истории

Человек запрещенной профессии Александр Черкасов из «Мемориала» вспоминает, что Сергей Ковалев был не только правозащитником, но и журналистом, — и рассказывает, как работала «Хроника текущих событий»

Источник: Meduza

9 августа 2021 года в возрасте 91 года в Москве умер Сергей Ковалев — один из основателей правозащитного движения в СССР, который продолжил свою деятельность и в современной России, став одним из авторов новой Конституции. Тюремный срок по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде» Ковалев отбывал как редактор «Хроники текущих событий» — выходившего в самиздате подпольного бюллетеня, в котором на протяжении 15 лет в обход цензуры беспристрастно велся протокол нарушений прав человека в СССР. Вместо некролога коллега Сергея Ковалева по обществу «Мемориал» Александр Черкасов рассказывает, какими принципами руководствовались авторы этого сборника — и почему все сомнения трактовались в пользу обвиняемого, даже если этим обвиняемым было само государство, сажавшее диссидентов в лагеря и психбольницы.

В пятницу, 13 августа 2021 года, в Москве попрощались с Сергеем Адамовичем Ковалевым. Сам он эти похоронные ритуалы, условности и суеверия не любил: выпивая за усопших, чокался — и вообще настаивал, что «с мертвыми — как с живыми». Да и на свои юбилеи вместо банкетов с тостами до последних лет устраивал лекцию на какую-нибудь собственноручно выбранную серьезную тему. Продумывал и готовил текст выступления сам — как и закуску к неизбежно следовавшей выпивке.

Уважая привычки Сергея Адамовича, мы должны обратиться не к его личности, а к его наследию, делу, профессии. Профессия эта в последние дни обсуждается как «#запрещеннная_профессия». Да, покойный был журналистом и редактором, причем едва ли не лучшим в стране — по версии КГБ СССР.

Дело в том, что посадили и судили Сергея Ковалева как редактора «Хроники текущих событий» — самиздатского бюллетеня, на протяжении 15 лет — с 1968 по 1983 годы — составлявшего квинтэссенцию диссидентского движения в Советском Союзе. Сергей Адамович редактировал «Хронику» пять лет, с 1969-го и до ареста в 1974-м — и тогда это была, без дураков, настоящая «запрещенная профессия». В 1970 году, например, посадили в «спецпсихбольницу» Наталью Горбаневскую, придумавшую и выпустившую 30 апреля 1968-го первый выпуск бюллетеня. 

А до Горбаневской посадили Илью Габая, тоже участвовавшего в выпуске бюллетеня, и как-то закономерно его редактурой занялся Сергей Адамович. И получил за это в итоге семь лет лагеря строгого режима и три года ссылки. «Исполнительный директор» «Хроники» Татьяна Великанова была арестована в 1979-м и получила пять лет строгого режима и четыре года ссылки. Александр Лавут, друг и коллега Ковалева, — сначала по научной работе, потом по «Хронике», — арестован в 1980-м, три года лагеря, потом добавили ссылку. И так до ареста в 1983-м Юрия Шихановича. Назвал я далеко не всех, но, надеюсь, и так понятно: это была основательно запрещенная профессия.

У первого выпуска «Хроники текущих событий» был заголовок «Год прав человека в Советском Союзе» — потому что ООН объявила 1968-й годом прав человека. А ниже уже был подзаголовок «Хроника текущих событий», взятый из новостных выпусков «Би-би-си». Год закончился, заголовок поменялся на «Год прав человека в Советском Союзе продолжается», хотя это и не воспринималось как заголовок — скорее, как девиз вроде «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» в шапке газеты «Правда».

После ареста Сергея Ковалева в декабре 1974 года Комитет государственной безопасности СССР решил доказать клеветнический характер его детища. Для чего следователи начали поэпизодно изучать содержание инкриминируемых Сергею Адамовичу выпусков. А эпизодов там было порядка тысячи — из них проверяли, если мне не изменяет память, 732. Посылали запросы в местные органы госбезопасности, получали ответы. Допрашивали самого Адамыча, который с большим интересом отнесся к такой проверке. Тогда ведь работали нелегально; не то что современной — обычной связи не было, штата собкоров не было. А были тексты, письма, записки, написанные бисерным почерком «малявы», — и определенная система работы с этим материалом. Каков же был результат этой работы? 

Многие ответы «с мест» на запросы следователей КГБ начинались с того, что все опубликованное в «Хронике» — это клевета. Мол, не было никакой голодовки, а был отказ от приема пищи. Или не было никакой забастовки, а был отказ от работы и так далее. То есть по сути КГБ подтверждал точность материала.

Менее чем в двух десятках материалов были неточности, не искажавшие сути. И меньше пяти сюжетов содержали существенные фактические ошибки. Итог, вполне достойный для качественного современного издания. Как удалось этого добиться? Разумеется, проверкой и сопоставлением материала через несколько источников. Например, когда сам Ковалев сидел в 36-й пермской зоне и передавал информацию на волю, в качестве этой информации можно было не сомневаться.

Случались, впрочем, проколы — например, в одном из выпусков в списках сидельцев одной из политических зон напротив фамилии зека-«тяжеловеса» значилось: «Был председателем колхоза». Странно — за такое вроде бы не сажают… И точно: спустя несколько номеров в разделе «Поправки и дополнения» было опубликовано: «Вместо „был председателем колхоза“ следует читать „убил председателя колхоза“». Ну да, есть разница.

* * * 

Исходная тематика издания не отличалась широтой: судебные и внесудебные политические преследования. В первом выпуске, например, освещали «Процесс четырех» и протесты, связанные с ним, а потом и последовавшие за этими протестами новые репрессии против их участников. Еще были разделы «В тюрьмах и лагерях», «Письма и заявления», реферативный раздел «Новости самиздата».

Но «Хронику» нельзя было назвать ни «активистским листком», ни «междусобойчиком московских „либералов“». С самого начала авторы «Хроники текущих событий» писали, например, о «деле ВСХСОН» — Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа, крупнейшей антисоветской организации послевоенного времени. Встречались среди героев «Хроники» и деятели русского национального движения, и украинские националисты. А еще писали про преследования евангельских христиан — баптистов, «Верных и свободных адвентистов Седьмого дня», христиан веры евангельской (пятидесятников). Православных — против них была целая серия процессов. Как и против прихожан Литовской католической церкви (ЛКЦ) — кстати, Ковалеву вменяли в том числе распространение «Хроники ЛКЦ», что и стало поводом судить его в Вильнюсе.

Дело в том, что в конце 1960-х всем притесняемым советской властью, вне зависимости от их взглядов и убеждений, удалось нащупать основу для консенсуса. Эпиграфом «Хроники» стала 19-я статья Всеобщей декларации прав человека: право свободно получать, производить и распространять информацию. Свобода слова оказалась тогда общей ценностью, пересечением областей интересов самых различных независимых движений, залогом той свободы, которая воля, а не тюрьма.

* * *

Тематику «Хроники» можно назвать ограниченной. Это не была, за редким исключением, хроника рабочего забастовочного движения, или хроника массовых волнений в СССР. О «массовых беспорядках» того периода — 1973 года в Грозном или 1981-го в Орджоникидзе — тут тоже не прочитаешь. 

А вот о протестах крымских татар, добивавшихся возвращения на родину, — пожалуйста. Просто было где брать сведения, было крымскотатарское общественное движение, аккумулировавшее информацию и выдававшее ее во внешний мир. Их бюллетень так и назывался — «Информация» — и начал выходить еще до «Хроники», в 1965 году. Эту информацию для «Хроники» перепроверял и редактировал Александр Лавут, ставший главным ходатаем по крымскотатарским делам после ареста и помещения в «психушку» генерала Петра Григоренко.

Еще в «Новостях самиздата» в «Хронике текущих событий» можно было, например, прочитать статью о насильственном переселении таджикских горцев на равнину в конце 1960-х, о трагедии десятков тысяч ягнобцев, ставших жертвами расширения хлопковых плантаций в Таджикистане. Статья была, разумеется, анонимной. Просто нашелся полевой геолог Борис Силкин, который систематизировал и записывал материалы своих наблюдений — вне, так сказать, основной специальности.

А вот об аварии 1979 года в центре разработки биологического оружия в Свердловске, о загадочных смертях от сибирской язвы в «Хронике» ничего не было. И правильно: тут уже маячила 64 статья, вплоть до расстрела. Эту информацию другой полевой геолог, Михаил Розанов, разумно передал сразу на Запад, куда сам вскоре и уехал. А уголовное дело — не об утечке биологического оружия, а о госизмене, об утечке информации о преступлении советского режима — пережило СССР и было закрыто только в конце 2010-х.

Как видим, жизнь давала гражданам массу возможностей становиться журналистами. И даже свободными журналистами — оба эти автора, оставшиеся тогда анонимным, Силкин и уехавший Розанов, избежали ареста.

Или публицистами: «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» Андрея Дмитриевича Сахарова расходились в самиздате сами по себе, без какой-либо «обложки» в виде сборника, бюллетеня или журнала.

«Хроника» не была единственной в своем роде. Был исторический сборник «Память», вполне академического уровня. Вышло пять выпусков, пять томов, после чего в 1981 году посадили Арсения Рогинского, бывшего мотором и душой издания. Были «Поиски», литературно-публицистический «свободный московский журнал». А потом — серия процессов над его редакторами на рубеже 1980-х. Был еще реферативный журнал «Сумма», весьма добротный, — его составитель, питерский математик Сергей Маслов, погиб в автокатастрофе в 1982 году.

А в 1970 году, после разгрома «Нового мира», Борис Закс передал Сергею Ковалеву остававшиеся неопубликованными материалы из «портфеля» редакции. Сергей Адамович вместе с Кронидом Любарским, астрономом и одним из главных хранителей и распространителей самиздата, планировали выпускать такой журнал. Не довелось: Кронида Аркадьевича арестовали в январе 1972-го; он отсидел пять лет в мордовских лагерях и владимирской тюрьме. При обыске у Любарского чекисты несколько дней описывали и мешками вывозили самиздат, не опознав среди прочего «портфель» так не состоявшегося издания.

* * *

Однако «Хроника» выделялась на этом общем весьма высоком уровне. Прежде всего своим стилем, который заложила Наталья Горбаневская. Это была «проза поэта»: простые предложения, точность и безоценочность, научный метод, привычка выверять факты и формулировки, скрупулезность до занудства (спросите у тех, кто пытался сдавать математику Юрию Шихановичу!).

Когда на «особой» мордовской зоне возник конфликт между украинскими политзеками, «Хроника» сообщила об этом лишь несколькими строчками. Хотя в портфеле «Хроники» сохранилось весьма эмоциональное письмо группы украинцев, переправленное из лагеря.

Еще было сообщение о перформансе, устроенном группой остряков, — они придумали мифического политзека и собирали ему помощь у именитых диссидентов, тщательно записывая все диалоги с ними. Собрать удалось бутылку водки и пару кальсон, об этом вышла сатирическая пьеса «Кальсониада». Кажется, единственный ее машинописный экземпляр, не изъятый при обысках, сохранился в портфеле «Хроники текущих событий». Когда лет 15 спустя я заикнулся при Татьяне Великановой о возможности публикации этих двух материалов в будущем (и до сих пор не осуществленном) полном и комментированном издании «Хроники», та испепелила автора взглядом и пару лет с ним не разговаривала. Потому что я не понимал: это «хихи», это «жареное» — не что иное как популярное теперь «обесценивание».

Примерно тогда же в разговоре с Александром Лавутом я удивился: почему в редактированных им выпусках «Хроники» нет почти ничего о действиях КГБ, предшествовавших его аресту? Александр Павлович ответил просто: для нас важнее было писать о тех, кто там, в зоне, — это важно и как поддержка, и как просто солидарность. Мол, мы-то что, мы на свободе, нам легче.

* * * 

Чего-то в этом не хватает. Нет ощущения себя «четвертой властью». Не «четвертая власть», а неотъемлемая часть гражданского общества, свободная пресса здорового человека. Однако в этом, очевидно, содержится скрытая угроза. Если есть точно «свои» и точно «чужие», — а ведь советская власть сама использовала маркировку статьями Уголовного кодекса 70 и 190 «прим.», явно обозначая «врагов», — то есть соблазн многое «своим» простить.

Теперь стало куда сложнее: противников власти сажают, используя сфабрикованные уголовные обвинения. Но и тогда КГБ сажал «по уголовке». В 1981 году управление КГБ по Ленинграду и области испрашивало в «инстанции», в отделе административных органов ЦК КПСС, разрешение репрессировать не по политическим, а по общеуголовным статьям трех человек. В итоге Арсения Рогинского посадили за «подделку документов», Азадовского — за наркотики, Клейна — за «гомосексуализм». Это легшее в архив «инстанции» письмо потом стало, кстати, основанием для их реабилитации.

Теперь такого архива нет. И велик соблазн считать любого противника власти заведомо правым. 

Вообще могло показаться, что именно такова была установка во времена, о которых мы говорим. Как-то раз Александр Гинзбург, распорядитель солженицынского Фонда помощи политзаключенным, говорил с женой сидельца, которой показалась странной пришедшая «с зоны» просьба мужа. Алик ответил со свойственной ему афористичностью: «Если муж пишет тебе: „Присылай килограмм говна“ — посылай ему килограмм говна!» То есть безусловная презумпция правоты обвиняемого.

* * *

В январе 1977 года в Москве в результате серии взрывов погибли семь человек и еще 37 были ранены. 

Через несколько дней некто Виктор Луи, называвший себя независимым журналистом, сообщил на Запад, что взрывы якобы дело рук диссидентской группировки «по типу Баадер-Майнхоф». Очень своевременный вброс: в ФРГ как раз шел суд над первой группой «Фракции Красной армии». Но демарш академика Сахарова, адресованный хозяевам «независимого журналиста», смешал все карты. «Вы спешите обвинить — так не вы ли убили?» — примерно такой не очень риторический вопрос задавал Андрей Дмитриевич.

Вскоре по делу о взрывах были арестованы трое армянских националистов, которых в ходе закрытого процесса спешно приговорили к «исключительной мере наказания», смертной казни. Между тем в самиздате появились статьи, письма и заявления, ставившие под сомнение этот приговор, — не только по формальным основаниям, но и по сути.

Однако в сообщении «Хроники» — совершенно иная интонация. Да, суд скорый и закрытый. Но нет вывода или утверждения о фальсификации дела. Почему?

Александр Лавут, «выпускающий редактор» «Хроники», во время обсуждений в «Мемориале» объяснял это так: «Все сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Обвиняемым у нас было государство».

Но было и другое обстоятельство, продолжал Александр Павлович. У Татьяны Великановой, «исполнительного директора» «Хроники», был источник в Верховном суде, присутствовавший на закрытом процессе. Полученные от него сведения исключали версию фабрикации дела. Такими были принципы добывания, проверки и оценки информации. Но обсуждали мы их лишь потом, много лет спустя. А тогда, в выпуске «Хроники» 1979 года, — лишь лаконичное, однозначно понимаемое читателем изложение.

Меж тем Сергей Адамович Ковалев отбывал пятый год своего срока. А вскоре после этого арестуют сначала Татьяну Великанова, а затем — и Александра Лавута.

* * *

О чем нам говорит вся эта история теперь, 40 лет спустя? Пожалуй, вот что.

Совсем недавно, — пары лет не прошло, — в этом издании появилась статья об одном резонансном политическом деле, в котором признательные показания были получены под пытками (автор имеет в виду дело «Сети» — прим. «Медузы»).

В этой статье на основании косвенных доказательств и свидетельств, а также одного прямого свидетельства — впрочем, вызывавшего массу вопросов — фигурантам дела дополнительно вменялось двойное убийство.

Сама публикация была весьма поспешна и неряшлива, что впоследствии объяснялось важностью и срочностью. Действительно, информанты общались со многими журналистами, и была высока вероятность утратить приоритет.

При этом было известно, что следствие длительное время располагало этими сведениями, однако не вменило этот эпизод в обвинительном заключении.

Также было известно, что информанты издания находятся с обвиняемыми в неприязненных, конфликтных отношениях.

Тем не менее, эта публикация состоялась. После этого кампания солидарности с обвиняемыми пошла на спад.

Так вот, в «Хронике» такой материал появиться не мог. Даже не из-за возможных последствий. Во-первых, сама неоднозначность и настойчивость источника. Во-вторых, отсутствие на тот момент убедительных независимых подтверждений. В-третьих, «сырой» текст. Нет смысла бежать впереди паровоза, то есть прокурора.

А то еще «попадешь в непонятное», как говорят зеки. Что, собственно, и случилось.

Однако на этот случай даже два года спустя есть рубрика «поправки и дополнения».

«Медуза» благодарит Александра Черкасова за этот текст и его мнение о нашем расследовании, посвященном фигурантам дела «Сети». Мы уже подробно отвечали на вопросы, возникшие в связи с этой публикацией. Сообщаем также, что 10 июля 2021 года в Пензе состоялись похороны Екатерины Левченко, о судьбе которой стало известно из расследования «Медузы»; о похоронах нам рассказала ее мама, Татьяна Левченко. Останки Кати, убитой в 2017 году в лесу в Рязанской области, передали родным этой весной. Их удалось найти на основании сведений, содержавшихся в расследовании.