истории

«Кто-то подходил и говорил: ты мужик! Другие считали, что я предатель» Два года назад Лукашенко удалось остаться у власти только благодаря силовикам — и их жестокости. Вот истории тех, кто отказался участвовать в репрессиях

Источник: «Зеркало»

Ровно два года назад, 9 августа 2020-го, в Беларуси состоялись президентские выборы. По официальным данным, победил Александр Лукашенко, но согласно многочисленным свидетельствам, результаты были сфальсифицированы. В ответ на это по всей стране начались масштабные протесты, которые жестко подавляли силовики. Они разгоняли демонстрации, задерживали и пытали людей в отделениях милиции и следственных изоляторах. Репрессии продолжаются до сих пор — хотя масштабных акций давно нет. Но среди силовиков были и те, кто отказался участвовать в насилии. Открыто рассказать свои истории белорусскому изданию «Зеркало» решились только двое. С разрешения издания «Медуза» публикует рассказы этих людей полностью.

«Если бы знал, что произойдет, не связывал бы жизнь с органами внутренних дел»

44-летний Сергей Курочкин рассказывает о своем профессиональном пути бегло и быстро: в 2000-х работал в Лиде, успел сменить несколько «милицейских должностей», а август 2020-го встретил уже в амплуа старшего оперативного дежурного Ивьевского РОВД.

— Еще тогда все, что происходило в милиции, меня смущало, с течением времени претензии увеличивались. Мне было противно наблюдать за некоторыми вещами, лизоблюдствовать и смотреть в рот начальству. Я сделал вывод, что работа у нас идет не благодаря созданным условиям, а вопреки им, — рассказывает Сергей. — Плюс ко всему ситуация с выборами начинала все обострять. Я понимал, что силовой разгон как в 2010 году опять может повториться, но теперь — в более извращенных формах.

Сергей вспоминает, что за несколько месяцев до президентских выборов 2020 года он все еще был «как и полагается милиционеру — вне политики».

— Начальство всегда пыталось вести эту идеологию красной нитью. Моя работа никак не была связана с политикой. Иногда какие-то соприкосновения с ней по службе были, но это случалось редко, и я всегда понимал, что в очередной раз мое доброе имя используют. Мне не нравилось этим заниматься, и больше повторения таких ошибок не хотелось, — продолжает собеседник. — Мои будни были связаны с расследованием криминала. Я непосредственно занимался делами, которые касались незаконного оборота наркотиков и торговли людьми. И в этом направлении я старался не выходить за рамки. Пытался, наверное, просто уходить от политических вопросов, не развивал эту тему. Но вы же знаете народную мудрость? «Если ты не интересуешься политикой, рано или поздно она заинтересуется тобой».

Позиция Сергея изменилась за полгода до выборов. Мужчина не хотел быть привлечен к силовому разгону протестующих: это то, что никак не соответствовало рабочим обязанностям милиционера.

— За несколько месяцев до 9 августа я уже начал напрягаться. Время от времени моя супруга задавала вопрос: «А что будет? Если тебя поставят со щитами на улице, какое решение ты примешь?» Тогда я определился: переступать черту не собираюсь, если что — воткну щит в землю и скажу, что милиция с народом, — добавляет Сергей. — Внутри самой структуры в это время настроение тоже было нервозное. Выборы, как и любые другие мероприятия в милиции, это как для лошади свадьба. Я решил, что пойду дежурить на какой-нибудь тихий участок, буду наблюдать за происходящим со стороны. Так и произошло. За неделю до выборов, когда избирательные бюллетени поступили в комиссии, все милиционеры собрались в территориальных РОВД и распределились по избирательным участкам. В Ивье я попал на один из них с напарником. Уже тогда наше руководство начало заботиться о «порядке» внутри системы. Появились публичные выступления Караева (глава МВД до 29 октября 2020 года, — прим. «Зеркала»), в которых между строк читалось, что нам дается карт-бланш — нужно просто выполнить команду государства, а оно нас защитит и так далее. Это, естественно, уже настораживало. Проходили ежедневные инструктажи, на которых собиралось руководство, проверяло экипировку. Все это больше и больше набирало обороты. Оставалось только гадать, что будет дальше.

День выборов 9 августа Сергей помнит отлично. Тогда мужчина, как и планировал, пошел дежурить на одном из избирательных участков.

— Я решил, что никаких задержаний проводить не буду. Если что-то случится, максимум — поговорю с человеком. Я знал, что в Ивье всплесков быть не должно, поэтому меня больше волновало то, что происходило на улицах ближе к центрам. И конечно, когда вечером я узнал о насилии, возмутился: это совершенно неправильно! Для чего придумали все эти законы? Для чего мы работали все это время, если все настолько просто? Оказывается, милиция просто должна выполнять команды какого-то одного человека… — рассуждает Сергей. — Когда закончился прием бюллетеней, традиционно по всем РОВД прошла команда: милиционерам нужно оставаться на своих местах. Несмотря на то, что отсутствовал интернет, информация до нас доходила, и по обрывкам новостей можно было понять, что происходит. Было ясно, что по всей стране люди не расходились. Да, они поняли, что у них украли голоса, воспользовались своим правом и решили спросить, почему это произошло. В Ивье чего-то из ряда вон выходящего не было: люди мирно стояли возле райисполкома, без оскорблений выкрикивали лозунги «Жыве Беларусь!». Они просто понимали, что их обманули, и пытались добиться правды. Какой была реакция милиции? Возле участка просто выставили цепочку силовиков. Нужно отдать должное начальнику Ивьевского РОВД — никаких глупых команд он не отдавал. Мы просто стояли и никого не задерживали.

Сергей вспоминает, что ближе к середине ночи люди стали расходиться, но милиционерам было приказано продолжать патрулирование.

— Естественно, все эти команды шли через вышестоящие управления и министерство. Мы оставались на местах, потому что в более крупных регионах все было не так тихо: люди возмущались громче, где-то даже пытались проникнуть в исполком. Поступил клич ехать в Лиду на усиление. Вызвались 10 человек, сказали: «Мы хотим, нам в кайф», — взяли обмундирование, сели в автобус и поехали. Я же сразу отказался, остался на охране РОВД. Около двух часов ночи нас все же отпустили по домам — пояснили, что все успокоилось. Дома я отключил все телефоны, несмотря на то, что так делать было запрещено, и лег спать.

Сергей говорит, следующие два дня выходных он отсыпался — «не брал в руки телефон, на работу мне точно не хотелось».

— В тот момент моя супруга работала в Лидском РОВД в подразделении по гражданству и миграции. Когда я проснулся на второй день после выборов, решил забрать ее со службы. Подошел к зданию милиции — и обомлел. Там столько было народу… ну просто как на площади! Люди сидели избитые, совершенно растерянные, плакали… Я сразу не мог понять, где я нахожусь — на каком-то рынке или в РОВД? Уже тогда стало ясно, что силовики задерживали их очень жестко.

Через два дня мне нужно было заступать на дежурство, в том числе и в местном изоляторе временного содержания. Обычно там находилось несколько человек, задержанных за какое-нибудь мелкое хулиганство. А теперь все камеры были битком забиты протестующими из Лиды. Согласно моим обязанностям, я должен был осматривать каждого человека. Они раздевались — и я видел, что у большинства из них есть телесные повреждения. Кто-то был раскрашен краской, кто-то сидел в порванной одежде… И такая ситуация была везде. В дежурную часть звонили родственники пропавших людей, адвокаты пытались установить их местонахождение… Я постоянно снимал трубки и проверял людей по спискам. Ситуация была для меня совершенно непонятной. Я просто не мог поверить, что людей могли так жестко задерживать… Нервозность моего состояния была максимальной. В конце концов я принял решение: дальше так продолжаться не может, с меня хватит, работать в милиции я не смогу. 19 августа я записал видеообращение к силовикам и составил рапорт на увольнение, — добавляет Сергей.

Об этом решении мужчина рассказывает медленно, пытаясь вспомнить все детали.

— Сейчас я говорю об этом, уже немного успокоившись… Я всегда понимал, что рано или поздно мне придется уйти из милиции. Но когда ты к этому не готовишься и такого крутого поворота от жизни не ждешь, внезапно решиться — это сложно психологически. Мне было нелегко это принять. Спрашивал себя, а как все дальше будет? А как отреагируют люди? А коллеги? Но в итоге ситуация оказалась индикатором, расставила все на свои места… Уже потом стало понятно, кто есть кто, — добавляет Сергей. — После моего видеообращения кто-то из милиционеров подходил ко мне и жал руку, говорил: «Ты мужик!» Другие считали, что я предатель. Я как-то не зацикливался на этих эмоциях, потому что, знаете, у меня вообще не было плана, что делать дальше. Но развивающаяся ситуация, жизненный опыт и чуйка помогли. В августе стала поступать информация, что по моему месту работу начали приходить люди из КГБ, наводили справки. Задавали обычные вопросы — кто я, как характеризуюсь… И я понял, что все это так просто для меня не закончится.

📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.

Сергей говорит, что после того, как он написал рапорт, руководство пообещало уволить его по соглашению сторон. В конце месяца документ рассмотрели, но обещание не сдержали — мужчину уволили за нарушение условий контракта и обязали выплатить деньги за не отработанный до конца контракт.

— Тогда стало ясно: ничего хорошего ни для себя, ни для своей семьи мне ждать точно не стоит. Я обратился в польское консульство за помощью. Подробности ситуации рассказывать не стану, но в итоге мы с женой приняли решение убегать. 10 сентября наша семья уже пересекла белорусскую границу. Как оказалось, мы все сделали вовремя и правильно. Через некоторое время, когда режим немного пришел в себя, я стал фигурантом одного из уголовных дел и был внесен в список террористов.

Сергей говорит, что ни о каком из своих решений он не жалеет. Считает правильным и то, что ушел из милиции именно в августе.

— Сейчас силовики — это просто инструмент Лукашенко. Всю деятельность силовой системы он держит в своих руках. Я начинаю возвращаться к этому — и вот нервничаю и выхожу из себя. Просто не могу понять: как такое возможно? Ну это же не по-человечески, это неправильно! Нельзя так делать — и это все равно происходит, — эмоционально реагирует мужчина. — И те, кто до сих пор находится в этой системе… Мне кажется, многие занимают удобную для себя позицию страуса. Это трусы, люди, которые боятся принять решение, выйти из зоны комфорта: «Нет, я лучше просто закрою глаза и буду делать то, что мне говорят».

Про то, как устроена жизнь Сергея сейчас, он предпочитает много не говорить — «пусть ко мне будет поменьше внимания».

— Могу сказать следующее: я живу в одной из европейских стран, занимаюсь семьей и работаю. Как только приехал сюда, было непросто. Работал и курьером, и водителем по международным перевозкам. Сейчас я ушел немного в другую деятельность: тружусь специалистом в фирме, отвечаю за одно из направлений безопасности. Конечно, моя жизнь кардинально поменялась. Я не мог представить, что мне придется выйти из зоны комфорта, в экстремальных для своей психики условиях бросать вещи в кредитную машину и уезжать. Мне пришлось оставить в Беларуси вообще все. Все то немногое, что заработал… — рассказывает Сергей и тяжело вздыхает. — Но спустя два года я уже понимаю, что работа в милиции хорошо демонстрирует отношение государства к людям в госслужбе. Оставаться там было незачем. Я совершенно не жалею, что принял решение уйти. История не знает сослагательного наклонения, но если бы до 2020 года я знал, что со мной произойдет, я бы и вовсе не связывал жизнь с органами внутренних дел Беларуси.

«Когда в Беларуси произойдут перемены, я бы хотел вернуться домой»

Летом 2020-го тогда еще 35-летний Игорь Лобан работал в Следственном комитете по Гродненской области и занимался расследованием особо важных дел. До августа, когда в Беларуси прошли президентские выборы, политикой мужчина особо не интересовался. Говорит, что понимал: у Лукашенко внутри страны есть серьезная поддержка.

— Да, я осознавал, что предыдущие выборы были неоднократно сфальсифицированы. Но мне казалось, что свои 50% поддержки Лукашенко все же собирал. Поэтому до 2020 года дергаться в этой сфере для меня смысла не было, да и общество было не таким политизированным. Я плыл по течению. А два года назад стало очевидно: народ действительно против власти, на выборах он будет голосовать точно так же. В этот момент мои взгляды стали меняться: стало понятно, что перемены действительно могут произойти.

При этом Игорь рассказывает, что Следственный комитет — это «наиболее интеллектуальное ведомство» в силовых структурах. Мужчина добавляет: большинство его коллег в то время понимали, что политической жизни в стране пора меняться.

— Естественно, я знал людей, которых все устраивало. Благодаря службе они перебрались в областной центр из глубинки, построили себе квартиру за льготный кредит, получали зарплату выше средней по стране. Им вряд ли было бы хорошо на гражданской должности, — улыбается Игорь. — Но 99% людей в нашем ведомстве — люди с высшим образованием, юристы, они видели изменения и были в приподнятом настроении. Когда начался сбор подписей за кандидатов, кто-то делился, что поддерживает Валерия Цепкало, кто-то ратовал за Виктора Бабарико. Однозначно большинство коллег из моего круга общения намерены были голосовать на выборах за Светлану Тихановскую после того, как ее зарегистрировали кандидатом в президенты. В целом была какая-то убежденность, что перемены случатся, что страна пойдет по пути демократического развития. Что касается Следственного комитета… естественно, были и у нас скептики, которые считали, что ничего из этого, скорее всего, не получится. К сожалению, в результате они оказались правы.

Экс-следователь вспоминает, что в августе его коллеги все еще подробно обсуждали задержание Виктора Бабарико. По словам Игоря, уже тогда многие люди в ведомстве считали: это — политический заказ.

— Я отлично помню и само девятое августа. Тогда меня как раз поставили дежурить. Я заранее предвидел, что будет что-то нехорошее, и чтобы не участвовать в каких-то противоправных действиях со стороны силового блока, написал рапорт на отпуск. По закону уже в полночь десятого числа я мог уйти со службы. Когда начались протесты и задержания людей, меня решили отправить на место политических акций. А я просто сказал, что я в отпуске и никуда не поеду. Ушел домой, — рассказывает Игорь Лобан.

Во время отпуска мужчина выходил на протесты в центре Гродно. Правда, свое участие в них он никак не афишировал.

— В городе пропадал интернет, и когда он появился и стали всплывать свидетельства пыток и применения чрезмерного насилия в отношении людей, я опубликовал пост в инстаграме, осудил действия силовиков и обратился к Караеву. Я не знал, какой будет реакция, но в итоге увидел огромную волну поддержки от коллег. Затем я вышел на площадь в Гродно, дал интервью независимым СМИ. И с этого началась моя история, — вздыхает Игорь. — Когда протесты стали угасать, стало понятно, что первыми, за кого возьмутся силовики, станут активисты и их коллеги, заявившие о своей позиции. Именно по этой причине я решил, что мне пора уезжать.

Перед отъездом в Польшу Игорь направил почтой на работу рапорт со всеми нужными документами: надеялся, что с силовым ведомством он попрощается «по соглашению сторон» (в итоге его уволили по статье за прогул). 28 августа он и его семья уже пересекли государственную границу.

— Хорошо, что жену и двоих детей я вывез вместе с собой и не оставил в заложниках. Я думал, что уезжаю на несколько месяцев, что протест будет развиваться и победит, что я смогу вернуться. На тот момент у меня даже не было никакого плана — мы выезжали, грубо говоря, в пустоту. Я обратился за международной защитой, потому что понимал, что без этого Беларусь будет пытаться направлять запросы через Интерпол и просить моей экстрадиции. Именно по этой причине какое-то время мне пришлось пожить в лагере для беженцев. Этот этап в своей жизни я буду помнить долго: условия там были не самыми лучшими. Я выезжал с детьми, и одному из них на тот момент было 3,5 месяца.

Сейчас Игорь Лобан продолжает жить в Польше и старается «чего-то добиться». А в Европейском союзе, по его словам, для этого есть много возможностей.

— После лагеря мы какое-то время проживали в семейном хостеле, потом, по мере трудоустройства, сняли квартиру. Старший ребенок пошел в польский сад, начал учить язык. Младшенький пока с матерью, с моей женой — он маленький, его никуда не отправишь, — рассказывает Игорь. — Да, сначала приходилось везде работать, где-то ужиматься, тратить какие-то сбережения, которые увозил с собой. Для обеспечения себя и своей семьи неквалифицированной работой я никогда не брезговал. А ее в Польше хватает. Ну а сейчас потихоньку все налаживается. Не стану говорить, кем именно я работаю. Скажу лишь, что сижу в офисе, все стабильно. На нормальную обычную жизнь хватает, в очередях в секонд-хенде не стою, питаюсь лучше, чем в Беларуси. В экономическом плане хуже я жить не стал.

При этом Игорь добавляет, что с августа 2020 года он ни разу не жалел о том, что ушел из Следственного комитета.

— Кто может предугадать свою судьбу наперед? Никто. Не мог это сделать и я. Но в том августе нужно было решать: проявишь ли ты свою позицию или будешь сожалеть о том, чего не сделал. Я знаю, что я гнобил бы себя, сидя на той же должности и продолжая выполнять приказы. Может быть, этот принцип сейчас пафосно звучит, но я руководствовался именно им: делай что должен и будь что будет. Нет худа без добра: на данный момент моя жизнь стабилизирована.

Я смотрю на силовые ведомства сейчас — и понимаю, что эти ребята просто выслуживаются. Сейчас мы спокойно говорим о том, что протест подавлен и предпосылок для него нет. И на этом фоне силовики чувствуют свою вседозволенность, отсюда берется их жесткость. Люди ко всему привыкают: и к хорошему, и к плохому. И если в начале проявления этой жести воспринимались с ужасом, сейчас репрессии уже ни для для кого не в новинку. Те, кто не сталкивается по работе с политическими делами, успокаивают себя, что они напрямую ни в чем таком не задействованы, ничего не делают. А потому остаются на местах и не думают уходить.

Игорь признается, что сейчас он старается позитивно думать о будущем — даже несмотря на то, что в отношении него заведены уголовные дела, а на имущество его родственников наложен арест.

— Первый раз Генпрокуратура возбудила уголовное дело в отношении меня якобы за разжигание ненависти за один из стримов BYPOL (Игорь — один из представителей инициативы, созданной бывшими силовиками для противодействия белорусским властям, — прим. «Зеркала»). Второе дело было заведено якобы за какой-то там терроризм — тогда силовики заявили, что BYPOL готовил в Беларуси теракт. Я воспринимаю это просто как очередной этап давления, но не отчаиваюсь: если бы я тогда не принял решение уйти, я бы не смог жить спокойно, — говорит мужчина. — Поэтому — какое сожаление? Никто не вечен, рано или поздно зло закончится, и в любом случае мы к чему-то придем. Я не знаю, как изменится моя жизнь, на каком этапе я буду, но когда в Беларуси произойдут перемены… Наверное, я бы хотел вернуться домой.