«Мент сказал, что я задаю слишком много вопросов, — и ударил. После этого я никаких вопросов не задавал» Полицейские сорвали презентацию комиксов Саши Скочиленко. Они били пришедших на нее, угрожали изнасиловать и развешивали стикеры об «Украине в составе России»

Сотрудники полиции 19 марта сорвали презентацию комиксов художницы Саши Скочиленко, обвиняемой по делу о «фейках» про армию РФ, которая проходила на московской площадке «Открытое пространство». Полицейские били собравшихся и угрожали изнасиловать их, а также развешали в пространстве стикеры про «Украину в составе России». Издание «Бумага» поговорило с одним из пострадавших — другом Скочиленко Алексеем Белозеровым. С разрешения издания «Медуза» публикует этот материал полностью.

Важно! Пожалуйста, имейте в виду, что в этом тексте есть мат (а мы больше не закрываем его звездочками). Если для вас это неприемлемо, не читайте этот материал.

Была презентация, выступили спикеры. Я рассказал, как ходил в типографию (Белозеров — автор макетов книг Скочиленко, — прим. «Медузы»), несколько спикеров рассказали про практики психологической помощи и жизнь с БАР.

У нас было несколько книжек с подписью Саши и благодарственными надписями — и мы устроили псевдоаукцион. Аукцион нам нельзя было проводить, потому что на это не было никаких [разрешений]. Поэтому я сказал, что мы притворяемся, будто у нас аукцион: вы называете рандомные числа, назвавший самое большое число может перевести деньги, а может и не переводить. Я подозревал, что там может сидеть [подставной человек от МВД] — и действительно в зале была сотрудница, которая все фиксировала.

Поиграли в аукцион, потом я принес книжки, чтобы их уже все брали, и предлагал перевести пожертвование. Мне предлагали деньги в руки, но я отказывался во избежание проблем. Но от проблем это не спасло.

Когда все уже закончилось и люди были готовы разойтись, вломились менты. Их было много, они все были в масках, они тут же всех положили [на пол]. Никто ничего не объяснял. В какой-то момент меня подняли и стали досматривать, я спросил, что вообще происходит, — мне злой такой мент сказал, что я задаю слишком много вопросов, и ударил кулаком в солнечное сплетение. После этого я уже никаких вопросов не задавал.

Потом меня одного посадили в автозак и отвезли в управу Басманного района. Сотрудница управы подарила мне свою резиночку для волос и составила на меня административный протокол по части 1 статьи 11.13 московского КоАП — «Торговля в неустановленных местах». И тут же выписала постановление о штрафе в 2,5 тысячи рублей. Меня, конечно, обижает обвинение в незаконной торговле — и я хочу это обжаловать.

Ни в постановлении, ни в протоколе не было фабульной части, никакого описания обстоятельств дела — просто пустая шапка протокола и вывод. Пока я писал объяснительную, сотрудники в масках были страшно недовольны, что я долго это делаю, и обещали «ускорить».

Как полицейские общались с гостями презентации

Дальше меня привезли обратно в «Открытое пространство». Там уже все лежали более комфортно — на пледиках. Меня тоже снова положили. Кто-то — видимо, опера, я лежа не видел — подходил к каждому по очереди и начинал общаться. Переписывали паспортные данные, говорили что-то в духе «Да вы дураки, ничего не понимаете, вам за это платят — а если не платят, то еще большие дураки». В итоге людей просто отпускали со словами: «Провожу с вами беседу: забудьте этот адрес, больше здесь не появляйтесь».

Когда нас оставалось совсем немного, меня отвели вниз. Там мы общались за жизнь с полицейскими в масках, которые рассказывали нам: «Да мы ж с вами нормально общаемся, у вас в деревне было бы плохо в такой ситуации, у вас менты, а не полицейские, а в Москве все классно» (часть гостей презентации приехали в Москву из других регионов, — прим. «Бумаги»).

Видимо, там работало еще какое-то ведомство, поэтому часто возникало ощущение, что эти опера чего-то ждут: сами не понимают, что делать, и какая-то неведомая сила им раздает команды. Поэтому, видимо, значительную часть времени они просто сидят и треплются с тобой, потому что им самим скучно. Один опер играл на фортепиано.

Когда нас осталось восемь-девять человек, нас всех снова увели наверх и сказали, что повезут в отделение. Там висела доска для объявлений, и они украсили эту доску бумажками, на которых написали фразы типа «Украина в составе России», «Московская полиция самая лучшая», букву Z где-то нарисовали.

Как Алексея избили в автозаке

Когда я это как-то [тихо] прокомментировал, что-то про Украину сказал — тут же рядом со мной нарисовался какой-то хмырь в маске и в штатском и спросил: «А как вы относитесь?» Потом в какой-то момент — то ли я не так стоял или что-то не так сказал — нарисовался чел, который меня ударил в самом начале и стал наезжать: «Че ты выебывашься?», «Ты петух, и мы тебя сейчас отпетушим», и вообще я никто и звать меня никак и сейчас они меня «это» — и ничего им за это не будет.

Он один был такой ретивый. В какой-то момент он мне заломал руку за спину и сказал, что сейчас поведет меня в автозак. Его коллеги сначала пытались отговорить, но потом, видимо, плюнули — и он меня одного повел в автозак. Очень «приятное» ощущение, когда 30 метров идешь по улице и понимаешь, что сейчас тебя будут бить.

Мы зашли в автозак, я сел в уголочек, он следом. И сразу — херак, херак. Немножко меня побил. Все это сопровождалось бранью, условно говоря: «Ты понял, пидор?!» Я ему говорю: «Нет, я ничего не понимаю, я не понимаю, почему вы меня бьете». Он, видимо, старался не ударить меня по лицу, поэтому немножко думал перед каждым ударом. Так что мне было сравнительно легко прикрыться — но один удар под ребра я пропустил. И сейчас у меня ребра изрядно болят, так что после суда [по делу Саши Скочиленко] я дойду до рентгена.

Это продолжалось, может, минуту, две, пять. Потом завели всех остальных. Там была одна из спикерок — Кэссиди, трансгендерная девушка в процессе перехода: документы мужские, но обращались мы к ней все в женском роде. Над ней силовики глумились весь вечер: за пирсинг, за внешность, за маникюр. [Тот полицейский, который меня бил] до нее доебался тоже и ударил. Потом стал спрашивать, знаю ли я [поэта] Артема Камардина, и сказал, что сейчас будет то же самое (Артема Камардина силовики изнасиловали гантелью, — прим. «Медузы»), там еще и какой-то друган [этого полицейского] нарисовался, который ему поддакивал. Нам потом сказали, что это прямо те же, которые Камардина пытали, — их кто-то узнал.

Когда привели [фотографа] Сашу Астахову, она тупо встала между нами с Кэссиди и ментами и таким образом не дала им продолжить нас бить.

Как силовики вели себя в отделе и жаловались на «клевету» в СМИ

Нас привезли в отдел. Маскированные люди сели писать рапорта. Когда я пожаловался оперативникам, что меня побили, через какое-то время один из маскированных ребят подошел ко мне и спросил тихонечко, чего он [побивший] хотел. Я говорю, волосы ему мои синие не понравились: мол, пидор и все такое. Он посмотрел на меня и сказал: «А вот я считаю, что синие волосы — это личное дело каждого». Было неожиданно.

Потом задержанных по очереди куда-то уводили — но поразительным образом мной вообще никто не заинтересовался. Со мной никаких действий не провели, кроме того штрафа в управе. Я нигде не расписывался, со мной никто не разговаривал. По факту никакого документального материала, связанного с моим задержанием, не было. Протоколы ни на кого не составили, но у всех остальных взяли объяснения.

Я еще знаю, что оперативники при взятии объяснений говорили про «Книжку о депрессии» [написанную Сашей Скочиленко], будто рукописная буква Д очень похожа на букву Р. Говорили: «Это же явно „Книга о репрессии“, вы знали, куда шли».

Еще они были страшно недовольны, что в СМИ появилась информация, что в «Открытом пространстве» кого-то бьют. Это было еще до того, как побили меня, — речь шла про мальчика [гостя презентации, которому разбили голову]. Я сам этого не видел. А они вели долгие дискуссии про независимую прессу, про ангажированных журналистов и были недовольны, что их «оклеветали». Хотя чел, насколько я знаю, был в крови — но они утверждали, что он сам упал. К сожалению, я не очень в курсе этой истории.

[Попытку полицейских заставить задержанных исполнять «патриотические» песни] я тоже не застал. Слышал только про девушек, которые стали петь русские народные песни, — и те же опера, которые негодовали, как плохо работают СМИ, стали возмущаться: сейчас журналисты услышат и напишут, что вас тут заставляют петь «патриотические» песни.