истории

Квентину Тарантино — 60 Вот десять его изобретений, которые изменили весь мировой кинематограф

Источник: Meduza

Квентин Тарантино отмечает 60-летие — возраст, в котором, как он неоднократно утверждал, пора уходить на пенсию. Режиссер обещал, что оставит профессию после своего десятого фильма, и сценарий к нему уже готов: новая и предположительно последняя картина Тарантино будет называться «Кинокритик». Антон Долин подводит предварительные итоги невероятной карьеры Тарантино — списком открытий, которым кинематограф обязан этому режиссеру. 

1. Успех самоучки

Квентин Тарантино никогда не учился в кинематографическом университете, все необходимое он узнал в калифорнийских кинотеатрах, из которых не вылезал с раннего детства. Вперемежку будущий режиссер смотрел шедевры «Нового Голливуда» и низкопробные жанровые фильмы (об этом подробно рассказывает его недавняя книга «Cinema Speculation»). Потом был видеосалон, куда он устроился работать.

Первые картины Тарантино, показанные на «Сандэнсе» — «Бешеные псы» и особенно «Криминальное чтиво», с небывалым успехом которого связан карьерный взлет режиссера, — аккумулируют именно его зрительский опыт, переплавляя в оригинальный стиль. Апофеозом этой манеры стала дилогия «Убить Билла» — коллаж из любимых жанров и заимствованных киноязыков, которые автор вдохновенно присваивал. 

Насмотренный Тарантино не принадлежал к среде профессионалов. Он декларативно делал кино «от имени зрителя», пренебрегая иерархиями и так называемыми законами индустрии. По сути, именно он сделал постмодернизм в США и всем мире по-настоящему народным течением. Тарантино причисляют к поколению режиссеров-самоучек Голливуда (к нему принадлежат и его близкие товарищи Роберт Родригес и Пол Томас Андерсон), но среди равных он, несомненно, первый. Хотя бы с точки зрения популярности у зрителей и влияния на авторов, пришедших за ним следом. 

2. Работа со временем

Тарковский называл кинематограф «запечатленным временем», и многие по-своему трактовали это определение. Тарантино предложил один из самых неожиданных взглядов. Каждая его картина — развернутый эксперимент с несколькими временами. 

Во-первых, это время действия (оно может быть мифологическим, как в «Убить Билла», или помещенным в конкретную эпоху, как «Бесславных ублюдках» или «Однажды в… Голливуде»). Как правило, в его картинах точность в костюмах и декорациях сочетаются с возмутительными несоответствиями в диалогах и оформлении — например, музыке. Во-вторых, внутреннее время действия, которое Тарантино растягивает (незначительный с точки зрения сюжета эпизод может занимать непропорционально большой промежуток, как, например, пролог «Омерзительной восьмерки») или сжимает, перескакивая одной склейкой через годы. В-третьих, собственно порядок событий: шокирующее воздействие «Криминального чтива» было напрямую связано с нелинейной хронологией повествования, вынуждавшей зрителя самостоятельно «собирать» фильм, как увлекательную головоломку. 

3. Тарантиновские диалоги

Прилагательное «тарантиновский» давно внесено во множество словарей по всему миру (очень немногие режиссеры удостоены такой чести — стать частью не только фольклора, но и языка), и под ним понимаются самые разные элементы индивидуального стиля. Однако чаще всего его употребляют именно по отношению к диалогам. 

С дебютного фильма Тарантино привлек внимание критиков способностью создать диалог на отвлеченную тему, не имеющую прямого отношения к интриге, — но неожиданно меняющий фокус внимания зрителя, так блестяще он написан. «Бешеные псы» открываются разговором о песне Мадонны «Like a Virgin» (в этом можно увидеть и символический смысл, ведь дебютант-режиссер здесь «теряет девственность», вместе с тем демонстрируя свою опытность, то есть, насмотренность) и продолжаются спором о чаевых — эти сцены чуть ли не более знамениты, чем эпизод с отрезанием уха или финальная перестрелка.

«Криминальное чтиво» прославил безупречный танец Винсента Веги и Мии Уоллес на конкурсе твиста в ретро-ресторане, но ничуть не менее культовым стал диалог двух киллеров о метрической системе и том, как во Франции называют бургеры («Le Big Mac»). Даже в «Убить Билла» — энциклопедии экшн-кино — кульминация прерывается обстоятельным философским монологом о роли Супермена. Невыносимый саспенс открывающей сцены «Бесславных ублюдков», в свою очередь, обусловлен разговором полковника Ланды с французским фермером. 

Тарантино — выдающийся литератор, прежде всего драматург. Недаром еще до своего дебюта он писал сценарии для других режиссеров — ярчайших представителей профессии, Оливера Стоуна («Прирожденные убийцы») и Тони Скотта («Настоящая любовь»). Не случайно и то, что «Омерзительную восьмерку», сценарий которой преждевременно утек в интернет, режиссер первоначально представил в виде драматургической читки. Понятно, почему после ухода из кино Тарантино собирается посвятить себя литературе.

Пока что он пишет и издает не пьесы или сценарии, а прозу: уже вышли роман «Однажды в Голливуде» и «Cinema Speculation», впереди издание книги с вполне борхесовской идеей — «Фильмы Рика Далтона», о воображаемой биографии выдуманного Тарантино персонажа. 

4. Насилие

Принято превозносить Тарантино за виртуозную работу с экранным насилием и жестокостью или, наоборот, критиковать его за спекуляции на этом древнейшем аттракционе.

Тарантино в самом деле умеет поставить сцену драки или убийства так, что зрителю станет не по себе. Однако чуть ли не столь же важно, в какой контекст он помещает каждый такой эпизод. Те же «Бешеные псы» состоят почти полностью из диалогов, хотя сюжет посвящен неудавшемуся ограблению, и большая часть персонажей к финалу погибает: на фоне бесконечных разговоров (иногда ни о чем, точно не о деле) шокирующе смотрятся садистская сцена, в которой Мистер Блондин пытает связанного полицейского, или брутальная концовка.

Схожим образом устроены «Криминальное чтиво» (оживление Мии Уоллес при помощи укола в сердце), «Джеки Браун» (вся экшн-часть умещается в несколько минут) и даже экспериментальный гоночный слэшер «Доказательство смерти», в котором собственно смерти занимают совсем немного времени, — и именно поэтому вызывают столь сильный отклик у аудитории, особенно в блистательном последнем кадре. 

Режиссер неоднократно говорил, что в его кинематографе сосуществуют два мира. Один — реалистический, к которому принадлежит и зритель: здесь «играют» в киноперсонажей, а насилие всегда дискомфортно для публики. Кстати, большинство таких эпизодов Тарантино вовсе прячет от камеры, как случайное убийство парня на заднем сидении машины в «Криминальном чтиве» или там же — изнасилование Марселласа Уоллеса. Другой — воображаемый мир киножанра, в котором возможно буквально все (в нем разворачивается действие «Убить Билла»), и насилие может быть сколь угодно детализированным, кровавым и зрелищным, поскольку сама интонация и стиль недвусмысленно подчеркивают: это только спецэффекты, ни одна живая душа на съемках не пострадала. 

(Здесь нельзя не упомянуть настоящую травму Умы Турман на съемках «Убить Билла», после которой отношения Тарантино с его музой испортились — больше она у него не снималась).

5. Музыка

Еще одна сугубо «тарантиновская» черта — особое внимание к саундтрекам, нередко («Бешеные псы», «Криминальное чтиво», «Убить Билла 1») обретающим статус самостоятельного произведения искусства. 

По сути, Тарантино работает как диджей: собирает любимые треки, неожиданно соединяет классику с чем-то свежим, а хиты — со старинными забытыми мелодиями. Или как бармен, смешивающий неожиданные коктейли (такую роль Тарантино сыграл в собственном «Доказательстве смерти»). 

Многие песни вошли в хит-парады и плейлисты — или туда вернулись — именно благодаря Тарантино: это как минимум «You Never Can Tell» Чака Берри и «Girl Youʼll Be a Woman Soon» Urge Overkill из «Криминального чтива», «Bang Bang» Нэнси Синатры и «Goodnight Moon» Shivaree из «Убить Билла», «Across 110th Street» Бобби Уомака из «Джеки Браун», совершенно неожиданно звучащие в историческом контексте «Cat People» Дэвида Боуи из «Бесславных ублюдков» и «Apple Blossom» The White Stripes из «Омерзительной восьмерки», но также идеально совпадающий с эпохой «Hush» Deep Purple из «Однажды в… Голливуде». Недаром как минимум две звуковые дорожки Тарантино устроены именно как плейлисты вымышленных радиостанций — в «Бешеных псах» и «Однажды в… Голливуде». А четыре года назад он сам составил трехчасовой плейлист лучших треков из своих фильмов. 

Тарантино известен сборными саундтреками, однако как минимум однажды построил фильм на закадровой музыке — речь об «Омерзительной восьмерке», куда он зазвал в качестве основного композитора мэтра итальянского спагетти-вестерна, на тот момент 87-летнего Эннио Морриконе. За свою прекрасную партитуру тот получил заслуженный «Оскар». 

6. Переписывание истории

«Бесславные ублюдки» открыли новый период в карьере режиссера — более академичный и зрелый, когда он принялся переосмыслять и копировать не только чужие приемы, но и свои собственные. В этом героическом и одновременно глумливом эпосе о Второй мировой войне главной сенсацией стала финальная битва положительных героев — законспирированной еврейки Шошанны и спецназа партизан «Бесславные ублюдки» — с нацистами, в которой от рук евреев «досрочно» погибает сам Гитлер. 

Логична эволюция воображаемого мира Тарантино: раз в нем может случиться что угодно, то нет причин делать исключение для исторических фактов и личностей. Помещая в реальный контекст выдуманных персонажей (будь то «охотник на евреев» Ганс Ланда или техасский рейнджер Альдо Рейн), Тарантино запускает «эффект бабочки», закономерный результат которого — иной исход войны. Заодно режиссер троллит консервативных зрителей, обвиняющих кинематографистов в исторических неточностях. В игровом фильме может случиться абсолютно что угодно, закономерен любой самый смелый вымысел, если он оправдан авторской задумкой. 

Тарантино повторяет трюк в «Однажды в… Голливуде», посвященном конкретным событиям — убийству актрисы Шэрон Тейт и ее друзей сектой Чарльза Мэнсона в августе 1969 года. Скрупулезно воссоздавая эпоху, вплоть до плейлиста лос-анджелесских радиостанций тем летом, Тарантино ставит в центр интриги двух друзей — актера Рика Далтона и каскадера Клиффа Бута, чье вмешательство меняет ход истории и позволяет спасти Шэрон.

По большому счету, такое же «переписывание истории» мы видим в «Джанго освобожденном», хоть кровавую расправу бывшего раба над плантатором чуть проще себе представить, чем взрыв парижского кинотеатра вместе с верхушкой Третьего рейха. А в «Омерзительной восьмерке» важнейший макгаффин — подложное письмо Авраама Линкольна, запускающее ход событий. Это своего рода творческий манифест Тарантино: любая фальсификация простительна, если в ней есть красота и метафорический вес. 

7. Смешение жанров

Негласный уговор внутри американского кино таков: коммерческие фильмы четко делятся на жанры, в то время как авторский кинематограф пренебрегает жанровыми законами и условностями. Тарантино находит третий путь. Его неоспоримо авторский стиль состоит именно из использования канонических жанров, каждая картина напитана прямыми цитатами и конкретными отсылками к классике (прежде всего коммерческого кино), но сама компоновка элементов настолько оригинальна и контрастно неожиданна, что это позволяет создать моментально опознаваемый киноязык. Тарантино — несравненный мастер коллажа, а его фильмы сродни столь же уникальным портретам Арчимбольдо. 

Так, криминальный жанр уже в «Бешеных псах» режиссер лишает главного, как казалось, компонента — экшн-сцен (само ограбление на экране не показано вовсе), доводя этот прием до апофеоза в «Джеки Браун»: картина о сумке с деньгами, принадлежащими торговцу оружием, в интерпретации Тарантино превращается в нежнейший фильм о втором шансе и поздней любви.

«Криминальное чтиво» тасует нигилистическую комедию с религиозной притчей, боксерский фильм (и вновь, без самого поединка) с романтической комедией (сцена свидания в ресторане). «Убить Билла» соединяет американское кино («фильм отмщения», классический боевик) с азиатским (японский самурайский фильм, гонконгский боевик, аниме), приправляя гибридным жанром итальянского спагетти-вестерна (его же он вновь и вновь переосмысляет в «Джанго освобожденном» и «Омерзительной восьмерке»).

В «Бесславных ублюдках» европейское авторское кино встречается с голливудскими фантазиями на тему Второй мировой («Грязная дюжина», «Пушки острова Наварон»). Наконец, «Однажды в… Голливуде» режиссер проводит тонкую грань между ревизионизмом «Нового Голливуда» и конвенциями классического американского кино «Золотого века», между которыми оказываются главные герои.  

8. Борьба за равноправие

Тарантино отменяет любые иерархии, декларативно пренебрегает разделением на высокое и низкое, главное и второстепенное (одно из парадоксальных следствий — двукратное вручение Кристофу Вальцу «Оскаров» за «роль второго плана» в тарантиновских фильмах, где его персонажи очевидно были центральными). 

Он отказывается от голливудских представлений о «профессионалах», превосходящих «любителей»: будучи любителем-самоучкой, становится самым уважаемым профессионалом индустрии. Уравнивает в своих «списках любимых» и в собственной вселенной кинематограф «класса Б» — боевики, слэшеры, вестерны, комедии и мелодрамы — с лучшими образцами «премиального» кино из списков Канн или «Оскара». Разумеется, это сказывается также на сюжетах и системе персонажей в фильмах Тарантино. Те, кто привык считать режиссера веселым циником, удивятся, рассмотрев правозащитную составляющую кинематографа Тарантино. 

Он вводит на центральные роли афроамериканцев — любимицу своих тинейджерских лет и суперзвезду «блэксплойтейшн» Пэм Гриер в «Джеки Браун», Джейми Фокса в «Джанго освобожденном» («классический» Джанго спагетти-вестерна — разумеется, белый), своего близкого друга и любимого артиста Сэмюэла Л. Джексона: его персонаж Джулс в «Криминальном чтиве» — единственный грешник, которому явлено чудо и даровано спасение. 

Он снимает фильмы, в которых женщины отказываются от пассивной роли, вступая с мужчинами в единоборство и без труда побеждая — от реалистического поединка в «Джеки Браун» до фантасмагорической дуэли в «Убить Билла». В «Доказательстве смерти» лишь женщина способна физически уничтожить маньяка, убивавшего беззащитных. 

Наконец, он дает евреям возможность реванша, ретроспективно превращая их из жертв Холокоста в бойцов и мстителей, способных самостоятельно расправиться с величайшим злом ХХ века. Неудивительно, что второй страной проживания после США Тарантино выбрал для себя Израиль, где счастливо женился и проводит в последнее время несколько месяцев в году. 

9. Актеры и каскадеры

Удивительным образом Тарантино, снимающийся в собственных фильмах (самым ярким остается эпизод в «Криминальном чтиве»), лишен нарциссизма. Во всяком случае, свою версию «8 ½», «Однажды в… Голливуде», он посвящает тяготам не режиссерской, а актерской профессии. Говоря о киноиндустрии и искусстве, он предлагает взгляд исполнителя, а не создателя. Даже один из величайших авторов и кумир Тарантино, Роман Полански, выступает в фильме как бледная тень своей жены — неподражаемой Шэрон Тейт. 

Невозможно стать великим американским режиссером, если ты не умеешь работать с артистами. Одним культовым актерам, на фильмах которых вырос Тарантино, он подарил перезапуск карьеры — своему «крестному отцу» Харви Кейтелю («Бешеные псы», «Криминальное чтиво»), который помог собрать денги на дебютный фильм; подзабытому к середине 1990-х Джону Траволте («Криминальное чтиво»); знаменитостям 1970-80-х Пэм Гриер и Роберту де Ниро («Джеки Браун»), у которого тогда была пауза в карьере; Дэвиду Кэррадайну («Убить Билла») и Курту Расселлу («Доказательство смерти», «Омерзительная восьмерка»). Сегодняшний зритель знает и любит их всех именно по тарантиновским картинам.

Других Тарантино вывел на первый план и подарил им кинематографическое бессмертие — так случилось с Тимом Ротом, Майклом Мэдсеном, Умой Турман, Кристофом Вальцем, Сэмуэлем Л. Джексоном. И даже те признанные звезды, которые не нуждались в поддержке Тарантино, именно благодаря ролям в его фильмах остались в новейшей истории — так вышло с Брюсом Уиллисом, Джейми Фоксом, Дженнифер Джейсон Ли, Леонардо ди Каприо, Марго Робби и Брэдом Питтом, наконец-то получившим своего первого и пока единственного «Оскара» именно за роль в «Однажды в… Голливуде».  

Кроме того Тарантино — редкий режиссер, влюбленный не только в актеров, но и в каскадеров. Они становятся его главными героями — протагонистами, как харизматичный Клифф Бут в «Однажды в… Голливуде», и антагонистами, как демонический Майк в «Доказательстве смерти». Наконец, в том же фильме, а потом еще в двух, Тарантино дарит важные роли Зои Белл — вовсе не актрисе, а опытной каскадерше, дублировавшей Уму Турман в «Убить Билла». 

Знаменитая сцена драки Клиффа Бута с Брюсом Ли в «Однажды в… Голливуде» — это реванш каскадера, который в поединке пусть и не побеждает кинозвезду, но доказывает свое равенство ей. 

10. Кино как спаситель

Каскадер для Тарантино — не только супергерой (или супергероиня), но и маг, стоящий одной ногой в реальном мире, а другой в иллюзорном. Поэтому каскадер способен одолеть абсолютное зло, будь то маньяк-убийца в «Доказательстве смерти» (тоже каскадер, но отставной), или хиппи-сектанты в «Однажды в… Голливуде». 

Это не что иное как метафора кинематографа — волшебного артефакта, способного спасать жизни и менять ход истории. «Бесславные ублюдки» не убили бы Гитлера, если бы не заманили его в кинотеатр — там, в пространстве вымысла, власть реального диктатора закончилась. Клифф Бут и Рик Далтон не остановили бы Чарльза Мэнсона, не будь они порождениями кинематографической фантазии и актерами по профессии. 

Источник художественной силы и самобытного таланта Тарантино — его заразительная вера в невероятные возможности кино. Она передается и зрителю, который отнюдь не случайно видит даже в самых легковесных картинах Тарантино нечто большее, чем остроумное и изобретательное развлечение. По сути, вся фильмография Тарантино — многоуровневый, сложно устроенный и вполне при этом устойчивый храм кино как могущественного искусства, обладающего не вполне еще раскрытым потенциалом. Увлекаясь имитациями реальности, режиссер никогда не оставляет надежд переписать законы самой жизни и привести зрителей за собой в пространство тотальной фантазии, где все возможно и любая мечта (в том числе, американская, об успехе) осуществима.