Рязанский областной суд вынес приговор Максиму Иванкину — фигуранту дела «Сети», которого обвиняли в убийстве Екатерины Левченко и Артема Дорофеева. В начале января 2024-го присяжные признали Иванкина виновным, 12 февраля ему назначили 24 года колонии строгого режима. По просьбе издания «Берег» после приговора спецкор «Медузы» Кристина Сафонова поговорила с Татьяной Левченко — матерью убитой Екатерины Левченко. С разрешения издания мы публикуем этот текст целиком.
— У вас есть ощущение, что с приговором Максиму Иванкину все закончилось?
— В этом нет ничего радостного, но есть какое-то удовлетворение. Это, конечно, окончание большого этапа. Еще будет апелляция — наверное, придется ехать в Москву.
Ощущения, что [все] закончилось, нет. Может, потому что я ожидала большего — что ему дадут пожизненное. А дали 24 года, по факту — 18. Если рассудить, срок немаленький — треть жизни.
— Почему вы не поехали на приговор?
— Я только в пятницу [9 февраля] была в суде. Адвокат сказал, что важно быть, [потому что стороны высказывали свое мнение о возможном наказании], сказать что-то от себя. На приговоре важного значения мое присутствие не имеет.
У меня ведь еще работа, я специалист по кадрам. Мне приходилось ездить [на суд в Рязань из Пензенской области] практически каждую неделю, иногда на два дня. Хорошо, у меня работодатель очень лояльный — знает мою историю, отпускает без проблем. Но совесть надо иметь — мою работу никто, кроме меня, не выполнит. В пятницу пришлось с ноутбуком сидеть на вокзале, работать.
— Я знаю, что вы не пропускали почти ни одного заседания. Каким для вас был этот год?
— На самом деле очень тяжелым. Даже физически ездить в другой город как на работу не очень легко. И с материальной точки зрения тоже.
Честно говоря, морально тоже было иногда тяжело. Бывали моменты прямо до истерики. По-разному бывало. Но потом — ничего, второе дыхание, как говорят. Я поняла, что все делаю правильно. Что надо доделать, надо терпеть.
Хорошо, что меня поддерживали. Среди родственников — несколько человек, с которыми я общаюсь и которые интересуются, спрашивают. Но подробности тоже не всегда хочется пересказывать. А иногда поделиться с кем-то, обсудить надо. [Журналист] Евгений Малышев — спасибо ему огромное, знал про каждое заседание, звонил, спрашивал, обсуждали с ним. Вы, Максим Солопов, Илья Хесин — я видела, что я в этом не одна. Выдержала, слава богу.
— Кто-то еще со стороны потерпевших следил за этим судом так же активно?
— Конечно. Мама Артема [Надежда Дорофеева] и мой бывший супруг Сергей [Левченко]. Но в суде они так часто не присутствовали, так получилось. Я, слава богу, была почти всегда. Считала, что это важно. Что это мой долг. Посмотреть, как все происходит и что происходит. Послушать всех. Послушать, что он [Иванкин] говорит. Самой для себя решить — виновен он или нет. Я осталась при своем мнении, что он все-таки виновен.
— В суде вы впервые встретились с Максимом Иванкиным. Можете рассказать, какое впечатление он на вас произвел?
— Сложно сказать. Внешность — я видела его раньше на фотографиях. А так я старалась особо про него не думать. Потому что, если про него думать, тяжело, просто крышу сносит. А мне ведь нужно смотреть, анализировать. Я старалась думать о нем не как об убийце своей дочери, а как просто о человеке, про которого надо решить: правду он говорит или нет. Это нелегко.
Здоровья, конечно, ушло много. Я вспоминаю, какая была раньше и какая — сейчас. Думаю, может, уже возраст (Татьяне 51 год, — прим. «Берега»)? Но пришла в больницу к терапевту, она говорит: «Да вы что! У вас еще должно все быть нормально!» И задумываешься: наверное, на самом деле нервы.
— Со стороны мне кажется, что этот год вас сильно изменил. Как будто сделал жестче.
— Может быть. Наверное, да.
— У вас была возможность задать Максиму Иванкину вопросы. Вы спросили его обо всем, о чем хотели? Получили ли ответы?
— Самый главный вопрос для меня — где он был и что делал в это время [в апреле 2017 года]? Но его ответ: «Был у друга, сказать у кого не могу», — это просто смешно. Я для себя так решила: он боится сказать правду, а значит, он виновен.
— Для вас это было решающим?
— Да. На одном из заседаний он обмолвился, что ответит на все вопросы, по которым брал 51-ю статью. Я ехала на [следующее] заседание с таким ожиданием! Я была уверена, что он скажет. Но он опять на этот вопрос ничего не ответил, сказал: «Я же уже говорил, что был у друга, чего вы еще хотите?» Даже слов нет.
Он иногда смотрел в мою сторону. Один раз прямо мне сказал: «Я не убивал Катю. Мы были с ней в хороших отношениях». Но мне не верится.
Екатерина Левченко
Архив Татьяны Левченко
— До начала рассмотрения дела в суде я вас уже спрашивала, но хочу снова повторить вопрос: у вас не возникало сомнений, кто виновен в убийствах Кати и Артема?
— Знаете, я старалась объективно смотреть на вещи, видеть все аргументы за и против, без эмоций. Потому что хочется ведь не просто кого-то посадить, чтобы был виновен, а правду.
Вот, например, адвокат [Константин Карташов, защищающий Максима Иванкина] пытался показать фотографию с [армейским] ремнем Иванкина. Суд ее не принял во внимание. Я сначала была озабочена: «Как так? Доказательство, а суд не принимает». Потом посовещалась [со своими] адвокатами, они мне сказали, что суд и не обязан это делать. Что надо предоставить доказательства, что эта фотография — подлинник, объяснить, откуда она была изъята.
И потом таких доказательств, для меня непонятных, было много. Адвокат принес в суд рубашку и говорит: «Это рубашка, по которой свидетели узнали Иванкина [в Рязани в 2017-м], она все это время была дома [в Пензенской области]». Даже я сижу удивлена: где он ее взял? Где доказательства, что Иванкин эту рубашку носил? Нет ничего. Или адвокат говорил про рюкзаки — по его словам, у Иванкина было два, совершенно одинаковых. С одним он якобы сбежал [в апреле 2017-го из Пензы], другой остался дома. Адвокат предлагал провести такой эксперимент: посмотреть, влезет ружье в него или не влезет. Причем абсолютно ничем не доказано, что Иванкин ушел из дома с таким же рюкзаком.
Защита могла либо опровергнуть, либо подтвердить версию, которую предложило следствие. Опровергнуть не получилось. Подтвердить Иванкин тоже ничего не захотел. Он так и не сказал правды — это главное. Он не рассказал ничего о том, что делал после того, как сбежал из дома с [Алексеем] Полтавцом. Скажи свою версию! Почему ты молчишь, ничего не говоришь? Где твоя версия? Нет ее. Значит, будет версия, которую вытянуло следствие. Значит, так все и произошло.
— У защиты было много претензий к следствию: Иванкин и его адвокат говорили о пытках. О давлении говорили и другие фигуранты «Сети», которые не дали показаний либо поддержали версию Иванкина. Также защита заявляла о неуместности части показаний свидетелей, доказательств. А что вы думаете о ходе следствия? Считаете ли, что следователи сделали все, чтобы установить правду?
— Я считаю, что следователи сделали много. И благодарна следователю Андрею Михайловичу Косенко.
По поводу признания Иванкина сказать ничего не могу. Думаю, что и без признания [его вина доказана]. В суде не было сделано акцента на признании — его озвучили и все. Думаю, для присяжных оно не сыграло роли. Ведь были другие вещи. Были письма, которые Иванкин писал из СИЗО [своей жене] Анне Шалункиной, они были написаны его рукой — это подтверждено. Анна Шалункина не захотела отвечать ни на один вопрос про эти письма — это тоже много что значит. Нашли рязанскую квартиру — это тоже стоило огромных трудов. Нашли свидетелей, которые все подтвердили сами, — это тоже имеет большое значение. Адвокат [Константин Карташов] их пытал: «А до какой степени у Иванкина были рыжие волосы? Они были чуть-чуть рыжие или сильно рыжие?» А потом говорил, что один сказал «чуть-чуть», другой — «сильно». Ну что это такое!
— А как вы отнеслись к показаниям фигуранта «Сети» Ильи Шакурского? К тому, что только в суде он рассказал, что видел Катю, Артема, Максима Иванкина и Алексея Полтавца в Рязани — хотя об этом «Медузе» не говорили ни Ольга Полынова, ни Полтавец.
— Он и на следствии, на допросах не говорил. Я очень удивилась, обрадовалась. Может, у человека совесть появилась. Когда я его спросила в суде: «Вы вообще задумывались, что с ребятами произошло? Где они, почему пропали?» Он сказал: «Нам было не до этого». Вполне возможно, когда на них такое обвинение [об участии в «террористическом сообществе»] вешали, им было не до того, чтобы думать о других. На допросах он, возможно, понимал, что замешаны его друзья, и, может быть, выгораживал их? Не хотел говорить, что видел их в Рязани всех вместе?
Он, кстати, единственный из всех [фигурантов «Сети»] прошлым летом прислал мне письмо с соболезнованиями по поводу гибели дочери. Я не стала отвечать, потому что не знала, что ответить. Наверное, у человека совесть есть, если он такие вещи делает.
Про [еще одного фигуранта «Сети»] Мишу Кулькова я не могу понять — убили его друга (мне кажется, ему Артем все-таки был ближе, чем Максим), а он защищает Иванкина. Получается, Артем — никто, что ли? Можно его убить? Может, он не считает, что это [сделал] Иванкин? Но тогда расскажи, что ты знаешь! Как можно убить людей для того, чтобы не сидеть сколько-то лет?
— Следствие общалось со знакомыми Кати, читало ее переписку во «ВКонтакте». Вы благодаря расследованию узнали что-то новое о своей дочери?
— Узнала, что они с Артемом употребляли наркотики, — для меня это, конечно, была новость. Но я уверена, что в распространении она бы вряд ли помогала.
С новой стороны она мне не открылась. Я просто лишний раз убедилась, что для своих друзей она может сделать все что угодно. Даже пойти в лес, в такую даль… Мы, кстати, туда ездили. Там [сначала] топтать до Лопухов по лесной дороге. А дальше — такой ужасный путь. Далеко, еще и в холодную погоду. Для друзей она на это пошла. Я сейчас лишний раз убедилась, что друзья ей попались не те.
— Когда вы ездили в Лопухи?
— Летом. На суд приезжала бабушка из Лопухов, дала показания. Ее должны были отвезти обратно на машине, потому что транспорт в эти Лопухи никакой не ходит. Суд закончился, мы с адвокатом еще побыли [в здании], выходим — а она все сидит, ждет. Лето, жарко, бабушка в возрасте, самочувствие плохое. Мне стало ее очень жалко, говорю: «Мы вас отвезем». А когда шли втроем к машине, смотрю, нас Анна Шалункина снимает на телефон. Мне так смешно стало. Она потом где-то выложила пост, что мы со свидетелями общаемся, возим их. Выложила и выложила. А мы просто бабушку пожалели.
— Вы ездили к самому месту убийств? Я помню, что раньше вам даже в любой другой лес было сложно зайти.
— Мы туда не поехали, только до Лопухов. Мне адвокат предложил, говорит: «Если хотите, я организую». Потому что тогда нужна другая машина, уазик. Я говорю: «Нет, я не могу». Я не решаюсь зайти в этот лес.
[В целом] уже полегче в лес ходить. Мой прием — не думать [ни о чем], хотя сложно не думать. Когда в лес попадаешь, сразу начинаешь Катю вспоминать.
— Вы помните свои ощущения, когда присяжные сказали, что считают Иванкина виновным?
— Мы с [бывшим мужем] Сергеем обсуждали, он говорит: «Думаю, столько-то человек будут за, столько-то против». А я на него смотрю и говорю: «Мне кажется, все сейчас скажут, что он виновен». Мы с ним даже на что-то поспорили, я не помню. Мои ощущения подтвердились.
Конечно, было удовлетворение — слава богу, все закончилось. Потому что я очень боялась, что, не дай бог, кто-нибудь из присяжных заболеет или что-то случится, все же мы люди. Несколько присяжных перестали участвовать в рассмотрении: кто уехал, кто заболел. Остался только один запасной. Я как представила, что, не дай бог, что-то случится и все [весь процесс] заново придется начинать! После оглашения несколько человек из присяжных, проходя мимо, сказали: «Мы вам очень сочувствуем».
— Следствию не удалось найти Алексея Полтавца. Не стали они привлекать и Дмитрия Пчелинцева, который, по словам Полтавца, был «заказчиком» убийств. Что вы думаете об этом?
— Я немного расстроена, что против главного виновника — а я считаю, что это Пчелинцев, — не было найдено никаких доказательств. Но я посмотрела, как он вел себя на допросе — как будто перед ним цирк, — и убедилась, что он, скорее всего, был самым главным человеком в этой компании. Это мое личное мнение. Фактов нет — это самое обидное. С другой стороны, если Иванкин захотел так сделать, не сказал, что [в преступлении] был замешан кто-то еще, значит, он будет отвечать один.
«Медуза» — об убийствах в рязанском лесу
- Пошли четверо в лес, а вышли только двое Как дело пензенской «Сети» связано с убийством под Рязанью. Расследование «Медузы»
- «Успел сказать: извини — и выстрелил» Монолог Алексея Полтавца, в котором он признается в убийстве — и рассказывает, кто еще из фигурантов пензенского дела «Сети» причастен к преступлению
— Вы мне говорили, что со смертью Кати и ваша жизнь как будто оборвалась. Получается ли у вас начать жить заново?
— Я до сих пор учусь с этим жить, будем так говорить. Кати нет, эта боль никуда не ушла, она все еще тут. Но стараешься какие-то планы намечать. Жизнь другая стала совсем. Наверное, стало лучше получаться. Но я еще пока не научилась.
Сейчас у меня во главе всего внук — с ним вожусь, с ним занимаюсь. Мне это надо. Вот все закончится, еще разочек съезжу на апелляцию и буду полностью заниматься внуком. Ему нравится со мной, а мне с ним. Хотя с ним бывает тяжеловато. Но надо набираться сил, восстанавливаться, чтобы быть в силах с ним заниматься. Такая у меня цель теперь будет в жизни. Буду жить.
— Как часто вы думаете о Кате?
— Я заставляю себя не думать. Но бывает, еду на машине — дорога опять же через лес — и как будто проваливаюсь в глубину, в боль. Сразу себя останавливаю. С другой стороны, чувствую: я как будто предаю ее тем, что стараюсь о ней не думать.
— Вы же делаете это, чтобы сохранить себя.
— Вы правы, да. Я тоже так думаю. Но все равно… Я же ее люблю, как про нее не думать? Тяжело, никак не найдешь грань.
У меня есть дни памяти. Например, день смерти — 27 апреля. Я не знала точную дату, посоветовалась с батюшкой. Он сказал: «Ничего страшного, выбери для себя любой день и вспоминай». Я в такие дни прямо погружаюсь [в мысли о Кате], в другие стараюсь не вспоминать, иначе очень тяжело.
— А что вы обычно вспоминаете? Ее детство?
— Все-таки представляю ее часто взрослой. Как бы она на что-то отреагировала, свое мнение о чем-то сказала. Как она улыбается, как мы с ней беседуем. Она любила особенно по утрам, перед школой, когда чай пьет, рассказать что-нибудь сокровенное. Про свои отношения с кем-нибудь, еще что-нибудь. Я раньше думала: «Надо же, дочка со мной делится, как же хорошо!»
Все-таки вспоминаю ее взрослой, хотя снится она мне маленькая. Лет пять-шесть, она была такая хорошенькая.
— Ваш внук похож на Катю характером?
— Нет, он совсем другой. Мальчишка! Хотя он Катю не помнит (ему было года два-три), он очень часто про нее спрашивает. У меня до сих пор лежат ее тетрадки в клеточку. Мы с ним играем в кораблики, он как-то раз взял тетрадку, открыл, чтобы рисовать, а там — рисунки Кати. И он с удивлением: «Бабуль, это кто нарисовал так круто?» Я говорю, это Катина тетрадка. Он сразу тетрадку откладывает: «Бабуль, здесь рисовать нельзя, это память». Прямо до слез.
Евгений Малышев
Бывший корреспондент издания «7×7», подробно освещавший дело пензенской «Сети».
Илья Хесин
Знакомый фигурантов дела «Сети». Хесин первый поделился с журналистами «Медузы» своей версией случившегося с Артемом Дорофеевым и Екатериной Левченко.
Что за ремень?
В начале марта 2020 года рядом с местом, где осенью 2017-го был обнаружен труп Артема Дорофеева, нашли останки Екатерины Левченко. А также — одежду и другие предметы, которые могли принадлежать ей, Артему Дорофееву, Алексею Полтавцу и Максиму Иванкину, в том числе армейский ремень, на пряжке которого изображены якорь и звезда. Следствие считает, что этот ремень принадлежит Иванкину (об этом сказали два свидетеля). Сам Иванкин это отрицает. Его адвокат Константин Карташов просил суд изучить фотографии армейского ремня Иванкина, но суд отказал в этом.
Письма
В октябре 2020 года во время обыска в доме родителей Максима Иванкина изъяли 74 рукописных листа. Как считают следователи, это письма Иванкина родителям и жене Анне Шалункиной (к такому выводу пришла почерковедческая судебная экспертиза, проведенная по запросу следствия). Из содержания писем ясно, что они не проходили обязательную для СИЗО цензуру и передавались через адвоката Карташова. В письмах жене Максим Иванкин комментирует расследование по делу об убийстве Левченко и Дорофеева, обсуждает стратегию защиты, а также предлагает «обмануть» следствие (подробнее об этом читайте здесь).
О чем речь?
Алексей Полтавец, один из фигурантов дела «Сети», в феврале 2020 года признался журналистам «Медузы» в причастности к убийству Артема Дорофеева и Екатерины Левченко. По словам Полтавца, в апреле 2017-го он вместе с Артемом, Катей и еще одним фигурантом «Сети» Максимом Иванкиным скрывался в Рязани, опасаясь преследования по делу о торговле наркотиками. К торговле, утверждает Полтавец, были причастны и другие фигуранты «Сети» из Пензы. К концу месяца они стали опасаться, что Дорофеев и Левченко будут свидетельствовать против них, поэтому решили их убить. Исполнять решение пришлось Полтавцу (он убил Артема) и Иванкину (тот взял на себя Екатерину), утверждает сам Полтавец.
Как?
В феврале 2020 года Дмитрий Пчелинцев прокомментировал расследование «Медузы», отвергнув все обвинения в свой адрес. Во время допроса в Рязанском областном суде (без присутствия присяжных) он заявил, что не знаком с Алексеем Полтавцом, однако знает «Лешу Малого». Один ли это человек, Пчелинцев сказать не смог. Также он несколько раз изменил показания, отвечая на вопрос о псевдонимах, которыми пользовались Полтавец и Артем Дорофеев. По его словам, они не называли себя «Борисом» и «Тимофеем» — это выдуманные имена других людей. Кого — Пчелинцев говорить отказался, сославшись сначала на тайну следствия, а затем на угрозу себе и своим родственникам.
Дело «Сети»
Осенью 2017 года левых активистов из Пензы обвинили в участии в террористическом сообществе «Сеть». В январе 2018-го обвинения предъявили их знакомым из Санкт-Петербурга. Несмотря на признаки сфальсифицированных доказательств, пытки и отсутствие в деле указаний на реальную террористическую деятельность, семь пензенских фигурантов — Пчелинцев, Шакурский, Чернов, Иванкин, Кульков, Куксов и Сагынбаев — в феврале 2020-го получили сроки от шести до 18 лет. В июне того же года приговор вынесли Виктору Филинкову и Юлию Бояршинову из Петербурга — семь и пять с половиной лет заключения.
Почему?
В феврале 2020 года Приволжский окружной военный суд приговорил Максима Иванкина к 13 годам лишения свободы по делу о «террористическом сообществе» «Сеть», а также по обвинению в распространении наркотиков. По делу о двойном убийстве Рязанский областной суд назначил Иванкину 18 лет лишения свободы. Путем частичного сложения двух наказаний срок его заключения увеличился до 24 лет.
Ольга Полынова
Знакомая фигурантов дела «Сети». Ольга рассказала «Медузе», что в апреле 2017 года по просьбе пензенского фигуранта Дмитрия Пчелинцева помогла Максиму Иванкину и Алексею Полтавцу найти жилье в Рязани.