истории

Все переругались из-за фильма «Русские на войне». Его сняли на российской стороне фронта и показали в Венеции Разбираемся с экспертами «Медузы» — военными аналитиками и Антоном Долиным, — как относиться к этой картине

Источник: Meduza

На Венецианском кинофестивале 5 сентября показали документальный фильм «Русские на войне» режиссера Анастасии Трофимовой. В картине, снятой в тылу и на линии фронта, российские солдаты говорят, что они не понимают, за что воюют, и сожалеют о том, что пошли воевать. Это не первая военная работа документалистки, причем до этого Трофимова выпустила несколько проектов с телеканалом RT. Этот факт из биографии режиссера сделал дискуссию вокруг фильма особенно ожесточенной. Многие зрители считают, что «Русские на войне» — это пропаганда, поскольку в ленте не говорится о разрушениях и военных преступлениях, которые совершила российская армия в Украине. Кроме того, в фильме нет ни насильно мобилизованных, ни бывших заключенных. Дополнительная сложность этого спора заключается в том, что фильм Трофимовой — одно из немногих документальных свидетельств с российской стороны войны. Вместе с экспертами «Медузы» — военными аналитиками издания и кинокритиком Антоном Долиным — мы пытаемся понять, как воспринимать эту картину.

В открытом доступе «Русские на войне» появятся весной 2025 года.

Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»

Что это за фильм?

Документальный фильм «Русские на войне» (Russians at War) Анастасии Трофимовой показали на Венецианском кинофестивале вне конкурса в программе документального кино. Продюсеры картины — Салли Блейк и Филипп Левассер из парижской студии Capa Presse, а также канадка Корнелия Принсипи, номинированная на премию «Оскар» в 2024 году за фильм «Убить тигра». Канадский медиафонд, судя по данным с его сайта, потратил на съемки «Русских на войне» 340 тысяч канадских долларов (примерно 227 тысяч евро); это вполне стандартный для такого фильма бюджет.

Фильм Трофимовой вызвал широкую реакцию, особенно в Украине и России, — в частности, из-за предыдущих проектов документалистки, которые она сделала вместе с пропагандистским телеканалом RT, финансируемым Кремлем. Несмотря на то что герои «Русских на войне» высказываются в относительно антивоенном ключе, а сама Трофимова называет свой фильм «попыткой наладить диалог между Россией и Украиной», многие называют картину пропагандистской.

Трофимова снимала свой фильм на территории аннексированных ЛНР и ДНР, а также в Москве (где не могут работать независимые российские журналисты). События в фильме разворачиваются в 2023 году. Семь месяцев Трофимова провела непосредственно с военными в тылу и у линии фронта.

Батальон, с которым Трофимова провела все это время, находился сначала на краснолиманском направлении, летом 2023-го его перебросили под Бахмут. Ближе к финалу фильма показаны съемки из России: Трофимова приезжает на могилы военных, погибших во время съемок.

Кто такая Анастасия Трофимова?

Трофимова родилась в Москве, училась в Торонто и Амстердаме. До «Русских на войне» она сняла несколько картин при участии RT. В 2015-м RT Documentary выпустила фильм Трофимовой «Жертвы ИГИЛ», в том же году — картину «Ее война: женщины против ИГИЛ», в 2017-м — «Конго, моя драгоценность», в 2017-м — «Дорога в Ракку».

Кроме того, Трофимова собирала данные для фильма HBO «Рассказы о торговле органами», который в 2014 году получил премию Canada Screen Award в номинации «Лучшее расследование». Также она сотрудничала с западными журналистскими организациями, которые известны своими высокими стандартами, — работала фиксером (специалист, помогающий журналистам ориентироваться на местности) и переводчиком для The New York Times, The Washington Post и Magnum Photos, была московским продюсером Канадской вещательной корпорации (CBC). Об этом сообщает российское независимое издание «Люди Байкала», которому Трофимова дала интервью после премьеры «Русских на войне» в Венеции.

На странице Трофимовой в фейсбуке в последние месяцы можно увидеть лишь новости о фильме. Но в 2022 году она публиковала посты чаще. 1 марта 2022-го, через неделю после начала полномасштабного российского вторжения, она написала (авторская орфография и пунктуация сохранены):

Трофимова публиковала новости о закрытии телеканала «Дождь», интервью бывшего главреда «Эха Москвы» Алексея Венедиктова, клипы IC3PEAK и «ДДТ», антивоенные стихотворения Веры Полозковой. А еще с удивлением писала об артисте Шамане, воспевающем войну, и комментировала новость о приговоре политику Алексею Горинову, который первым в России сел за антивоенные высказывания: «Семь, сука, лет».

Что может сказать о фильме Трофимовой зритель без военного опыта? Оценка кинокритика «Медузы» Антона Долина

Я не специалист по документальному кино и не способен оценить, являются ли какие-то элементы фильма постановочными. Точно так же я не знаю, действительно ли возможно без разрешения Минобороны РФ и ФСБ на полгода отправиться с камерой в зону боевых действий с российской стороны и снимать там документальное кино (еще и полное критики властей со стороны солдат). А потом на иностранные деньги «недружественного» государства все это смонтировать и отправить на Венецианский фестиваль. До сих пор я думал, что такая операция попросту невозможна. Иначе на фронте, именно со стороны России, было бы огромное количество независимых оппозиционных СМИ и документалистов. Возможно, я ошибался. 

Что я знаю совершенно точно: это не просто какие-то случайные видео, нейтральная хроника войны. Перед нами фильм, отнюдь не бездарный. Выбор героев, монтаж, закадровая музыка — абсолютно каждое авторское решение непосредственно влияет на восприятие показанного зрителем. Режиссерский нейтралитет здесь невозможен. Собственно, иначе никто не считал бы пропагандистскими фильмы той же Лени Рифеншталь, ведь она снимала документальное кино. 

В «Русских на войне» мы видим тщательно выбранную и просеянную версию «окопной правды». В основном в кадре контрактники и добровольцы, есть один призывник, но рядом с ним — друг, пошедший воевать за компанию. Ни одного призванного против его воли мобилизованного нет. Нет ни вагнеровцев, ни бывших заключенных. Нет убежденных фанатиков. Есть меркантильные: они здесь ради денег. Но рядом с ними оппоненты — они поехали воевать за родину, их на фронт привел патриотизм. 

Нет ни слова о том, зачем и при каких обстоятельствах Россия вообще вторглась в Украину. Ни намека на военные преступления. Начальство — да, поругивают, что платит не вовремя, но более резких замечаний в адрес, например, Путина не делают. Солдаты на экране или служат в медицинском батальоне, или сидят и ждут команды. Ни один из них никого не убивает ни в кадре, ни за кадром (некоторые погибают, их очень жаль). По сути, нормальные ребята, попавшие в такой вот некрасивый переплет. Как они туда попали? Сами не могут понять и объяснить. 

Каждый герой, кадр и реплика тут вполне могут быть подлинными. Но кинематограф — увеличительное стекло, превращающее любой факт в художественный образ (так же работает и пропаганда: вспомните бабушку с красным знаменем, встречавшую в Украине российскую армию). 

Рамка для повествования — история Ильи, мужественного и дружелюбного военного, гражданина Украины из Донбасса, живущего в Москве и воюющего на стороне РФ. Его Трофимова встречает в метро, он приехал в столицу на Новый год, чтобы работать Дедом Морозом и приносить радость детям. А потом — опять на фронт. Буквально святочный рассказ. Видим мы и образцовую семью Ильи — красавицу-жену, бросающихся папке на шею дочь и сына. Если даже все это чистая правда, выглядит она как пропагандистский плакат. 

Такое же впечатление производят другие микросюжеты. Например, про бабушку из села, живущую одиноко, среди воронок от взрывов. Хороший солдат привозит ей гуманитарную помощь. Она рыдает и объясняет, что у них в селе все за Россию, а прихода украинцев боятся. Или история симпатичной девчонки, пошедшей в медицинский батальон, — в финале она находит на фронте своего суженого и выходит замуж. Трогательные истории о маленьких людях, никому не желающих зла. 

Как она могла попасть на фронт без разрешения российских властей? Версия самой Трофимовой

Подробности о том, как документалистке удалось оказаться на фронте без разрешения и аккредитации, она сама рассказала в интервью независимому изданию «Люди Байкала».

По ее словам, Илья, с которым она познакомилась в московском метро, позвонил ей в середине января 2023 года — и сообщил, что его батальон переводят в тыл на переформирование. «И я абсолютно внаглую и как бы в шутку спрашиваю: а можно ли я к вам с камерой приеду поснимаю? Он говорит: а давай. Я говорю: ты что, совсем с ума сошел? У меня нет разрешения, ничего нет. Он говорит: да ничего, всем пофиг, скажешь, что ты чья-нибудь жена. И я поехала».

По ее словам, на месте ей удалось уговорить все начальство, что эта работа похожа на ту, которой занимались советские военкоры во время Великой Отечественной в Берлине. «Самый высокий командир» бригады сказал ей: «Какая-то ты странная, тебе вообще зачем?» — «Я говорю: ну как зачем, главное событие. Он мне: ну не знаю, давай подумаю, ты пока тихо сиди и вообще и не отсвечивай. Не то чтобы разрешил, но и не запретил».

Сначала она жила со взводом обеспечения, потом перешла к медицинской службе. 17 февраля батальон должен был отправляться на фронт.

Когда батальон перебросили под Бахмут, рассказывает Трофимова, она уже не могла там долго оставаться: «Поменялось командование, и оно уже не очень относилось к моим историям про Великую Отечественную. Вскоре после первого штурма я уехала в Москву». 

Насколько это реалистичная история? Оценка военных аналитиков «Медузы»

В российских войсках, участвующих в нынешней войне, неформальное общение военных и гражданских — «военкоров», сотрудников контролируемых Кремлем СМИ, «волонтеров», помогающих войскам, — весьма распространено. Вокруг армии создана отдельная гражданская инфраструктура дополнительного снабжения, производства информационного контента и так далее. Присутствие в войсках гражданских, в том числе репортеров СМИ, подчиняющихся российской цензуре, с разрешения командира конкретного подразделения — не редкость.

Как правило, это взаимовыгодное сотрудничество: например, «военкоры» получают от подразделений эксклюзивное видео, а взамен организуют сбор средств на закупки дронов или индивидуальных средств радиоэлектронной борьбы. Похожим образом взаимоотношения гражданских и военных были организованы в первую чеченскую войну. Во вторую чеченскую этот процесс оказался гораздо более бюрократизирован и централизован.

Сейчас, естественно, гражданский должен быть проверенным человеком — например, журналист должен иметь опыт работы в государственных медиа. Неслучайно Анастасия Трофимова сотрудничала с RT.

При этом съемки предыдущих военных фильмов Трофимовой — в Сирии, Ираке и Конго — вряд ли требовали разрешения российского Минобороны. В Ираке и Сирии она работала с курдскими полевыми командирами, которые скорее находятся в зависимости от армии США, чем от ВС РФ. В Конго российские военные не присутствуют. Но деньги на производство этих фильмов она получала в том числе от российского пропагандистского телеканала RT.

В интервью «Людям Байкала» Трофимова сказала, что «вырезала [из фильма] все географические опознавательные точки». Однако в реальности по съемкам можно легко установить большую часть локаций, где снимался фильм, и с большой долей уверенности — номер соединения, в которое входит батальон, бойцы которого стали героями картины. И мы это сделали. Героями фильма, судя по всему, стали бойцы одного из батальонов 57-й бригады 5-й общевойсковой армии Восточного военного округа. Эта бригада постоянно базируется в Хабаровске.

О военных преступлениях, к которым могла быть причастна эта бригада, «Медузе» неизвестно. Пыталась ли это выяснить сама Трофимова, неясно. Тем не менее в фильме она спрашивает военного с позывным «Мультик», верит ли он, что российские солдаты могли участвовать в преступлениях. «Мультик» отвечает, что не верит.

От редакции «Медузы». Независимые российские журналисты, изгнанные из России после начала вторжения, не могут выполнять свою работу на фронте со стороны РФ и территорий, контролируемых Москвой. Туда также практически не могут попасть иностранные корреспонденты. О том, что происходит на российской стороне фронта, известно в основном со слов блогеров-«военкоров» (многие из них сотрудничают с Минобороны РФ или отдельными его подразделениями) либо из репортажей изданий, которые взаимодействуют с Кремлем (среди них, например, «Коммерсант»). В Украине тоже есть военная цензура, однако с этой стороны у международных СМИ есть доступ на фронт, а в 2022-м, до практически полного запрета на въезд граждан РФ в Украину, там активно работали российские независимые журналисты.

Зачем Трофимова сняла этот фильм? Ее версия

В уже упомянутом интервью «Людям Байкала» Трофимова несколько раз подчеркивает, что ее задачей было показать, что российские военные тоже люди, причем часто сомневающиеся в необходимости этой войны.

По словам режиссера, после выхода фильма больше всего она опасается «репрессий в отношении героев». Несколько раз Трофимова, по ее собственным словам, спрашивала солдат, готовы ли они сниматься, на что те якобы ответили: «[Репрессий не будет], дальше окопа не пошлют». Трофимова утверждает, что получила разрешение на съемки от каждого, с кем говорила в кадре.

На вопрос журналистов «Людей Байкала» о том, изменилось ли ее отношение к украинцам во время съемок, она ответила отрицательно: «Я понимала, что на той же стороне — такие же Пети и Вани. Я понимала, что они так же умирают, что так же ребята стоят вокруг них, так же будет по ним плакать мать. И все это настолько бессмысленно». В фильме нет ни одного героя-украинца (кроме Ильи, который воюет за РФ), а сама Трофимова призналась, что люди, поддерживающие Украину, с ней не говорили: «Выборка не идеальна». По ее словам, герои с такой позицией либо отказывались с ней беседовать, либо уже покинули те места, где она снимала.

Сейчас Трофимова находится не в РФ. По ее словам, она «ждет реакцию властей». «Звучит наивно, но мне бы очень хотелось работать в России», — добавляет она.

Насколько убедительны комментарии солдат, показанные в фильме? И могут ли их наказать за съемки? Оценка военных аналитиков «Медузы»

Темы для разговоров в фильме вполне типичны для российских военных. Контрактники, поступившие на службу до сентября 2022 года, больше всего озабочены тем, что их краткосрочный контракт после начала мобилизации превратился в бессрочный — и теперь они никак не могут уйти с войны. Один из главных героев — доброволец Илья из Донецка — явно находится в военной части на не вполне официальных основаниях, а потому не может получить деньги, причитающиеся ему за службу и ранение.

Все вместе они, а также мобилизованные, направленные в бригаду из разных регионов России, не могут понять, с какой целью идет война и зачем они участвуют в ней. Многие при этом хотят, чтобы война продолжалась — например, из чувства мести за погибших товарищей. Наконец, герои фильма — медики и снабженцы — шокированы тем, что их отправляют (видимо, из-за дефицита пехоты) в штурмовой отряд, наступающий на Клещеевку.

Похожие мысли высказывают авторы анонимных каналов, называющие себя «российскими военнослужащими». Однако, несмотря на то, что такие идеи широко распространены в армии РФ, герои фильма действительно могут подвергнуться преследованию властей — из-за международного резонанса, который вызвал проект Трофимовой.

Как фильм, который можно заподозрить в пропаганде, вообще мог попасть в Венецию? Ответ Антона Долина

Как такая картина могла попасть на Венецианский фестиваль? Очень просто. Отборщики — не политики и не журналисты, они увидели хорошо сделанное кино на актуальную тему и пригласили его. К тому же в титрах не было Минобороны РФ или «России сегодня». Тем более что документальные картины, снятые о войне украинцами, есть на каждом фестивале, а россиянами — никогда. Очевидно, организаторам фестиваля хотелось показать явление с разных сторон. 

Все персонажи фильма Трофимовой проклинают войну и хотят мира (пусть некоторые и признают, что воевать все-таки нужно, во имя детей). А для европейского гуманиста сегодня важен лишь общий посыл, в нюансы он вдаваться не станет — места для конспирологии здесь нет. Большинство журналистов из разных европейских стран, которые видели фильм Трофимовой в Венеции, в личных беседах назвали картину миротворческой и честной. Уверен, такой же вывод сделала отборочная комиссия. 

Наверняка им хотелось соединить в одной программе российский и украинский документальные фильмы о войне — премьеры прошли с разницей в один день. Такое с начала конфликта впервые. «Песни медленно горящей земли» Ольги Журбы, [которые тоже показали в Венеции], — кино совсем другого типа: мозаичная структура, минимум реплик, никакого авторского текста. Это фильм о мирной жизни украинцев в условиях войны. Мы видим эвакуацию беженцев, разрушенные дома. Фронт не показан. Солдат и вообще военных в кадре практически нет, если не считать проходящих реабилитацию раненых и сцену, где грузовик везет гробы к месту похорон. Контрастирует с этим лишь эпилог, снятый анонимным оператором в России и показывающий школьников, марширующих под военные песни.

Ну и что в итоге говорят о фильме Трофимовой?

После премьеры фильма в Венеции на пресс-конференции Трофимову спросили о действиях россиян в Украине. Она сказала, что солдаты, с которыми она жила, были «абсолютно обычными парнями», — и заявила, что своими глазами не видела никаких военных преступлений. «Вы видели то, что видела я. Конечно, материала много. Но мы ничего не скрывали от зрителей», — заявила документалистка.

Благотворительная платформа United24, созданная по инициативе президента Украины Владимира Зеленского, выпустила в ответ следующее заявление: «Она [Трофимова], очевидно, упустила из виду такие события, как бомбардировка киевской детской больницы, признанная военным преступлением. Трофимова также не затронула реалии, с которыми сталкиваются украинцы, живущие под российской оккупацией в регионах, которые она посетила. Вызывает вопросы и законность ее присутствия там [на территориях ЛНР и ДНР] в соответствии с украинским законодательством».

Дарья Бассель, продюсер другого документального фильма о войне, представленного на том же фестивале в Венеции («Песни медленно горящей земли»), также раскритиковала фильм Трофимовой. Она отметила, что Трофимова игнорирует предыдущие войны, в которых участвовала Россия, а один из ее собеседников называет российское вторжение в 2014 году «гражданской войной». Бассель пишет:

Ольга Журба, снявшая «Песни медленно горящей земли», заявила, что «российские кинематографисты должны… показывать истинное лицо преступников на этой войне».

Выступил и официальный Киев. Глава офиса президента Украины Андрей Ермак в своем телеграм-канале написал: «Очень интересно, почему пропагандистский фильм „Русские на войне“ вообще показали на Венецианском кинофестивале. И почему режиссер Анастасия Трофимова, а также некоторые другие деятели русской культуры — страны, ежедневно убивающей украинцев, наших детей, — вообще могут работать в цивилизованном мире. Это позор. И такого не должно быть. Остановите этот абсурд».

10 сентября фильм должны показать на Международном кинофестивале в Торонто. Генконсул Украины Олег Николенко призвал организаторов фестиваля отменить показ. Он обвинил режиссера в том, что она «намеренно искажает реалии войны России против Украины». «Изображая российских солдат всего лишь как „пешек“, а вторжение России в Украину как „гнусную игру“, мы укрепляем российские пропагандистские нарративы, которые преуменьшают серьезность и страдания, вызванные военными действиями России», — написал Николенко.

В комментарии телеканалу «Дождь» российский режиссер-документалист Виталий Манский оценил работу Трофимовой как «профессиональную» и «очень важную». При этом сам показ картины в Венеции Манский назвал «ошибкой фестиваля».

Также Манский рассказал, что сам в течение года снимал военных в Украине — с аккредитацией ВСУ и «личным разрешением [бывшего главкома ВСУ Валерия] Залужного». В России он хотел сделать одну сцену — но оператора, который этим занимался, по словам Манского, сразу арестовали. «А здесь человек едет, проходит через все КПП, снимает, четыре раза туда приезжает, семь месяцев находится на фронте, ему сразу выдают военную форму и ставят на довольствие. Ну, ребята… Здесь кого хотят считать идиотами? Не знаю. Меня точно нет».