конечно, нельзя сказать, что Ильин был гитлеровским нацистом. Он не был сторонником расовой теории, превосходства арийской расы. Всегда позиционировал себя именно как русский патриот. Поэтому антироссийская и антиславянская линия Гитлера у Ильина никогда не вызывала сочувствия. Так что, естественно, можно найти цитаты с его достаточно полярными суждениями.  

— В чем специфика и особенность политической философии Ильина? Она действительно близка к фашизму? 

— Нынешний российский режим Ильин в первую очередь привлекает апологией государства. Ильин — государственник в чистом виде. Он считал, что государство должно быть не только политическом институтом, но и моральной силой; государство должно воспитывать своих граждан, бороться за их душу. В этой борьбе оно не должно быть ограничено какими-то формальными рамками закона.

Это превышение закона ради сути закона Ильин в своих текстах называл «любовью». То есть государство должно «любить» своих граждан. А когда ты кого-то любишь, ты пристрастно к нему относишься, можешь применить к нему, например, насилие для того, чтобы помочь обнаружить лучшее в себе.

С этой точки зрения Ильин близок к фашизму, прежде всего итальянскому. Потому что фашизм в значительно большей степени, чем немецкий нацизм, был сосредоточен на такой духовной основе государства. Здесь нужно вспомнить, что идеологи итальянского фашизма тоже опирались на свою интерпретацию Гегеля. В этом смысле параллели с Ильиным очевидны. 

Если же углубляться в философскую сторону взглядов Ильина, то, с одной стороны, можно сказать, что Ильин гегельянец — в том смысле, что он считает, что есть какие-то высшие вещи вроде объективной истины, духа. Именно в объективной истине человек воплощает себя как человек, но самостоятельно эту объективную истину он обнаружить не может. То есть судьба человека — это его постоянные отношения с Другим. 

Это отношение с Другим может быть насильственным, может разрушать личную автономию индивида. В этом серьезное отличие философии Ильина от философии Гегеля. Последний считал, что Дух, то есть бог, выражается в истории, он осуществляет себя через историю, и в конечном итоге Бог соединяется с миром. То есть Гегель верил в то, что в какой-то момент наступит конец истории — человеческое существование, человеческие институты станут разумными. И тогда вот это противоречие между Богом и природой будет преодолено.

Ильин же считал, что это противоречие никогда не будет преодолено, что существование человека в мире является трагическим, потому что это совершенство воплощения божественного в мире невозможно. Это нерешаемая задача. Поэтому путь человека, как и путь Бога, — это путь страданий, невозможности окончательной гармонии с миром. В этом смысле Ильин перекликается, например, с европейскими экзистенциалистами или с таким своеобразным интерпретатором Гегеля, как русско-французский философ Александр Кожев. 

Так что философия Ильина — антипрогрессистская, она пессимистична в отношении человеческой природы. Она связана с надеждой на государство или на какие-то «надличностные» институты, которые должны постоянно обнаруживать этот трагический момент человеческого существования, служить источником вот этого благотворного, истинного страдания.

— В своей статье 2016 года, а затем и в книге «Мир, который построил Хантингтон и в котором живем все мы. Парадоксы консервативного поворота» вы писали, что Ильин близок путинскому режиму не как философ политический, а скорее как философ моральный. Не могли бы вы развить эту мысль?

— Как политический философ Ильин, конечно, тоже важен для режима. Просто в этом качестве в нем нет чего-то оригинального, чего-то исключительного. Ильин — политический сторонник авторитарного государства. Он тоже считал, что Украины не существует, что Россия — носитель особой духовности и так далее. В общем, это утверждения, которые можно вынести и из других авторов, в том числе из тех, которых Путин тоже любит цитировать. 

А вот с точки зрения моральной философии Ильин действительно очень оригинален. Как я уже говорил, в своей философии он показывает, что государство — духовная сила, что оно ведет борьбу именно за мораль, за добро. Сам принцип государства является добрым и служит истине.  

Даже если представители государства в конкретных случаях ошибаются, государство право в своем принципе — у него есть такое выражение. С этой точки зрения любое государственное насилие, по Ильину, не является насилием как таковым. Оно представляет собой скорее акт любви, борьбы за истинное, доброе содержание человека.

Все это абстракция, но, чтобы было понятно, как это может применяться на практике, приведу пример. Есть либералы-правозащитники, которые говорят о том, что нельзя применять пытки, что человека нельзя принуждать к какой-то политической деятельности против его воли. Они говорят, что воля отдельного человека должна быть ограждена от государственного вмешательства. Философия Ильина этой точке зрения оппонирует. Она говорит, мол, нет, друзья, для того чтобы бороться за сущность человека, за истинное, доброе начало в нем, на него нужно активно воздействовать. И в методах этого активного воздействия не нужно себя ограничивать — потому что речь идет о борьбе за истину.  

Поэтому когда, например, человека пытают в отделении полиции или в ФСБ, это делается ради его собственного блага. Это делается для того, чтобы этот человек стал лучше. Для того, чтобы человек преодолел физическую ограниченность своего тела, преодолел свой собственный эгоизм, свое собственное «произвольное» ради каких-то больших вещей. 

В более развернутом варианте моей статьи, которая есть в английском варианте книжки, я останавливаюсь на диссертации Татьяны Москальковой — это уполномоченная по правам человека при президенте, генерал полиции. Она защитила философскую диссертацию, которая посвящена в числе прочего моральному учению Ильина в практике работы правоохранительных органов РФ. 

И вот она именно таким образом объясняет эту «работу». Она говорит, что полиция ведет свою борьбу не просто за торжество закона, но за торжество истины, за торжество добра. А каждый сотрудник силовых органов является носителем этой истины. 

Мне кажется, что такая философия очень характерна для силового аппарата государства. Даже если конкретные представители этого силового аппарата меньше, чем Москалькова, знакомы с трудами Ильина, тем не менее они примерно так и понимают свою задачу. 

Сотрудники ФСБ действительно считают себя носителями добра, носителями истины, а не просто служителями закона. И, собственно, такая же точка зрения, как мне кажется, распространена среди сотрудников полиции. Они считают, что делают какое-то в конечном счете правильное, доброе дело, даже если лично они совершают недобрые вещи.  

В этом, по Ильину, и есть один из моментов проявления трагического положения человека в мире: то, что он может совершать какие-то недобрые, даже чудовищные поступки, но во имя добра. Этот парадокс Ильин считает главным в том мире, в котором мы живем. 

— Известно ли, как Владимир Путин стал увлекаться Ильиным? Кто-то его надоумил? 

— Есть гипотеза, что знакомство Путина с трудами Ильина на самом деле произошло очень давно — под влиянием Анатолия Собчака и через философию права. Собчака принято считать представителем либерального поколения перестройки. Тем не менее для Собчака учитель Ильина Павел Новгородцев был авторитетом в философии права. Я не говорю, конечно, что взгляды Новгородцева и Ильина были идентичны. Новгородцев был гораздо более умеренным. Но он тоже полагал, что у государства есть некие моральные задачи, что государство должно воспитывать своих граждан, что у законов должен быть дух этой объективной истины, объективного добра. 

Мы знаем, что Путин давно цитирует Ильина — с середины двухтысячных годов. Это действительно философ, к которому он чаще всего обращался, он признавал, что иногда перечитывает Ильина. Вероятно, это связано с такими ранними воздействиями [со стороны Собчака], сформировавшими его интеллектуальный портрет. 

— Александр Дугин — российский публицист и директор недавно созданной Высшей политической школы имени Ивана Ильина РГГУ; считается, что российские власти консультируются у Дугина по идеологическим вопросам. Какие у него философские и идеологические пересечения с Ильиным, почему он с ним так носится? Он сам апологет фашизма? 

— Я думаю, что эта «встреча» Дугина и Ильина в истории с РГГУ довольно конъюнктурная. Ильин не был для Дугина каким-то важным мыслителем. Да, он знал Ильина и ссылался на него. В одной из своих книг, изданной в 2010 году, Дугин очень негативно высказался об Ильине: говорил, что это очень плоский философ, что он пытался заменить «русский дух» немецкой схемой. Дугин писал, что Ильин — это такой европейско-немецкий философ, а не русский.

Ильин — это безусловный авторитет, на него много раз ссылался президент, он абсолютно нормализован в российском гуманитарном образовании. Мне кажется, что Дугин, которому очень хочется институционально закрепиться в российской академии, посчитал, что имя Ильина — своего рода «оберег» или «талисман», с помощью которого он может отбивать какие-то внешние атаки. Ведь если сам Дугин еще продолжает считаться спорным автором, то Ильин, конечно, уже давно признан классиком путинского государства в его философии.  

Во взглядах Дугина и Ильина действительно сложно найти прямые пересечения. Прежде всего потому, что Дугин опирается на другую философскую традицию. Он традиционалист. Да, ему нравятся европейские новые правые, евразийцы, геополитика. Но все это достаточно далеко от того развития в русле немецкой классической философии, в котором работал Ильин. 

Другое отличие состоит в том, что Ильин, при всех мрачных страницах его биографии, — настоящий философ. А Дугин таковым не является. 

Дугин — это такой конъюнктурный человек. Да, у него есть некая основная линия, он действительно всю жизнь был радикальным антизападником, радикальным критиком просвещения, либерализма и так далее. Но в философском плане он крайне эклектичен. Его основной стиль письма — это брать любых авторов — левых, правых, из одной философской школы, из другой — и интерпретировать их так, как ему нужно.

Есть хороший пример. В той же книжке, где он говорил, что Ильин «плоский» философ, он писал, что и Гегель — это тоже такой западный философ, сторонник прогресса. А мы, мол, против прогресса, мы — за возвращение в циклическое время, традиционное. Поэтому мы против Гегеля. Гегель нам не нужен. 

Сейчас же он открыл Гегеля и понял, что с ним можно работать в ультраконсервативном, фашистском духе. Теперь он говорит, что Гегель — тоже наш философ, мы его сейчас приспособим под наши цели. [Если обобщать], «Гегель — это тоже практически традиционалист, евразиец — в общем, наш человек». И таких примеров с Дугиным очень много. 

Поэтому я думаю, что если у Ильина можно обнаружить какую-то философскую последовательность мысли и умение работать с философской традицией, с аргументами разных философов — чем он и интересен, — то Дугин — это идеолог, который работает не с аргументами, а с теми сторонами в философии тех или иных авторов, которые можно использовать для подтверждения собственных взглядов. Это крайне недобросовестно и с философской точки зрения не выдерживает критики.  

— Стало известно, что к работе в пресловутом институте РГГУ уже привлечен «православный олигарх» Константин Малофеев, который с 2014 года поддерживал деньгами войну, — он прочел какие-то лекции. Как вы оцениваете взгляды Малофеева? Он тоже близок к идеям Ильина? 

— Во-первых, нужно сказать, что Малофеев — это не философ, он никакой не интеллектуал. Это политический предприниматель, капитализация которого напрямую зависит от роста его политического и идейного влияния. Собственно, для этих целей используется возглавляемый им телеканал «Царьград» и разные аффилированные структуры. 

Цель Малофеева на протяжении долгих лет — захват командных высот в российской академии и в российских университетах. Сейчас есть очевидный запрос сверху на идеологизацию образования, на то, чтобы превратить гуманитарные дисциплины в идеологические, в такую машину «воспитания воспитателей», которая в свою очередь будет учить остальное общество. Малофеев же давно хочет стать каким-то важным игроком в этом пространстве. Например, на протяжении последних лет он фактически возглавлял кампанию против Института философии Российской академии наук. 

«Царьград» активно нападал на руководство этого института как недостаточно патриотическое. Малофеев рассматривал, видимо, возможность если не самому возглавить этот институт, то поставить туда своего своего человека. По каким-то причинам эта попытка захлебнулась. Сейчас на площадке РГГУ происходит другая попытка — более успешно, потому что центр уже создан. Там уже читают какие-то лекции. 

Если говорить об идеологии Малофеева, то это такой ультраправый православный монархист, который считает, что необходимым элементом, этапом для возвращения к монархии является национальная диктатура. В этом смысле сама его рамка Ильину, конечно, близка, я думаю, Малофеев с Ильиным вполне согласен. И такую работу идеологического высшего образования он, видимо, считает важным элементом для перехода к этой национальной диктатуре — а кроме того, инструментом повышения своего собственного влияния.

— Сам Дугин, отвечая на кампанию против центра Ильина в РГГУ, которую ведут в основном разные левые активисты, ссылается на статьи Геннадия Зюганова, где тот положительно отзывается об Ильине. Как вы можете оценить слова главы КПРФ и как это соотносится с нынешней идеологией партии? 

— Дугин прав. У Зюганова есть прямые цитаты из Ильина, ссылки на него, причем они появлялись довольно давно, еще в книгах 1990-х годов. Надо сказать, что в 1990-е Зюганов был еще более откровенным в выражении своих настоящих убеждений. Они, в общем, заключаются в том, что он просто русский националист, сторонник могучего русского государства. А марксизм, коммунизм для него скорее символы могущества Советского Союза как продолжателя Российской империи. Поэтому, действительно, взгляды Зюганова недалеко ушли от взглядов Ильина. 

Если же говорить о самой этой кампании, [проходящей в РГГУ], мы видим, что в ней участвуют очень разные люди. Часть из них, вполне последовательно, оппозиционно настроена к происходящему. Ну а другая часть — совсем из другой группы.

Я вот сейчас посмотрел интервью [депутата Госдумы от КПРФ] Дмитрия Новикова — он поддержал эту акцию [против центра Ильина]. Или Даванков, недавний кандидат в президенты, — тоже поддержал. Это люди с вполне однозначной репутацией, персонажи, которые ничего не делают без согласования сверху. То, что сейчас они активно участвуют в этой кампании, показывает, что существует некая негласная отмашка. 

Мне кажется, что это связано не с фигурой Ильина, а с фигурой Дугина. Очевидно, что идет некая подковерная борьба за то, кто именно, какая группа получит неформальный карт-бланш на выполнение задачи по идеологизации образования. Дугин и Малофеев — одни из игроков в этом поле. Но есть и другие, которым не хочется видеть укрепления позиций Дугина.

С другой стороны, конечно, нельзя все это сводить исключительно к борьбе неких «кремлевских башен». Нужно видеть и инициативы снизу. Мы видим, что в этой инициативе участвуют уже не только студенты РГГУ, но и студенты целого ряда вузов по всей стране. Понятно, что для участников этой кампании снизу, для студенческих активистов и по-настоящему оппозиционных политиков, которые тоже поддержали эту кампанию, речь идет не только и не столько о фигуре Ильина, сколько об этой линии на идеологизацию высшего образования в целом.

И мы видим, что эта идеологизация происходит: внедряются какие-то обязательные идеологические курсы и для студентов-гуманитариев, и для студентов в целом. Мне кажется, что протест в значительной степени связан именно с попыткой как-то этому противодействовать. Другое дело, что в современных российских условиях, где никакая публичная деятельность, никакое открытое высказывание практически невозможно, используются такие формы протеста. Поэтому все это происходит в рамках жонглирования разными цитатами из Ильина, которые доказывают, что он был (или не был) фашистом. 

— Можем ли мы тогда считать, что это один из немногих случаев, когда разногласия в элитах приводят к шансам для реального низового протеста? 

— Да, это важный случай, важный прецедент. Возможно, таких случаев будет больше. Понятно, что внутри российского режима есть разные группы, разные интересы. Их аппаратная борьба за влияние может выходить в публичное пространство. И если она продолжит это делать, то неизбежно вовлечет и людей с другой повесткой, оппозиционных к режиму, к его действиям в целом.

Но здесь интересна еще и форма, в которой это происходит. Это форма споров об истории. «Настоящего» сейчас обсуждать нельзя: нельзя обсуждать войну, нельзя обсуждать решения президента, действия каких-то живых российских чиновников. Но можно обсуждать прошлое. 

Эта повестка обсуждения прошлого задана самим режимом. Идея о том, что настоящее определяется прошлым, — основа путинской идеологии. Почему идет война в Украине? Потому что это задачи, которые перешли к нам от прошлого. Это «исторические земли», это «борьба с фашизмом», которая продолжается до сих пор. Она началась в 1941 году, а сейчас просто воспроизводится. 

Я думаю, что в этом объяснении настоящего прошлым есть огромная сила режима. Этими виртуальными дискуссиями подменяется обсуждение реальных, актуальных вопросов. Нравится он нам или нет, Ильин давно умер, лежит в могиле, его уже торжественно перезахоронили в Москве. Эта история закрыта. Ильин уже никак на нашу сегодняшнюю жизнь повлиять не сможет. 

Но через это педалирование вопросов прошлого оказывается, что в таком искаженном виде могут обсуждаться и вопросы настоящего. В принципе, то, что это происходит, демонстрирует уровень деградации российского публичного пространства. 

В стране происходят жуткие вещи: люди ежедневно гибнут из-за войны в Украине, в стране сотни политзаключенных. Вместо этого обсуждается, был Ильин фашистом или нет. Это действительно выглядит странно и неадекватно. И вот в этой дискуссии участвует коммунистическая партия, которой, по идее, есть еще чем другим заняться. 

— Почему вообще какой-то философ играет такую большую роль? Почему Ильин стал символом? 

— Дело в том, что Ильин, особенно в своей публицистике, проговаривал очевидные для российского государства вещи: что у России «особая судьба», что православие — это очень здорово, что должно быть сильное русское государство, что оно отличается от всех остальных государств тем, что у него есть высокое предназначение, и так далее. Ильин, надо сказать, очень хорошо и понятно пишет, особенно в своей публицистике. Это такие цитаты, которые бери и вешай на стенку в любом отделении полиции.

Поэтому Ильин и нравится Путину. Жанр Путина — установочные выступления. Они поражают не тем, что как-то потрясающе произнесены или сильно берут за душу. Они адресуются не к обычному человеку, а к государственным структурам, которым нужна «линия» — как понимать разные явления и как к ним относиться. Для этого нужны очень четкие формулы, и Путин постоянно такие формулы дает. Потом эти формулы бесконечно воспроизводятся множеством государственных чиновников. Поэтому Ильин, конечно, очень хорош для того, чтобы использовать его тексты для создания таких формул. Классный философ для вертикали власти.