истории

Венеция-2023. «Теория всего» Безумный триллер о радиации и квантовой механике, отсылающий к Хичкоку и Линчу. Одна из самых интересных премьер фестиваля

Источник: Meduza

На Венецианском кинофестивале показали фильм «Теория всего» немецкого режиссера Тимма Крегера. Его главный герой — ученый-физик — приезжает на международный научный симпозиум в Альпах. Затем сюжет закручивается — в нем появляются мультивселенные, расследования убийства и любовная линия. Кинокритик Антон Долин рассказывает, почему фильм Крегера — одна из самых любопытных премьер Венеции этого года.

Мы смотрим какую-то старую телепередачу. Кажется, 1970-х. В студию к бодрому ведущему заявляется неопрятный мужчина с бородой — автор нового научно-фантастического романа «Теория всего». На вопросы отвечает неохотно, грубит, а еще утверждает, что в его книге каждое слово правда, никакого вымысла. Наконец, посреди разговора встает и выходит из студии, напоследок обратившись в камеру к некоей Карин. Судя по всему, только за этим и приходил. Зрители растеряны и заинтригованы. 

Схожей будет реакция публики «Теории всего» — второго фильма молодого немецкого режиссера Тимма Крегера, который можно назвать откровением 80-го Венецианского фестиваля. Дипломный дебют этого автора «Царство птиц» когда-то показывался вне конкурса тут же, в Венеции, и потом проехал по ряду мировых смотров, включая фестиваль Тарковского «Зеркало» в России, но проката так толком и не получил. «Теория всего» уже претендует на «Золотого льва» и для большинства стала первым знакомством с амбициозным и одаренным Крегером. 

После пролога события откатятся в предыдущее десятилетие, 1962 год. Изображение станет черно-белым (по количеству снятых в ч/б фильмов Венеция-2023 побила все рекорды). Будущего писателя Йоханнеса Ляйнерта мы встретим совсем еще юным, безбородым, живущим в материнском доме и покидающим его.

Вместе со строгим научным руководителем молодой человек едет на конгресс по теоретической физике в Швейцарские Альпы. Йоханнес день и ночь пишет диссертацию, а на конгрессе надеется услышать прорывной доклад неизвестного коллеги из Ирана. Но тот так и не объявится. Зато Йоханнес встретит множество необычных людей, влюбится в таинственную джазовую пианистку, окажется замешанным в исчезновениях и убийствах. Все это позволит ему продвинуться в создании собственной «теории всего», предполагающей и объясняющей существование мультивселенной — параллельных миров и временных потоков.

Рафинированное изображение в духе довоенного немецкого «горного кино», из которого выросла Лени Рифеншталь. Тщательно стилизованная под венский экспрессионизм оригинальная музыка Диего Рамоса Родригеса. Сновидческое повествование, в котором невозможно не запутаться. Раздражающий саспенс, нарастающий в параноидальном подсознании героя. Картина Крегера пропитана синефильскими приемами в диапазоне от Хичкока до Линча, но ее гипертрофированную до комизма претенциозность уравновешивает авторская издевка над героем — самовлюбленным и незрелым. 

Пусть немецкий режиссер действует под влиянием классиков, все же обожание в его методе перемешано с непочтительностью. Это неплохо отражено во взаимоотношениях Йоханнеса (Ян Бюлов) со «старшими товарищами», учителем, ворчливым доктором Стратеном (Ханс Зислер), и его неожиданным конкурентом — бодрым и дружелюбным профессором Блумбергом (Готфрид Брейтфусс). Впрочем, вскоре выясняется, что во время войны этот милый старик отвечал за вычищение «еврейских тенденций» из науки Третьего рейха.

Сюжетная модель «Теории всего» более всего напоминает «Волшебную гору» Томаса Манна. Это тоже «роман воспитания» в немецком духе, а история любви с той самой Карин (Оливия Росс) избавляет его от умозрительности и двигает от «теоретической физики» к прикладному авантюрному жанру. 

Крегер признается, что сюжет и развязка, в которой автор отказывается расставлять какие-либо точки над многочисленными i, осознанно запутывают аудиторию. Размывается граница между физикой и лирикой, наукой и фантазией, так называемой реальностью и ее параллельной версией — почти неотличимой на вид, но позволяющей событиям принять иной оборот (мертвые там воскресают, живые оказываются мертвыми). Вселенная фильма одновременно клаустрофобична — действие временами перемещается в скрытые под горами радиоактивные тоннели — и агорафобична: ослепительные пейзажи давят на психику. 

Двойственность ощущается и в главном герое. Невозможно до конца понять, в самом ли деле он непонятый гений или простак слишком много о себе возомнивший. Это придает картине неожиданный комедийный эффект. Когда же для расследования предполагаемого убийства на сцену выходят двое сыщиков, комиссары-двойники Амрайн и Арнольд (Филипп Грабер и Давид Беннент), то больше всего они напоминают глупых следователей Дюпона и Дюпона из бельгийских комиксов про Тинтина. Природа и исследующая ее тайны наука могут быть величественными и временами пугающими, но люди остаются неизменно смешными.

«Теория всего» вызывает в памяти не только «Оппенгеймера» Кристофера Нолана (будем считать, что перед нами артхаусная его версия), но и одну из самых обсуждаемых книг последних двух лет, «Когда мы перестали понимать мир» Бенхамина Лабатута. Уроженец Роттердама, живущий и работающий в Чили, виртуозно скрещивает нон-фикшн и фикшн в своих отчасти вымышленных биографиях реальных ученых ХХ века. Среди его героев — Вернер Гейзенберг и Эрвин Шредингер, упоминаемые и в фильме Крегера. 

Центральная идея книги выражена в ее названии. Согласно Лабатуту, невероятные открытия математиков, физиков и химиков ХХ века привели к тому, что наш мир стал не более, а лишь менее объяснимым. Этот же парадокс лежит в основе «Теории всего», режиссер которой честно признается — в физике он мало что понимает и если берет на себя в фильме роль фантаста, то определенно не научного. И Крегер, и Лабатут исследуют человеческое измерение науки, бесконечную уязвимость тех ученых, от которых порой зависят судьбы народов и государств. 

Гений исследователей прошлого столетия до сих пор определяет наши представления о Вселенной, и моральные дилеммы того же Оппенгеймера ничуть не утратили своей актуальности. Нарочитая винтажность «Теории всего» тоже не оборачивается архаичностью.

Напротив, интонационно и тематически фильм совпадает с теми идеями, которыми сегодня одержимы и академическая наука, и поп-культура от Marvel до «Все везде и сразу». Цивилизация развивается не линейно, а параллельно сразу в нескольких направлениях. Вопрос в том, как перескочить на другую линию и выбрать какой-то иной, менее гибельный и безнадежный путь, чем проживаемый здесь и сейчас. Дать ответ ученые пока не готовы — в отличие от кинематографистов, чьи воплощенные на экране фантазии становятся входными билетами в эти самые параллельные миры.