разбор

Заслуживает ли российская власть нашего гнева? Максим Трудолюбов рассказывает, как политики крадут эмоции людей. И советует книги, помогающие их вернуть

Источник: Meduza

Социологи фиксируют: у большинства граждан России больше не вызывают возмущения разоблачения коррупции, новости о сфабрикованных делах и незаконных арестах. Одна из причин «бесчувствия» российского общества, вероятно, в том, что мы знаем о чиновниках и государственной элите не слишком мало, а слишком много — и новые знания давно перестали шокировать. Но есть и другая причина: чувство возмущения перехвачено государственными СМИ и заменено искусственно сгенерированным медийным гневом, которым наполнены российские телеканалы. Нужно ли возвращать гнев себе, пытается выяснить редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов.

Российские власти используют имеющиеся в их распоряжении СМИ, чтобы присвоить себе эмоции возмущения, гнева, даже ненависти и направлять их — сверху вниз — на выбранные руководством государства мишени.

Для европейского Нового времени была характерна обратная направленность гнева — снизу вверх: «народный гнев» был обращен на монархов и правительства. Хотя образцом здесь служил библейский гнев с самого «верха»: в Библии «гнев» и даже «ярость» — прерогативы Бога. Эти чувства направлены против человеческих грехов, идолопоклонства и непослушания (Втор. 1:34). О грядущих приступах Божьего гнева людям сообщают пророки (Ис. 26:20). Пророки Нового времени — революционеры и политики — стали использовать эти хорошо знакомые европейцам образы как метафоры. Право гневаться вместо Бога получил народ, прегрешения приписывались правителям, в роли справедливого наказания выступала революция.

Например, словосочетание «гроздья гнева», известное в России благодаря одноименному роману Джона Стейнбека, — цитата из Боевого гимна республики, патриотической песни, популярной у северян в годы американской Гражданской войны. Эти слова изначально связаны с Откровением Иоанна Богослова (Откр. 14:18–20). Стейнбек превращает Божий гнев в народный: «В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева — тяжелые гроздья, и дозревать им теперь уже недолго».

Комиссары народного гнева

Русские революционные демократы, народники, анархисты, социал-демократы тоже стремились спустить гнев на землю и сделать его «народным», идущим снизу вверх, а не сверху вниз. «Гнев божий — конечно, фикция, но народный гнев не является таковою, — писал основоположник анархизма Михаил Бакунин в своей „Защитительной записке“ 1849–1850 годов. — Над положительным правом, милостивый государь, стоит более высокое право истории, и последнее страшно мстит за попранное достоинство народов».

Оппозиционные публицисты и теоретики революции десятилетиями работали над тем, чтобы создать в обществе атмосферу неприятия основ государственного устройства. Для этого недовольство общества частными случаями несправедливости, «отдельными недостатками» системы нужно было перенаправить на систему в целом. «Понимаю, что человек, у которого потонул корабль со всем имуществом его, благороден, перенося просто то, что вне сферы разума и его воли, но резигнации, когда бьют в рожу, я не понимаю и люблю свой гнев столько же, сколько ты свой покой, — писал Александр Герцен своему другу Николаю Огареву в 1840-е годы. — „Частный случай“! Конечно, все, что случается не с целым племенем, можно назвать частным случаем, но я думаю, есть повыше точка зрения».

Марксисты конца XIX — начала XX веков и, в частности, большевики во главе с Владимиром Лениным еще интенсивнее сосредоточились на убеждении общества в том, что исправить положение народа полумерами, вроде профсоюзных движений или парламентской деятельности, нельзя. Нужно менять общественный строй. Первую Государственную думу, просуществовавшую с конца апреля по июль 1906 года, современники называли «Думой народного гнева». Представления о провалах реформ и непрерывном «обнищании народных масс» противоречили фактам происходившей в России модернизации, но утвердившиеся настроения трудно было изменить. Ко времени русских революций начала ХХ века радикально критический взгляд на правительство и самодержавие как политическую систему доминировал в публичной сфере и был причиной крайне невысокой поддержки государства (см. описание книги историка Михаила Давыдова «Двадцать лет до Великой войны» в конце текста).

«Завершается восстанием гнева нарастание», — писал Владимир Маяковский в поэме «Владимир Ильич Ленин».

Вожди народного гнева

В ХХ веке умение манипулировать общественным недовольством, гневом и ненавистью стало непременным условием утверждения вождистских и популистских режимов. Создавать их помогали две ключевых «технологии»: во-первых, вышедший из народа, не имеющий политического опыта лидер противопоставлял себя властной элите — а во-вторых, он завоевывал поддержку недовольной и разгневанной части населения. Этот подход позволял вождям фашистских режимов десятилетиями удерживаться во главе государств. Мобилизации гнева помогали постоянные напоминания о великих победах прошлого, распространение историй об обидах, нанесенных нации ее противниками, и, конечно, умение фокусировать внимание общества на врагах.

Враги необходимы вождистским и персоналистским режимам, потому что вождь и его окружение должны оставаться народными любимцами. Что бы ни происходило со страной, народ должен быть обиженным и разгневанным, а политические руководители — твердыми и мстительными. Все победы в такой системе должны записываться на счет вождя, а все поражения и проблемы — объясняться происками носителей чуждых ценностей или «иностранных агентов». Внутренняя политика при этом подходе превращается в непрерывную «справедливую войну», которую от имени народа вождь ведет с врагами.

«Технологии» мобилизации возмущения не ушли в прошлое. Они вернулись в политику на протяжении минувших двух десятилетий в страны самых разных культур: Филиппины, Венгрию, Бразилию, США и многие другие. Политики, которых называют «популистами», пересоздали старые подходы на новом историческом этапе. Политолог Кас Мудде, один из самых авторитетных исследователей популизма, определяет это явление так: популисты делят общество на две противостоящие друг другу гомогенные группы — «чистый народ» и «коррумпированную элиту».

Приняв это определение, мы приходим к нескольким следствиям, отмечают экономисты Сергей Гуриев и Элиас Папаиоанну в обзорной статье о популизме (см. описание их статьи The Political Economy of Populism в конце текста). Популизм оказывается не идеологией или программой, направленной в будущее, а скорее «теорией», объясняющей изъяны современности. Стоит их устранить — и все изменится само собой.

Программные социально-экономические цели для популистов второстепенны. Им важнее постоянно утверждать моральное превосходство народа над элитами. Политика здесь сводится к постоянному подавлению этих элит, которым занимается лидер, предстающий непосредственным исполнителем воли народа. Сама эта воля не может быть многовекторной, а значит, не остается места ни для внутренних различий, ни для плюрализма мнений, ни для защиты меньшинств. Единство народа и его прямая связь с лидером требует отказа от сдержек и противовесов, таких как разделение властей и независимый суд. Институты такого рода популисты представляют обществу как инструменты коррумпированной элиты или внешнего влияния.

Технологи народного гнева

Если посмотреть на действия российских властей с учетом всего сказанного, видно, насколько богатый и разнообразный репертуар вождистских и популистских технологий задействован для удержания власти в России. Здесь и прямая, поверх всех представительных органов, связь лидера с народом («прямые линии» президента Путина — символ этого подхода), и приоритет единства, и отказ от сдержек и противовесов, и культивация национальных обид, и отказ от ясной социально-экономической программы, и напоминания о великих победах, и перевод критического внимания общества — чувств возмущения и гнева — с высокопоставленных чиновников на их «врагов» из числа активистов и СМИ.

Последнее — логично. Поскольку коррумпированной элиты, по официальной версии, в России нет, а режим создает себе имидж партизанского отряда в войне с космополитической мировой элитой, то лучи гнева приходится направлять куда-то вовне — на соседей, заокеанских врагов и их «агентов» в стране. Нескончаемый крик в теле- и радиошоу — современное проявление старой вождистской технологии взращивания врага с одновременным выкручиванием «ручки» эмоций до предела. Принципиальное отличие нынешней формы этой технологии от модернизма ХХ века в том, что используемый властями «народный гнев» — это постмодернистская искусственная конструкция, не имеющая под собой никакой идеологической основы. Стимулируя гнев, власти не пытаются с его помощью разрешить какой-либо социальный конфликт. Наоборот, этот гнев должен подчеркнуть, что никаких конфликтов, кроме как с внешним миром, нет, а общество едино как никогда.

Попытки перенаправить ту же эмоцию обратно на власть государство встречает предсказуемо жестким отпором. История Алексея Навального и его антикоррупционных организаций — наиболее яркий тому пример. Государство и его пропагандистов, пребывающих в постоянной «гневной» истерике, не перекричать. Для каждого отдельного человека слишком велик риск, что показательный «гнев» и оправданные им репрессии могут обрушиться лично на него.

Трудно осуждать тех, кто в этих условиях настраивает себя на созерцательный лад. Тех, кто приходит к выводу, что лучше погасить гнев и сосредоточиться на том, что можно реально изменить. Об этом есть известная молитва Рейнхольда Нибура: «Боже, даруй мне душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого!» Она, в свою очередь, восходит к стоической мудрости, согласно которой беспокоиться стоит только о том, что зависит от нас, а о том, что не зависит, беспокоиться не стоит. При этом стремление к расширению поля тех вещей, которые зависят, вполне достойное. 

Есть чувства, которые скорее отравляют человека изнутри, чем меняют ситуацию вовне. Гнев, если его не удается преобразовать в позитивную энергию изменений, способен отравить.

С этого начинается стихотворение «Древо яда» английского поэта, художника и мистика Уильяма Блейка (1757–1827):

В переводе Самуила Маршака это звучит так:

Лирический герой продолжает скрывать гнев на врага, питать гнев в себе — но читатель, привыкший избегать этого чувства, обманывается в своих ожиданиях, что гнев отравит самого героя. В саду вырастает такое красивое дерево, что враг не может устоять против его вида, забирается в сад, съедает отравленное гневом яблоко — и погибает.

Каждый сам, видимо, должен решать: гасить ли гнев или копить его — в ожидании, что враг уже не сможет его игнорировать, а неизбежное столкновение станет для врага смертельно опасным.

Что еще об этом почитать

Давыдов М. Двадцать лет до Великой войны: российская модернизация Витте — Столыпина. СПб.: Алетейя, 2018

Историк Михаил Давыдов взялся в этой объемной работе опровергнуть мифы о пореформенной России, заложенные в сознание российского общества оппозиционными публицистами второй половины XIX — начала XX века и породившие мем «народного гнева». Книга дает энциклопедический обзор основных социальных и экономических изменений в жизни страны, происходивших в последние десятилетия перед Первой мировой войной.

Guriev S., Papaioannou E. The Political Economy of Populism

Обзорная статья, синтезирующая всю важнейшую научную литературу о популизме и предлагающая целостный взгляд на это явление. Читается как набросок книги. Препринт статьи доступен на сайте SSRN.

Марк Аврелий Антонин. Размышления. Пер. и прим. А. К. Гаврилова. (Серия «Литературные памятники»). Л.: Наука, 1985

Личные записки императора Марка Аврелия, отражающие процесс его работы над собой в соответствии с принципами стоического учения, последователем которого он был. Вот отрывок, иллюстрирующий одну из важнейших идей стоицизма: «Не лучше ли распоряжаться свободно тем, что от тебя зависит, чем рабски и приниженно быть небезразличным к тому, что не зависит от тебя? И кто сказал тебе, будто боги не поддерживают нас и в том, что от нас же зависит?»