истории

Умер Франк Ауэрбах — последний из лидеров Лондонской школы и любимый художник Дэвида Боуи Всю жизнь он упрямо занимался немодным искусством и в конце концов добился славы

Источник: Meduza

В понедельник, 11 ноября, в Лондоне умер живописец Франк Ауэрбах. Ему было 93 года. Ауэрбах стал знаменитым художником вопреки обстоятельствам. Ребенок из еврейской семьи, он мог вообще не дожить до совершеннолетия — если бы британцы не спасли его из нацистской Германии. В искусстве его занимали жанры, давно вышедшие из моды — портреты и пейзажи. До 55 лет работа не приносила Ауэрбаху больших денег, но он упорно писал одних и тех же моделей, одни и те же лондонские улицы. Однако умер он, будучи признанным классиком. Критик Антон Хитров рассказывает, как Ауэрбах и его единомышленники по Лондонской школе вернули фигуративной живописи статус современного искусства.

«Я хочу, чтобы люди слышали в моей музыке то, что я вижу в этой картине», — примерно так можно перевести слова Дэвида Боуи о работе Франка Ауэрбаха «Голова Герды Бем». Портрет, написанный художником в 1965 году в его фирменной технике — толстые, рельефные мазки на доске — входил в обширную коллекцию артиста наряду с полотнами Тинторетто и Рубенса. 

В интервью The New York Times Боуи — кстати, сам живописец — называл Ауэрбаха среди своих любимых художников. Он рассказывал, что картина воздействует на него по-разному в разные дни: то погружает в депрессию, то, наоборот, вдохновляет. После смерти артиста в 2016-м его коллекцию продали с аукциона Sothebyʼs, и борьба за «Голову Герды Бем» выдалась особенно долгой. В конце концов портрет ушел за три с четвертью миллиона фунтов (около четырех миллионов долларов).

Это показательная история. Лондонская школа — движение, к которому причисляют Ауэрбаха, — давно стала частью популярной культуры. В 1989 году работа Фрэнсиса Бэкона, одного из лидеров школы, появилась в «Бэтмене» Тима Бертона: это была единственная картина, которую Джокер, герой Джека Николсона, пощадил во время налета на музей — безумному клоуну она понравилась. А в середине нулевых, когда Кристофер Нолан обсуждал новую трактовку Джокера с Хитом Леджером, он показывал актеру живопись Бэкона, которая в итоге повлияла на знаменитый грим злодея в «Темном рыцаре». 

Еще один ключевой художник Лондонской школы, Люсьен Фрейд, в 2001 году написал портрет Елизаветы II, для которого та согласилась позировать. Вопреки придворной живописной традиции, картина оказалась нарочито грубой и гротескной — но, несмотря на возмущенные отзывы в британской прессе, вошла в королевскую коллекцию. Критик The Guardian Эдриан Сирл назвал ее лучшим монаршим портретом за последние 150 лет.

Термин «Лондонская школа» придумал не искусствовед и не критик, а художник Рональд Брукс Китай в каталоге коллективной выставки «Человеческая глина», которая прошла в лондонской галерее Хейворд в 1976 году под его кураторством. В выставке участвовали живописцы, далекие от арт-мейнстрима: в эпоху абстрактного искусства, поп-арта и концептуализма они продолжали писать портреты и пейзажи. Центром арт-мира тогда были США; Рональд Брукс Китай считал, что Лондонская школа — самый интересный художественный феномен за пределами Штатов, именно потому, что она не пытается копировать американское искусство.

Кого относить к «лондонцам» — дискуссионный вопрос: разные исследователи и кураторы отвечают на него по-своему. В обязательном порядке указывают участников выставки 1987–1988 годов «Лондонская школа. Шесть фигуративных художников»: это уже упомянутые Франк Ауэрбах, Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд и Рональд Брукс Китай, а еще — Леон Коссоф и Майкл Эндрюс. Все они родились в промежутке между 1922 и 1932 годом, многие — еврейские эмигранты в первом или втором поколении: родители Коссофа приехали в Великобританию из Украины, Ауэрбах и Фрейд — из Берлина (последний, кстати — внук великого психоаналитика).

Ауэрбах, умерший последним из шестерки, сам себя ни к какому движению не относил и вообще не верил, что Лондонская школа существует. «Это полная чушь, — говорил живописец в 2013 году в интервью The Telegraph. — Но я считаю их очень хорошими художниками, и мне не стыдно, что нас записали в одну категорию». 

«Лондонцы» в самом деле заметно отличаются друг от друга — по технике, выбору сюжетов, степени жизнеподобия. Из шестерых ключевых представителей школы к Ауэрбаху ближе всех Леон Коссоф, что неудивительно: оба учились у Дэвида Бомберга, который был на пару поколений старше, но тоже иногда причисляется к «лондонцам».

Можно спорить о слове «школа», но что объединяет Ауэрбаха, Бэкона, Фрейда и других, так это общая заслуга: они вернули фигуративную живопись в активный словарь современного искусства (поп-артисты вроде Энди Уорхола и Роя Лихтенштейна не в счет — они все-таки изображали не людей и предметы, а образы из медиа). В 1980-х у них появились последователи в континентальной Европе — так называемые «Новые дикие», к которым относят, например, немецких звезд Георга Базелица и Ансельма Кифера.

«Лондонцы» повлияли и на российское современное искусство. Скажем, Павел Отдельнов — важнейший на сегодня фигуративный художник из России — называет Франка Ауэрбаха своим любимым живописцем. Перекличку с картинами британца можно найти в работах Василия Хорста и Якова Хомича.

Исследователи часто связывают тревожную живопись «лондонцев» с травмой Второй мировой войны. Когда в 2019 году Пушкинский музей показал выставку «Фрэнсис Бэкон, Люсьен Фрейд и Лондонская школа», искусствовед Анна Борисова в статье на Colta.ru замечала: Ауэрбах и Кософф так агрессивно обращались с бумагой, холстом и деревом, что их работы выглядят как бы изувеченными. «Эти „раны“, наносимые художниками своим произведениям и образам, напоминают как о мученичестве святых, так и о жизни военного и послевоенного поколений», — писала она.

В случае с Ауэрбахом этот контекст точно нельзя игнорировать. В апреле 1939-го, за считанные недели до того, как Франку исполнилось восемь лет, его эвакуировали из нацистской Германии в Британию по программе «Киндертранспорт» с другими еврейскими детьми. Ауэрбах больше никогда не видел родителей: они остались в Германии, а в 1942-м погибли в Освенциме. Знаменитый немецко-британский писатель Винфрид Георг Зебальд использовал его семейную историю для биографии художника Макса Фербера — одного из персонажей романа «Эмигранты».

Остаток детства Ауэрбах провел в экспериментальной частной школе-интернате Банс-Корт для юных еврейских беженцев. Живописи он учился в Колледже святого Мартина, Королевском колледже искусств и на вечерних курсах Политехнического института Боро, где как раз преподавал Дэвид Бомберг, его главный наставник. 

В 1954-м Ауэрбах на пару с Коссофом арендовал тесную студию в северном Лондоне. Город восстанавливался после войны, повсюду шли стройки, которые художник с удовольствием писал. Другим его любимым жанром стали портреты. Ауэрбах годами работал с одними и теми же моделями — например, с искусствоведкой Кэтрин Ламперт, которая позировала ему больше 40 лет (и выпустила о нем книгу).

Постоянство вообще было свойственно художнику: он так до конца жизни и не съехал с маленькой студии, даже став одним из самых прославленных британских живописцев. Это, кстати, произошло далеко не сразу. Долгие годы Ауэрбах зарабатывал преподаванием — и, по собственному признанию, нередко гадал, останутся ли у него через пару месяцев деньги на краску. 

Подлинный успех пришел к нему только к 55 годам: в 1986-м Ауэрбах представлял Британию на Венецианской биеннале и получил главный приз форума — «Золотого льва», разделив его с немцем Зигмаром Польке. С тех пор он — общепризнанная звезда. «Я достиг финансового благополучия слишком поздно для того, чтобы привыкнуть к нему», — говорил художник в 2020 году в интервью The Art Newspaper.

Как устроены картины Ауэрбаха? Для начала, он отстаивал живопись — не изображение как таковое, а именно живопись, краски на холсте или доске. Пластический характер масла, его вес и текстура для художника значили, кажется, больше, чем цвет: монохромные картины у него не редкость. Традиционный пейзаж или портрет отсылает нас к действительности: по сути, это иллюзорное окно — мы смотрим как бы не на него, а насквозь. Ауэрбах добивался обратного эффекта: мы должны разглядеть не только то, что изображено на картине, но и саму картину как объект.

Художник не подражал реальности — скорее адаптировал ее под задачи конкретной работы. Например, он мог написать зеленое небо, чтобы синие тени на домах казались холоднее. Сюжет в литературном смысле слова мало занимал Ауэрбаха: люди на его картинах не заняты ничем, кроме позирования. Исключение составляют его работы по мотивам старых шедевров. Это практически абстракции, где художник удаляет с исходной картины все внешнее, декоративное и подчеркивает ее «конструктивные» элементы. 

Например, в 1971 году Ауэрбах обратился к «Вакху и Ариадне» — полотну Тициана на сюжет античного мифа. В его версии исчезли сатиры, менады, колесница, запряженная леопардами — осталась лишь некая темная масса, устремленная в светлое пространство. «Дневной» мир смертной царевны Ариадны встречается с «ночным» миром Вакха — божества не только веселого, но и опасного: это, согласно трактовке Ауэрбаха, и есть самое важное у Тициана. 

Впрочем, такие работы на классические темы вполне укладываются в общий характер его живописи. Ведь она вся по сути — исследование статичных объектов, будь то модель, городская улица или чужая картина в музее.

Самое притягательное в искусстве Ауэрбаха — он никогда не пытался никому понравиться. Характерные мазки в его ранних работах, такие толстые, что это уже практически скульптура, а не живопись — не столько самоцель, сколько результат многократных переделок. Заплаты на рисунках — той же природы: художник попросту латал бумагу, предварительно протерев ее до дыр. 

Перфекционизм заставлял Ауэрбаха бесконечно уточнять образ, но в то же время «товарный вид» работы был ему совершенно безразличен, лишь бы результат убеждал его лично. По сути, важнейшее содержание его живописи и графики — это его собственная независимость: от моды, рынка и устойчивых представлений о мире и человеке.

Мы запустили «Плот» — телеграм-канал, где говорят о культуре в эпоху плохих новостей. Каждый день редакторы «Медузы» Софья Воробьева и Антон Хитров рассказывают о кино, сериалах, музыке, литературе и современном искусстве. Подписывайтесь: будем вместе спасаться в бурю.